не жрет животных, падаль : Обман сердцебиения

Андрей полностью разделял теорию относительности Эйнштейна в части, касающейся относительности времени, прекрасно осознавая, что отдельно взятая хронологическая секунда, может длиться годы в определенных ситуациях. Механически чувствуя вращение секундной стрелки всем телом, он сгорал в нетерпении: перед его взглядом плыли опаленные его лихорадкой стены незнакомых домов, зыбкие границы неизвестных кварталов, с каждым вдохом, синхронизированным с часовым механизмом, в нос бил запах летнего вечера. К привычной пряности иссушенной дневным солнцепеком травы сегодня тяжелым афродизиаком примешивалась мускусная нотка захватившей его страсти. Страсть. Влажные ладони, тяжелое дыхание, помутневший взгляд сквозь полузакрытые веки – все к ней, все в ее сторону: к ней домой, в ее глаза, в ее губы…

Дальше рваный темп багряными искрами на спиралью скрученных простынях. Забытье в ее теле, ударами сердца, одна за другой минуты тонут в запахе ее мокрых волос. Вкус соли, как будто забытой морской водой, на ее купающейся в стонах коже. Мягкая машина движений навстречу по скользким волнам, поглощающих друг друга. Беззвучный шепот ненужных команд, тонкое электричество, взорванное озоном между губами. Гладкие вспышки молниеносных фигур в неподвижном воздухе, разрезанном стробоскопической ночной панорамой из слепого ночного окна. Ломаный выдох в тесных объятиях.

Она тянется к сумочке и Андрей замечает, как на ее руке, ухватившей пачку сигарет блестят, растворяясь на кончиках невидимых волосков, мельчайшие капли влажной нежности. Они придают ее усталой замедленности восковой оттенок статичной картины. Лишь бы она не открывала рот – молился про себя Андрей, гладя на то, как она чиркает зажигалкой в попытках прикурить, тем самым, стряхивая с себя последние следы ночного очарования. Когда она вот так, по бытовому, оживает после их первой ночи, он отчаянно хочет вернуться назад. Ей удается зажечь сигарету, и она глубоко затягивается, выпуская тонкую струйку дыма с остатками его выдохов, оставленных в ней поцелуями. Секунды играют против него, отсчитывая мгновения до возвращения брезгливого отвращения к ее болтовне и нелепым привычкам. Он знаком с ней неделю и уже ненавидит ее жизнь после.

- Курить будешь? – спрашивает она, пропавшим от украденного дыхания голосом, протягиваю раскрытую пачку. Андрей вытянул сигарету, как соломинку, и, зажмурившись, высохшими губами втянул в легкие едкий дым.

Через месяц он думал, что любит ее, когда делал ей предложение и скованными от волнения пальцами надевал на ее безымянный палец кольцо, когда смотрел на очертания ее лица и ждущий чего-то взгляд через белые своды фаты.

Он думал, что по-прежнему любит ее через месяцы совместного быта с тонкой примесью угасающей день ото дня страсти. Припадающее ежедневно, шаг за шагом очарование первых встреч обнажало все больше мелких недостатков, которые, скапливаясь в его терпении, готовились сломать Андрея изнутри.

Он начал сомневаться в искренности своего чувства, наблюдая за тем, как она гладит его рубашки, неряшливо сдувая челку с влажного от жары лба. Он стал забывать о том, какой привлекательной она казалась ему несколько лет назад, все чаще избегая ее прикосновений. Он пытался, но не мог вернуть себе уже почти забытое ощущение моря, соленого бриза застывшего на ее коже. Он пытался.

Он думал, что все возможно вернуть, когда смотрел на ее заживающие шрамы и тающие под кожей кровоподтеки – вся палитра эмоций, как губка сдавленная его яростью, проливалась темными пятнами на ее бледную жизнь.

Он был уверен, в том, что почти разлюбил ее в тот день, через пять лет после их свадьбы, когда забыл купить ей подарок. Человеческое сознание устроено так, что вещи которые не используются часто, к которым не обращаешься, которые не пытаешься воссоздать в памяти – уходят на второй план. Она стала такой вещью, просто потому что жила, дышала все это время, а ее сердце не остановилась там в той ночи, пять лет назад.

Он был уверен в том, что не любит, ее когда осколками разбитой ей в скандальной истерии тарелки, он порезал себе ладонь. Кровь из раны медленно текла вниз к пальцам, как будто ускоряясь от каждого сказанного ею грубого слова.

Он возненавидел ее тогда, когда понял, что все сказанные ей слова – правда, а правду он слышал только в стихии ее поразительно искреннего гнева, не оставляющего шансов на апелляцию, на возможность возврата. Пылая от ненависти, скрипя зубами от отвращения, Андрей отвернулся от пепелища сгоревших мостов за ее искаженной злобой лицом и открыл глаза.

Пепел сигареты обжигал пальцы, и Андрей бросил ее в пепельницу как укусившее его насекомое. Посмотрел на нее, на то, как она элегантно затянулась и укоризненно уставилась в его сонные глаза.

- Думаю, тебе пора – тихо сказала она, поселив в голосе металлический блеск равнодушия. Ни недовольства, ни нетерпения, ни извиняющегося тона, оправдывающейся потаскухи – ничего он не смог угадать в ее выражении. Пытался, но не смог.

Он торопливо оделся и, захлопнув за собой дверь, вышел не говоря ни слова. Что-то оказалось нагляднее слов и прочнее песочных замков, которые он имел обыкновение из них строить.

Потянувшись в карман брюк за сигаретами, Андрей почувствовал легкий холодок, пробежавший по ладони - кровь из раны медленно текла вниз к пальцам…

________________________________________
Не жрите жывотных – они вас тоже не любят