ASPOT : Метаморфозиус.

Метаморфозиус.

Все герои и события здесь не что иное, как игра фантазии автора, составлены из песчинок услышанного и увиденного им, дополненные вымыслом и предположениями, как это могло произойти в реальной жизни. Проведение аналогий никчемно и безосновательно, так как это никогда и не с кем не случалось.
…………..

Сообщение из цикла «Хроника происшествий»

Вчера в поселке N расположенном в Рузском районе Московской области, в своем загородном доме был обнаружен труп господина Лаптева Александра Васильевича. На территории дачного участка также найдено тело его сына. Смерть обоих наступила в результате огнестрельных ранений. Орудие убийства на месте происшествия следственной группе отыскать не удалось. Лаптев Александр Васильевич был давно известен, как ярый общественник, глава, печально известной социальной организации «Сияние», которая больше известна как секта «Дао бин» Из анонимных источников нам стало известно, что накануне из фонда организации исчезла большая денежная сумма. В причастности к похищению подозревается коммерсант Рональд Нимкин. Господин Нимкин имел непосредственное отношение к организации «Сияние». Он являлся официальным представителем общественного объединения и занимался решением юридических и организационных вопросов связанных с деятельностью секты «Дао бин». В настоящее время сведениями о месте нахождения господина Нимкина и его охранника следствие не располагает.
…………….

Иногда мне кажется, что все это только сон. Кошмар, увиденный в душную летнюю ночь. Когда закрываю глаза, мне проще представить, что все только сниться. Однако, я снова слышу резкий и хриплый, похожий на гавканье голос Сильвестра и просыпаюсь по настоящему. Тогда, понимаю, любой другой кошмар похож на смешной анекдот. Ничто другое не может вызвать у меня страх и даже удивления - я переполнен до верху. Во мне не осталось места на нечто иное. И все это, я, Сильвестр, и то, что нам еще предстоит, знаю, катится в преисподнюю. Сильвестр мне говорит «мы сами выбрали путь», он говорит «все дороги теперь открыты», а я уже и ему не верю.
Какая жара. Пот струится ручьем по спине, рубашка прилипла к телу. Кроны и ветви деревьев с жидкой листвой не спасают от света жестокого солнца. Во рту пересохло и хочется пить. Но я пренебрегаю жаждой. Я плюю на мух и слепней, которые непонятно откуда слетелись в огромном количестве, омерзительно жужжа и кусая. Не ползу в тень кустов. Для меня подобные мелочи теперь значат не больше, чем колкий валежник для дикого зверя. Я не меняю место диспозиции и остаюсь на месте.
Сквозь полузакрытые веки, и стебли травы моим воспаленным от капелек пота глазам, открывается вид на дорогу. Она пролегает за полем и служит границей поселка.
Он тихо, мирно живет, не зная и даже не догадываясь о нас. Не ожидая нашего прихода.
Редко я вижу фигурки людей. Отсюда кажущиеся маленькими как муравьи: строители с пилами и молотками, дачники с лопатами и ведрами, маленькие дети велосипедисты. Редко я наблюдаю в клубах пыли проезжающие по дороге автомашины. Все представляется мне таким крохотным, игрушечным, что я в какой-то момент теряю чувство реальности. И только хриплый, надтреснутый голос и щелканье пистолетного затвора возвращает меня обратно.
Сильвестр в который раз вынув обойму, проверяет свое оружие. Ему нравится вновь убеждаться , что все готово для достижения цели. А я все сильней чувствую напряжение.
- Перестань, - говорю я ему. – Ты невыносим. – Бормочешь себе под нос и дергаешься как в трансе у Лапотника.
Я вижу, как его лицо растягивается в дьявольской улыбке, а в глазах закипает ярость. Но я не боюсь Сильвестра. Я знаю, ему это нравится.
