игорь к. : Квасной патриотизм

Квасной патриотизм

История первая. 1985 год.

- Окрошки хочешь? – спрашивает бабушка. Отказываться глупо. Конечно, хочу.
- Тогда хватай бидон и вперед за квасом.
Сандалии трут пятки. Идти лень. Но я отлично понимаю: откажусь – окрошки не будет. Придется есть что-то другое; возможно, вчерашний куриный бульон. Ничего не имею против, однако не сегодня. Слишком жарко. Нехотя влезаю в жесткую обувь, беру тару, выхожу на улицу.
Путь до бочки не близкий – пересечь двор, сто метров по разбитой дороге; обогнуть серый «корабль», повернуть направо. У магазина две бочки – желтая (молочная) и серебристая. Продавец отсутствует, на кранике цепь; сбоку картонная табличка «Кваса нет». Зато есть молоко – очередь тянется до автомата с газировкой, а это метров десять. Хорошо, что мне сюда не нужно. И плохо, что нет кваса. Захожу в магазин, покупаю черносмородиновое мороженое.
- Здорово, – сверху вниз на меня смотрит улыбающаяся рожа Юрика. Юрик из Ижевска, в Новгороде гостит у деда с бабкой – как и я. Собственно, это единственное, что нас сближает. Юрик общительный парень, но его слишком много. Еще Юрик непонятно говорит; очень быстро. Меня раздражает его манера сюсюкать. Взрослый вроде парень – почти тринадцать – а как баба. Я с ним не дружу. Просто общаюсь.
- Ты чего с бидоном? Квасу-то нет, - сообщает он мне.
- А нам домой не звонят и не докладывают.
И тут же роняю крышку от бидона. Крышка звонко катится по полу.
- Не поваляешь – не попьешь, - ехидно комментирует Юрик. И добавляет:
- Квас есть у галантереи.
- Откуда знаешь?
Ижевчанин достает из кармана пластик «Апельсиновой» жвачки:
- А мы только что там рядом были - с братом. В прокат ходили, велик брали. Он потом домой покатил – его посрать прижало - а я за мороженкой сюда двинул.
- Ясно. Ну бывай.
Надев крышку на мизинец, выхожу на улицу. Юрик скачет следом:
- Чего ты как чужой-то, Игорька?
Скачет и почему-то хихикает. Дебил.
До галантереи идти минут пятнадцать. По жаре, мимо поликлиники, за которой обычно «висит» гопота. Зато через два дома стоит газетный ларек, там продаются марки. Это серьезный аргумент. Да и раз вышел, возвращаться с пустыми руками не хочется.
Ускоряю шаг. В одной руке неудобный бидон, в другой мороженое. А вот и бочка – на той стороне улицы. Однако там пусто… Перебегаю дорогу на красный – все равно ни одной машины, выходной, пидармерия на дачах. И действительно, бочка закрыта. Растерянно толкусь рядом, и даже гопники меня не пугают. Что за хуйня. Неужели все кончилось, пока я шел? Или Юрик меня обманул?
- А квас был сегодня, не знаете? – интересуюсь у бабки, сидящей на скамейке у поликлиники.
- Да закрыты они второй день уже. Паразиты. Я бы сходила к магазину, да ноги больные, не дойду. А ты сбегай, сынок, может, там есть?
- Только что оттуда.
Поворачиваюсь и бреду к себе. Прикидываю, что мне сделать с Юриком. Может, бидоном по голове дать суке? Козел, блядь.
Уныло вползаю во двор. С горки машет мне рукой Димка.
- Хело! – Димка ловко гасит спизженую из отцовской пачки «космосину». Ему двенадцать, и он вовсю курит.
- Ты где шлялся? Тебя бабка с балкона искала.
- Да я…
Не успеваю открыть рот, чтобы все рассказать другу, как Димка, смеясь, сообщает новость: у ижевчан срезали велосипед. Мелкий прикатил на нем к дому, затащил в подъезд и побежал наверх, тут нарисовался старший, решил прокатиться «до поликлиники», однако не успел. Доехал до школы, там велик и отобрали. Кто подрезал, Юрик не знает. Теперь огребет пиздюлей – велик-то из проката.
- Я знаю, зачем этот гандон к поликлинике собирался.
- Зачем?
- На меня, чмо, хотел посмотреть. Посмеяться.
- Нахуя? – Димон щурится.
- Есть, Дима, справедливость в этом мире. Пойду домой, поем куриного бульону.
- На такой жаре?
- В самый раз, братишка. В самый раз.

История вторая. 1986 год.

