не жрет животных, падаль : Дорогой дневник

Олег Михайлович нарисовал еще одну единицу…
Цифра, число ставшее вечным спутником его сонливой жизни, верным как горечь во рту. Дорогой дневник, напутствия и мемуары заменятся лаконичностью цифры. 4383 страницы скромного содержания – единицами измерения тоски написана история сонливой судьбы Олега Михайловича. 12 лет единиц. 12 лет одиночества.
Сидя на кухне, сейчас, он прекрасно понимал, что внутренний диалог, который он вел со своим дневником, исчерпан. Исчерпан давно, и желания попытаться обжечься новыми духовными впечатлениями не возникало. Пожелтевшими от табака пальцами, он задушил очередную сигарету в пепельнице, что символизировало окончание откровений с дневником. Что еще сказать? То ли лень, то ли привычка, возможно даже системное отношение к жизненным фактам – все это подтолкнуло сменить пылкость юных словоизлияний, которыми он испещрял первые свои дневники, на двоичный код деловой переписки. Волны тестостерона, первые впечатления от знакомства с жизнью уступили места констатации факта. В единицах, которые Олег Михайлович скрупулезно вписывал в дневник, содержалась исчерпывающаяся информация о нем, сведения, аккумулированные всей его жизнью.

Олег Михайлович – консерватор, ретроград и сторонник классических представлений о застывших позах. Если бы он жил в Англии он регулярно бы голосовал за тори, выполняя ритуал и отправляя культы устоявшимся ценностям. Он не был женат и у него не было детей, иногда он думал, что и родителей у него тоже не было, он - рассказанная самому себе история.

Олег Михайлович упорно верил в загробную жизнь, так как был, по его собственному мнению, ее непосредственным свидетелем, очевидцем собственной духовной кончины. 4383 страницы назад он похоронил всего себя со всеми пожитками на дне маленькой кухни с белыми стенами и окном во двор. Он знал, что иногда на небе загораются миллионы звезд, но не считал их появление поводом для романтических настроений.
Олег Михайлович – оказался прагматиком – рабом своего тупого вопроса – зачем? Зачем смотреть на небо и пытаться считать небесные тела, если в этом нет прикладного смысла, чем помогут эти сокровенные знания в бухгалтерии, которой Олег Михайлович всецело посвятил свою сонную жизнь. Зачем распалятся в монологах, если все можно выразить в цифре. Свою же профессию он воспринимал исключительно, как забавный повод разрядить пистолет.

Дорогой дневник, кажется я уже мертв…

Олег Михайлович прицелился и самоотверженно плюнул в открытую банку с солеными огурцами, тем самым, максимально энергично выразив свой протест.
Попал.

Кухонная революция, бунт на 9 метрах затхлого пространства, казались Олегу Михайловичу естественной формой существования любой материи, основанной на углероде. Он терпел унижения и шел ко дну, как пробитый насквозь Титаник, его персональное дно находилось здесь – на кухне, где он выражал свое недовольство, стесняясь посвятить в свои тайны даже дневник. Отравленные огурцы больше не послужат питанием никому, это кумачовый флаг, который в ответ обществу потребления, Олег Михайлович упорно ткал в на 9 метрах своего жизненного пространства.

Олег Михайлович очень рано осознал бесперспективность притязаний и невыполнимость желаний, сопровождающие их мысли и попытки самоанализа – Олег Михайлович посчитал атавизмом, которого постарался в дальнейшем избежать. Олег Михайлович – искренне полагал, что он просветленный буддист, которого, несомненно, ждет сансара.

Его духовному становлению мешало одно неистребимое желание, которое не уходило с возрастом, но трансформировалось во все новые и более пошлые изощренные формы. Размножаться.
Олег Михайлович страстно желал размножаться, при этом страшно боясь исторических последствий своей заскорузлой страсти. Семейные портреты собственных потенциально возможных отпрысков, заставляли Олега Михайловича просыпаться по ночам в холодном поту. Он стеснялся своего естественного и от того не слишком духовного и благородного порыва, но обречь себя на воздержание не имел возможности.