- Посмотри, - говорит он: Вот единственный холодный предмет, который остался здесь, - он прижимает пистолет к своему виску, - холодный и безотказный. Как настоящий друг, - он подмигивает мне. У тебя есть такой же - твой друг. Не забывай о нем.
С этими словами он загоняет обойму в рукоять пистолета, щелкает затвором и приподнявшись в высокой траве, начинает выцеливать маленькую фигурку селянина, по какой-то нужде вышедшего на дорогу.
Как всегда фразы Сильвестра двусмысленны. Как всегда на его лице сияет хищная шальная улыбка . Он умеет грамотно и вовремя высказаться. Бросить меткую фразу. Умеет подбодрить и вдохновить. Так часто - он говорит, и я готов уже поклясться, что сам думал об этом . Он умеет влиять и внушать. Он рулит. Он друг, о котором можно только мечтать. Он был для меня и правда и соль, отражение жизни наполненной смыслом. Но….. Теперь я остро стал ощущать непримиримое внутреннее противоречие. После всего, что случилось, в свете последних событий я стал испытывать отторжение. И сейчас мое сердце жжет кислота, а душа переполнена ядом. У меня появился новый противник. Я готов броситься на него, вцепиться руками в горло. Однако, боюсь спасенья не будет. Я все равно проигравший. Эта мысль, как молния, лишь на мгновение вспыхивает в мозгу. Сам же я думаю совсем о другом. Я смотрю на Силвестра и задаюсь вопросом – зачем он, как дурацкий Маккой, надел эту шляпу. Меня беспокоят его покарябанные, все в пыли безумно дорогие ботинки из крокодиловой кожи. Тревожат соображения о большой спортивной сумке, которую мы под грудой веток похоронили в лесу. Пугает и угнетает то, что Сильвестр, помогая мне, до сих пор рядом со мной.
- Прошу тебя об одном, не надо никого убивать, - мой голос дрожит. Я с мольбой обращаюсь к нему: Я не хочу больше крови.
- О чем речь друг. Ты что принимаешь меня за убийцу? – Сильвестр поворачивается и улыбаясь пристально смотрит в мои глаза. И видя мою растерянность, слабость и недоверие произносит:
- Как думаешь, зачем я здесь? Ради кого мы вместе все это делаем?
Отчего так трудно с ним спорить. Почему бы, молча, не встать и уйти. Я хочу, всем сердцем хочу спасовать. Мне худо и я отвожу глаза, но продолжаю сопротивляться.
- Боже Сильвестр, ты знаешь, о чем я. – Ведь можно действовать как-то иначе. – Зачем нам вламываться к нему в дом? – Зачем нам теперь пистолеты?
Сильвестр встает, подходит, садится рядом на корточки и, положа свою руку мне на плечо, впивается железными пальцами в ключицу.
- Твое либидо страдает. – Мы так хотели, всегда и во всем быть толерантными: обществу, законам: писанным и не писанным – чужим, не своим. Мы так ждали власти, смысла, спасения, любви и хотели служить любому самопровозглашенному князьку, говорящему червяку лишь бы он рассказал нам об этом. Ждали, пока нас поманят пальцем. Мы были готовы отдаться, отдав все последнее и заслужить поощрение и шоколадку с миской перловой каши, что можно под аплодисменты съесть без греха и мучений отравленной совести. Хочешь продолжить эту игру? Хочешь опять уступить? Хочешь вернуться, прощенья попросить, подставить себя как раньше. Неужели тебе на себя наплевать на свою любовь, свои планы, свои интересы - свои, не чьи-то чужие! Проснись Виктор. Это ведь твое имя, или нет? Или тебя зовут Эрла? Поверь, пойми и разозлись – аплодисментов не будет!
Я ощущаю как внутри меня все сжимается. Я не могу видеть Сильвестра, не могу поднять глаз. Но его слова приводят меня в бешенство.
- Меня зовут Виктор! – я грубо, резко сбрасываю вцепившуюся в плечо руку.