В Ленинграде я квас не пил. Вообще, дома я мало что делал из того, чем занимался летом в Новгороде. Не купался (где купаться? Тащиться за город?), во дворе толком не гулял. Все друзья были там. Уж так вышло. А с квасом было следующее.
- Больше мы квас не пьем! И не смей его покупать, понял? – сказала мне в один непрекрасный день бабушка.
- А что такое-то?
- Слушай ты ее больше, - вмешался дед. – Чего ты парня пугаешь.
Бабка гневно тряхнула головой. Была у нее такая особенность – когда она злилась, взмахивала седой челкой.
- В общем, так. Не покупать. Увижу – плохо будет. А ты ему денег не давай.
И ушла на кухню. Я посмотрел на деда. Дед оторвался от газетной простыни:
- В городе говорят - квас плохой. Придумали, будто на заводе в чан с квасом мужик пьяный упал.
- И чего?
- Да ничего. Слушай больше.
Дед зашелестел «Новгородской правдой», давая понять, что разговор окончен.
Я дочитал страницу скучной книжки, взял куртку и выскочил на улицу.
– Помни про квас! – крикнула мне бабушка в окно.
Дремавшая на скамейке у подъезда Таня с третьего этажа очнулась, посмотрела по сторонам; заметив меня, она вытерла нос рукавом:
- Помни про квас, Игорек, бабушка права. Я своим тоже сказала – не пить.
- Так что случилось-то, теть Тань?
Но Татьяну вновь сморило.
Обогнув сметанную лужу с баночными осколками, я двинул в сторону горки. Димки, Саши, Ирки и Юльки там не было. Значит, в беседке, в соседнем дворе – больше им быть негде. Уехать купаться или пойти смотреть «Одиночное плавание» они без меня никак не могли. Значит, в беседке. Однако их не оказалось и там. Зато там возлежал Илья, игравший сам с собой в магнитные шахматы.
- Илья, где все?
- У магазина. Пьют квас.
- Так его это... пить нельзя вроде.
- Продают же. Выходит, можно. Вот они и пьют. Давно там торчат. Решили посмотреть, кто еще такой смелый.
- А чего с квасом? Дед сказал, какой-то мужик в чане утонул.
- Не знаю, я квас не пью – у меня от него живот болит. – Илья похлопал себя по модной румынской футболке. - Но мать говорит, отравленный. А Дима всех сгоношил проверить. Умный.
Направляюсь к бочке. В кармане тридцать копеек – вчерашняя сдача. На квас хватит.
Дружки за углом. Сидят на решетке. Сашка ржет, девки тоже. Димы нет.
- Куда дели пацана? – интересуюсь. Ржут еще сильней.
- Где, Дима, блин? Че вы как кони?
- Он четвертую дуть начал... – валится на серый асфальт Сашка.
- И че?
- Короче, допивает он, а у него уже из носу льется, - объясняет Ирка.
- Что льется?
- Квас, что!
- И где он?
- Его одновременно и тошнить стало, и ссать скрутило. Вот он и поскакал туда..., - впадает она в истерику.
Иду в направлении кустов.
- Димон, ты здесь?
- Ахр...
- Худо тебе?
- Да блядь...
- Нахуя ты пил! Может, он и вправду отравленный.
- Может. Ебаный пиздец.
У бочки тихо. Продавшица сидит, обмахивается веером из газеты.
- Большую.
- Вот мальчик молодец! Придумали ерунду, сами себя пугают. На.
Отхожу в сторону. Пью большими глотками. Квас вкусный и холодный. Думаю не о том, что он отравлен, а о том, как бы не застудить горло. Да черт с ним.
- Ах ты поганец! – оборачиваюсь и вижу бабку. Она выхватывает из моих рук кружку, выливает остатки, и начинает кричать на продавщицу. Появляется Димка, остальные; мы незаметно сматываемся в соседний двор, где садимся играть в карты.
Спустя два часа темнеет. А мы не дохнем и не дохнем. Разве что Димон каждые полчаса бегает ссать. Хороший квас. Только вот поесть бы. В предвкушении семейных скандалов расходимся. Дед смеется, бабка со мной принципиально не разговаривает (и на следующий день тоже). Однако все живы. Пока.
Спустя четыре года Саша погибнет – поедет с однокурсниками в экспедицию в Крым и свалится с веревочного мостика. Спустя еще четыре года не станет Ирки – она выбросится из окна после того, как ее бросит ухажер. Но квас здесь не при чем.

История третья. 2005 год.

У Севы два месяца назад родился сын. Это сильно нарушило привычный быт моего приятеля. Крик, пеленки, бесонные ночи в спальном мешке на кухне (в единственной комнате - жена с младенцем). Однако кулинарным экспериментам сын, как ни странно, не помешал. Как-то вечером звонок.
- Угадай, что я делаю?
- Не знаю. Показываешь Тимофею порнуху.
- Пошел ты в жопу. Я квас готовлю.
- В смысле?
- В прямом. Купил дрожжи, теперь варганю.
На следующий день звоню уже я:
- Ну как квас?
- Отлично.
- Похоже на тот, советский?
- Один в один.

Приехали.