Несмотря на посещающие его кармические просветления, он волком смотрел в сторону молоденьких бухгалтерш, испытывая неприятные бурления в паху и жутко этого стесняясь.

Сегодня он тайком пригласил на свидание Лидочку, маленькую мальчикоподобную бухгалтершу, которая искала в каждом мужчине отца. Олег Михайлович искал другого, с отцовскими обязанностями он, трезво оценивая свои силы, вряд ли справился, но свой возраст, а также манеру делать умное лицо и поднимать указательный палец вверх, произнося, короткие народные мудрости в середине разговора, Олег Михайлович намеревался использовать в качестве скромного феромона.

Олег Михайлович не пытался прочесть в ее глазах преданность, ему было достаточно осознавать половые различия. Он не хотел видеть ее глаз, он боялся их, как и всех других глаз на свете, он прятал свой взгляд там, куда хотел попасть – он не смотрел выше пояса. Олегу Михайловичу было непринципиально, что привлекает Лидочку в нем, он давно перестал оценивать себя по критическим для женщин параметрам – он знал одно – он одинок, а на каждой странице его дневника – единицы.

Лидочка поднялась на его этаж и в замешательстве остановилась у его двери, вдыхая запах мертвого тела умирающего на глазах дома. Зловещий аромат, пропитанный ассоциациями всех детских лет всех людей на свете, здесь есть все оттенки знакомые людям. Архетипы детства. Лидочка нашла свой и сейчас наслаждалась атмосферой, не решаясь разрушить нахлынувший на нее мир детства звонком в дверь. Она узнала запах дома, который к несчастью оказался компонентом зловонного дыхания потресковавшегося пятиэтажного скворечника, в котором обитал ее будущий растлитель Олег Михайлович. Лидочка не знала мужчин и была доверчива, кредит ее доверия Олегу Михайловичу исчислялся астрономической суммой, этот старый потасканный бухгалтер стал для нее моделью отца, подарив ей напоследок глоток детских воспоминаний.

Бухгалтер уже задыхался за дверью, наблюдая в глазок то, что никогда не мог позволить себе на работ: он хищно всматривался в ее нежно лицо, не знавшее трехдневной щетины, ее изящный носик – не вдыхавший грубый запах алкоголя и грошовой закуски, ее глаза, не видевшие голого мужчины и ее рот, еще не знавший его плоти.
Олег Михайлович трепетал.

Лидочка позвонила в дверь, ожидая невероятных открытий, новых пространств для познания, он не скрывала своего нетерпения. Ей хотелось рассказать коллеге, какую короткую жизнь она прожила, как мало слов сказала, и как еще меньше из них было услышано… ее сердце билось быстрее, она ждала поворота ключа.

Олег Михайлович не имел физической возможности открыть дверь – у него заняты руки. Сейчас он не склонен был романтизировать – он был всецело поглощен самопознанием. Он не знал о чем говорить с ней и не хотел ее слушать, он не сумеет очаровать ее, так как ему лень искать к ее сердцу тот единственный ключ. Он знал, что шанса увидеть ее еще раз после их свидания не представиться – и он использовал время ее ожидания единственным известным ему способом – он дрочил.

Лидочка забеспокоилась, своим бегающим детским взглядом подарив Олегу Михайловичу решающий импульс. Едва достигнув экстатического чувства, Олег Михайлович жутко засмущался и, трусливо поджав колени, убежал на кухню, стараясь не издавать лишних звуков и сохранять иллюзию пустой квартиры.

Олег Михайлович сидит на кухне, вдыхая едкий дым сигареты после секса, его легкие увеличиваются и сокращаются в такт тяжелому дыханию. Он стряхивает капли пота со лба. Полная иллюзия и аутентичность. Одурманенный дымом, Олег Михайлович погружается в тягостную истому, сонливая жизнь продолжает свой ход.

Олег Михайлович улыбается.

Его дверь молчит
Олег Михайлович нарисовал еще одну единицу…
4834 знака.
_________________________
Не жрите жывотных – они вас тоже не любят