Сильвестр смеется и спокойным голосом продолжает:
- Я вижу, ты меня правильно понял. – Теперь у нас нет дороги обратно.
Он отстраняется, ложится на траву. Надвинув шляпу себе на глаза, зевая, говорит:
- Виктор, она там. Он удерживает ее силой. Ты и никто другой можешь ей помочь.
Паук убьет свою жертву, и ты никогда не увидишь Настю.
Советую тебе поспать пока. Впереди еще одна бессонная, хлопотная ночь. Только сначала проверь оружие. Ты ведь знаешь, Лапотник раз что-нибудь, получив, никогда никому по собственной воле не отдаст обратно. С этими словами Сильвестр раскидывается на своем аскетическом ложе и засыпает.
Я некоторое время наблюдаю за ним спящим. Нет – парень уже не тот, каким был и не столь убедителен. Но нервы у него крепкие, не чета моим. Таким сном может спать только праведник. А он… Минувшей ночью я был свидетелем, как он хладнокровно расстрелял двух человек. Учредитель фонда поддержки социальной организации по промывки мозгов и охранник – его рук дело. Вид окровавленных тел был для него как икона молящемуся. Меня тошнило, а этот стоял, любуясь своей работой, как зачарованный. И сказал еще мне потом, что один художник раз нарисовал яблоко во время революции и всем объяснил, что такое яблоко он мог нарисовать только во время революции. Сильвестр видно гордился своим шедевром из двух окровавленных тел. А мне до сих пор дурно, только вспомню об этом. Теперь я дрожу мелкой дрожью, когда все кругом раскалилось от солнца.
Скоро тела обнаружат в могиле из битого кирпича в ангаре заброшенного завода. Скоро мы переступим еще одну черту. Скоро я лицо к лицу встречусь с монстром, который исковеркал десятки, сотни жизней мою и Настину тоже. Разве я не смогу убить эту мразь. Ради всего святого – ради нашего с Настей счастья, ради жизни, ради любви!
Нет, умереть за нее мне не страшно. Но совершить убийство совсем другое.
Как мне хреново. Меня опять растягивает между дорог. Ударьте меня, чтобы я наконец проснулся. Нужно сделать выбор. Лидер с перекошенным злостью лицом подходит мне больше, чем сотня тихих и кротких обманщиков. Ударьте меня по настоящему, может тогда я пойму, что давно уже бьют. Да, черт возьми! Мне надо решиться!
Ладно, нужно немного поспать. Я ложусь и сворачиваюсь клубком, прикрываясь рукой от яркого света. В бедро врезается твердый предмет, в просторном кармане штанов. Полежав так немного, понимаю, что нужно перевернуться и лечь на спину. Мне бы шляпу сейчас, такую как у Сильвестра. Закрыв ладонью лицо, я сквозь пальцы смотрю в чистое пронзительно синее небо. Если бы Бог обитал в небесах, то сейчас в синеве я бы смог разглядеть его жизнь в стратосфере.
Сильвестр сказал мне однажды: Если хочешь покончить с собой, не надо топиться, сигать на асфальт с крыши высотного дома и вешаться тоже не способ. Все это мрачно и жалко. Лучше возьми револьвер, вставь патрон в барабан, покрути как делают в фильмах, приставь к голове и нажми курок. Если тебе не так повезет, выстрел не грянет. Зато будет время спросить себя – Парень, а чтобы ты хотел перед смертью: создать, получить, уничтожить. Тогда, может быть, ты поймешь – твоя миссия здесь на земле до сих пор не выполнена. Я стоял без опоры на самом краю. Он говорил, смотрел мне в глаза и смеялся. Он был уверен, дерзок, могуч. А я был подавлен, напуган, потерян, разочарован во всем и так не смог ничего ответить. Это был день, когда я покинул секту.
Но я не повесился, не застрелился и не умер от тяжелой болезни. Я сам хожу на своих ногах. Я встаю каждый день как раньше, ем, куда-то спешу, что-то делаю, кому-то чего-то пытаюсь доказать. Так, что я хочу сделать? На этот вопрос могу ответить одно - я никогда бы не стал рисовать это проклятое яблоко, если бы не Настя! А значит, когда цель ясна, обстоятельства оправдывают средства. Ты как всегда прав, Сильвестр. Я готов. Обратной дороги нет, и не будет!
Я молча лежу и смотрю в ясное небо. Вижу, как солнце начинает смещаться и увеличиваться в размерах. Жара не проходит, но печет уже не так сильно. Я лежу один и слушаю живую стрекотню кузнечиков. Как им легко и вольготно так стрекотать.
Похоже они на все свои вопросы давно ответили.
……………..
История, которую хочу рассказать, по сути своей не имеет начала. Все началось так давно, а события в голове так перепутались , что представляется невозможным изложить все по порядку соблюдая точную хронологию, не упуская важных деталей. Попытаюсь, однако, найти точку отсчета, событие или стечение обстоятельств, приведших меня извилистой дорожкой к тому, что имею. А имею я сейчас не больше не меньше восемьсот с небольшим тысяч зеленых бумажек, поддельный паспорт, кучу проблем с туманной перспективой безбедной и радостной жизни.
Начну свой рассказ с того, как я познакомился с Настей. Э нет. Не пойдет. Вам пожалуй станет неясно, зачем я один без какой-либо цели шатался в центре Москвы в дурную осеннюю погоду с порывистым ветром и мерзким холодным дождем. Да действительно, зачем я плутал маршрутами давно известными еще с ранней молодости? Не сидел дома с книжкой, не готовился как все приличные мальчики к поступлению в престижный ВУЗ, не бил клавиши клавиатуры, где-нибудь в Интернет кафе, уставившись в монитор, в поисках свежего порно сайта. Почему я не был занят работой, не разносил депеши и бандероли, а просто праздно шатался в свете рекламных огней и шикарных витрин, парадных гостиниц и ресторанов, встречая на своем пути огромную массу разноперой публики, растворяясь в ней, заглядываясь на блеск, грязь и роскошь столицы. Вам нужно узнать, зачем я совершал почти ежедневно свой променад, всегда в одиночку наматывая километры, быстрой походкой шагая по центральным проспектам и улицам огромного мегаполиса. Кстати, если в тот период вам по какой-то нужде случалось бывать в тех местах, мы наверняка встречались. Мне бы польстило тогда кабы вы столкнувшись со мной где-нибудь в районе Полянки или Тверской, увидев меня высокого, худощавого человека лет двадцати, одетого в черное, в темных очках сосредоточенного и подозрительного « именно так я себя представлял» подумали, что этот парень, то есть я, при больших делах, минимум агент разведки, на сверхсекретном задание. С таким же успехом я мог бы представиться вам как сын олигарха, лишенный наследства, бродячий астролог, известный художник, поэт, бунтарь- член подпольного общества. Я мог на ходу придумать любую легенду. Однако, встречавших меня незнакомцев личность моя интересовала мало. А я, по причине известной застенчивости ни к кому не приставал. Случилось мне, правда, надувшись пивом, пристать к группе веселых студентов. Тогда я представился им как турист из бывшей союзной республики, с просьбой показать мне город. Но этот эпизод один из немногих, когда я уставший веселый, голодный вернулся домой со своей прогулки и, радуясь, переваривая впечатления, полученные в общение с незнакомыми людьми, лег спать. Это был чудный вечер. Жаль было только одно, что веселые девчонки и мрачный, скучный Алберт, парень, с которым они учились в одной группе медицинского училища, не решились продолжить вечер у меня дома. Нытик Альберт все испортил. А у меня как по заказу, мать уехала к родственникам, и вся квартира была в полном моем распоряжении. Но, тем не менее, было здорово. По крайней мере, в тот вечер меня никто не доставал. Никто не мешал оставаться собой, быть гордым, крутым и свободным, и видеть, что все подчиняется только тобой установленным правилам.
Боюсь, я так ничего не смог объяснить, каюсь.
Начну по порядку. Важная, может и главная причина, которая толкала меня бродяжничать, заключалась в жажде получать новые впечатления. За этим люди садятся за руль спортивных мотоциклов, идут в стриптиз бары, едут в Европу, лезут черт знает куда. Повышая свой жизненный тонус, в переизбытке хватают плоды инфернального мира. Но все это стоит им денег. Имея средства, люди могут позволить себе любую экзотическую прихоть, фантазию и философию, пока их запас не иссякнет, они достигают вершин восприятия, тратя наличные. У меня же никаких денег не было.
Хорошо, когда хватало на пиво и кино. А тратиться на нечто большее, я не считал непозволительной роскошью. Я просто не мог себе это позволить. И потому, во время прогулки, я не заскакивал даже в сильный мороз, в кофейню, согреться чашкой горячего шоколада. Меня не останавливали цветные афиши - предвестники грандиозных, дорогостоящих шоу программ. Я не дышал с замиранием сердца, на гладь большого стекла, за которым всем на показ лежали золотые Роликсы и Бригеты. И крайне редко в мыслях примерял эксклюзивную одежду, выставленную в модных бутиках. В моем случае, целенаправленный интерес к шикарным вещам и богемной жизни не оправдывал себя, в виду полной бесперспективности удовлетворить потребности капризного Комильфо. Я избегал конкретных оценок себя в окружении чужой роскоши. Но, какофония красок центра столицы сливаясь в сознании, все же давала экзальтированное чувство надежды, что когда-нибудь часть этой радужной жизни, полной соблазнов будет принадлежать и мне. В то время я, несмотря ни на что, верил в себя как в звезду восходящую, с презреньем наблюдая суетливых людей, которые из кожи вон лезли, жертвуя всем, старясь влиться в поток потребления подобной мишуры, но в результате размениваясь по мелочам. Это осознание придавало сил, и я, с легкой душей, шагал в свете неоновых огней города, кидая серьезные взгляды, словно хозяин с дозором осматривающий свои владенья.
Боюсь, я так всего не объяснил. Исправлюсь.
Молодость – чудное время. Не ведая страха и боли, не зная потерь, я чувствовал силу. Любые дороги были открыты. И я, готовый ринуться в бой, жертвуя всем. Верил в возможность - достичь заветную цель и стать победителем.
Пусть плохо сейчас, пусть бьют, унижают и пренебрегают мной, я все равно стану великим и известным там, где моим обидчикам ничего не светит. И утру нос тем, кто не верил в меня, говорил, что ничего путного из меня не выйдет.
Мне так хорошо верилось в чудо. Чувства были кристально чисты, а мозги не запятнаны страхом печального опыта. Я просто шагал вперед, самоопределяясь, нигде не задерживаясь.
Я не задерживался не на одной из многочисленных работ и подработок, тех, на которые вынуждено отправлялся. Зарабатывая сущие гроши, я не мог уживаться с мыслью, что сделал свой выбор и как-то определился. Я не хотел загонять себя в угол, где личность мою подавляла ужасная сила чужих интересов и жестких условностей. Когда все дороги открыты, зачем идти той, где идут миллионы и вряд ли достигнут чего-то по настоящему стоящего. Когда я увольнялся, то испытывал настоящее наслаждение, осознание своей свободы, дарящее замечательное ощущение легкости и радостной, дурманящей разум, свободы. С той же пьянящей свободой в душе, я вырывался из дома и отправлялся бродить по городу. То было счастливое время.
Все же, признаюсь. В поиске новых впечатлений, вниманье мое, обычно, бывало крайне избирательно. Что скрывать. Я стремился гулять в тех местах, где вертелись девчонки. Невольно мой взгляд блуждал и высматривал в людской толпе эти молоденькие существа противоположного пола а, завидев, фокусировался на них, даже если они ни черта из себя не представляли. Худенькие, толстенькие, симпатичные и дурнушки, они шныряли стайками и видно искали то же, что я.
Если в подобной компании хотя бы одна из этих малышек мне приглянулась, я пристраивался к ней в кильватер и, вдыхая запах духов, слушая веселое щебетание и похихикиванье, начинал шествовать в след до тех пор пока развеселая компания девчонок не отправится туда, куда следовать я никак не собирался.

Случалось девчушки меня замечали и пугливо пытались оторваться от преследования, а иногда дерзко окружали, засыпая провокационными вопросами. На них у меня находился ответ. Я не псих, не маньяк, не кретин. Я просто агент известного кутюрье, в поиске новых моделей, будущих участниц показа модной коллекции. Где, к слову, в качестве гостя будет присутствовать сам Жан-Поль Готье. Обычно девчонки не верили мне, но заинтересованно слушали. Думаю, могли и поверить, если бы я старался врать поубедительней.
Однажды, на Пушкинской площади я натолкнулся на старых знакомых. Они были чуть старше. Когда-то мы учились в одной школе.
- Здорово Витек! – Куда спешишь?
Я хотел пройти мимо, но парень, который окликнул меня, отделился от кучки приятелей и преградил дорогу.
Сердце мое учащенно забилось от нехорошего предчувствия. Но я остановился и ответил на приветствие, здороваясь со всеми, пожимая протянутые руки.
Кого же я встретил. Негодяев с большой буквы. Тарас, Митяй, Игнат, Санчес и Леха были мажоры с криминальными наклонностями. Всегда при деньгах, всегда пьяные или
под кайфом. Беспредельщики в шикарных шмотках, с повадками как у гиен. Нахалы, насильники и наркоманы. Завсегдатаи качалки: Санчес, Игнат и Леха развлекались, дубася людей, которых обычно провоцировал Тарас. Без какой-либо цели. Просто для удовольствия. Бывало, их привлекали к ответственности. Санчес даже, я слышал, провел несколько дней в КПЗ. Но всегда влиятельная родня приходила на выручку, отмазывая своих отмороженных отпрысков.
Началось, екнуло где-то внутри. Тарас, брезгливо скривился: Чего у тебя с руками Витек? – Ты потный какой-то. – Болеешь что ли?
- Да, я простужен. – Продуло наверно, - зачем-то соврал я. – Как сам?
- Что сам? – Я сам дома сидел на твоем месте, а не ходил среди здоровых людей, бациллы разбрасывал.
- Ладно, я пойду. – У меня встреча скоро, - опять соврал я. Мне хотелось быстрей отвязаться от неприятной компании. Я спешил улепетнуть. Однако, мне не дали такой возможности.
- Да подожди ты, - сказал Тарас и дернул меня за рукав. – Митяй, возьми пиво Витьку.
Мне протянули бутылку. Ублюдки обступили меня и глумливо гогоча, стали допытывать.
– Чем по жизни занимаешься? – саркастично сморщив свой лоб, спросил Тарас.
- Я ответил, что только уволился с очередной работы. – Работать нужно было много, а платили мало. – И сейчас спешу на встречу с одним человеком, который может помочь устроится в одну фирму, где в штат требуется молодой сотрудник.
- Кем работать хочешь? – Бухгалтером ?- обратился с вопросом Митяй и отчего-то засмеялся.
- Да нет. – Ну, типо менеджер.
Я окончательно заврался. Мне как-то неловко было признаться, что я по большему счету бездельничаю.
- Видел я девчонку твою,- сказал Тарас, роясь в кармане своего дорогого кожаного плаща, ища сигареты. – Мне Алекс показывал.
- Я тоже видел. – Ух, страшна девка! – подхватил Игнат. – С таким качеством, только в цирке выступать. - Такая краля. – Уссаться. – К ней спешишь, что ли?
- О ком ты? – спросил я, позеленев от стыда и унижения.
- О той кошелке, с которой ты в парке тискался. – Забыл что ли? – давясь от поганого смеха, подхватил разговор Леха.
Я болезненно сморщился. Как на допросе, ощутил, что попался. Стыдясь непонятно чего, я попробовал выкрутиться.
- Какая это моя девушка?! – Это не моя девушка! – Мы просто стояли и разговаривали. – Тебе показалось, Алекс.
- Мне показалось? – Алекс угрожающе повел плечами, словно готовясь ударить. Однако, только махнул рукой снизу, будто пытаясь на уровне паха схватить нечто в воздух. - Так что ли вы разговаривали? – Ромео ебтыть.
- Да отвали ты. – Говорю не моя, значит не моя, - ответил я, уже не скрывая злости.
Я чувствовал, что меня разводят. Я хотел плюнуть в лицо Тарасу. Броситься с кулаками на Алекса. Перебить отвратительных тварей. Но какое-то чувство внутри говорило мне как это глупо. Тогда я не осознавал до конца, что со мной происходит, стоял рядом с ними, пил их пиво, врал и оправдывался.
- Пей пиво Витек. – Пей, а то выдохнется, - приговаривал Тарас. Когда он говорил, его нижняя челюсть как у бульдога, выдвигалась вперед и тряслась от еле сдерживаемого смеха.
- Лох, - бросил, будто ни к кому не обращаясь Санчес.
Пятерка принялась обсуждать вечеринку в клубе и девок, которых сняли на ночь. Делясь впечатлениями, они стали рассказывать друг другу, кто, с кем и как развлекался. В конце концов, придя к общему выводу, что эти мастерицы знали свое дело. Затем Игнат начал хвастливо расписывать свой новый автомобиль.
Я заинтересовался, как все внимательно слушал, но в разговор вступать не решался. На мою персону перестали обращать внимание.
В какой-то момент, видимо вспомнив про меня, Митяй стал критично рассматривать одежду на мне.
- Тебе ботинки, что дедушка в наследство оставил? – заржал он. – Может, дашь поносить как-нибудь?
- Нет, дай ему лучше очки. – Будет как Джейсон детей в переходах пугать, - включился Игнат. – А лучше и то и другое. – Еще свои штаны со стройки. - Вот умора. Игнат закачался от гогота, так, что ему пришлось схватиться за Митяя, поддерживая равновесие.
- Нормальные, ботинки и очки, - проговорил я, чувствуя, как по лицу пробежала судорога.
- На какой барахолке купил? – не унимался Игнат.
- Там уже нет, - пытался парировать я. Но слова вырвались из горла с каким-то неестественным хрипом, словно меня повалили, и чья-то нога наступила мне на кадык. Я задыхался от злости и раздражения, но пытался держать себя в руках.
- Вообще, чего ты Митяй докопался до моей одежды. – Тебе занять себя больше нечем? – Я же к тебе не лезу,- сделав над собой усилие, изрек я.
- Да ты расслабься, - вклинился в разговор Тарас. – Ему твои шмотки просто понравились. Он засмеялся, подмигивая Митяю.
- Слушай, может, ты хочешь к кому-то полезть?- сквозь зубы с ненавистью процедил Санчес и угрюмо посмотрел мне прямо в глаза. – Тебе что-то не нравится? – Я правильно понял?
- Может, мы тебе не нравимся? - спросил Тарас. – Ты только скажи. – А то стоишь как лох, пьешь пиво, чего-то вякаешь.
Я почувствовал реальную угрозу. Так оно и должно было быть. Их перекошенные злостью лица, сжатые кулаки, утопленные в шею подбородки, все говорило об одном. Ублюдки готовились оторваться по настоящему. Теперь застыв с недопитой бутылкой в руке, я отчайно пытался как-то избежать печальной участи быть избитым в центре Москвы на глазах многочисленной публики. Наличие массы свидетелей и возможная близость блюстителей порядка, как мне представлялось, для этой компании не являлись серьезным препятствием.
- Я ничего не хочу сказать. – Просто… - Просто….
Мне ничего не приходило в голову. Страх быть избитым, казалось, парализовал мой разум. В голове вертелись картины жестокой расправы.
- А помнишь, как я тебя около школы отколошматил? – Помнишь, как ты в грязи валялся? – Может напомнить? – Я могу, - с улыбкой садиста, проговорил Игнат. Вся компания дружно загоготала. Кто-то меня толкнул. Кто-то дал сильный подзатыльник, от которого в ушах зазвенело. Я выронил бутылку с недопитым пивом, что опять вызвало хохот. От подавленной злости и сильной обиды, я был не в силах сопротивляться. Перед глазами плыли оранжевые круги и почему-то, помню, в голове звучал мотив одной дурацкой песенки. За всем этим я ничего не замечал. Мой разум отказался воспринимать действительность. В конце издевательств я только услышал голос Игната: Пойдем уже, а то на стрелку опоздаем.
- Из-за этого лоха не хватало еще стрелку пропустить, - подхватил Тарас. – Пойдем.
Помню, я сам не заметил, как вдруг остался один.

…………………

Я жил в маленькой двухкомнатной квартирке со своей мамой. Когда я был совсем маленький, отец покинул семью и с тех пор не ступал на порог нашего дома. Поэтому отца своего я не помнил, но знал, что отец бесчестный, отвратительный человек, который бросил мать и убежал за длинным рублем куда-то на Север, где женился на другой женщине. Кстати, зла на него, в отличие от матери, я не держал. Трудно постоянно ненавидеть, кого никогда не видел.
Наш дом находился в Северо-Восточной окраине города в довольно живописном уголке.
За его стенами начинался огромный лесной массив, и, когда я выходил на балкон, передо мной разворачивалась грандиозная панорама Лосиного острова. Куда хватало глаз, по всему периметру верхушки деревьев тянулись до горизонта. Это море простиралось на многие километры. И помнится в детстве, когда вечерело, огни, сокрытых в его глубине фонарных столбов и строений, представлялись мне как огни пароходов, бороздивших его просторы. Сам я стоял у штурвала огромного лайнера или изящной бригантины , пуская свой дом вместе с жильцами в дальнее плаванье, в неизведанные края навстречу опасности, ветру и невероятным приключениям. Я был благородным пиратом и, глядя с площадки, весь мир со всеми сокровищами был у моих ног. А впереди разливалось море, манило меня вперед так, что я от непонятного переполнявшего душу восторга начинал кричать. Я пронзительно кричал, до хрипоты, до исступления. Я не мог остановиться, ощущая, как море живет, ветер треплет волосы, ощущая свободу, предчувствуя прелесть далекой земли, той куда несется мой бриг, той где все по-другому. Я был большим, сильным, отважным повелителем морей, мой крик перекрывал собой ураган и рокот пучины, пока обеспокоенная мать не уводила меня с балкона.
Став чуть старше, я пристрастился к чтению. Глотая книги одну за другой, преимущественно приключенческие, где красочно описывались героические подвиги, сражения, поиски кладов, я часто представлял себя участником этих событий. Мое воображение не знало границ. Я часами мог играть роль Тома Сойера или капитана Блада.
Под впечатленьем прочитанных книг, я вместе с друзьями в поисках опасных приключений излазил весь район. Мы устраивали рыцарские побоища на деревянных мечах, на плотах сплавлялись по реке Яуза, цепляясь за вагоны товарных поездов, далеко уезжали, открывая и словно завоевывая доселе неизвестные территории. Так нам открывался мир заманчивый и многогранный, где все мы были героями славной пока никем не написанной повести. Мы презирали трусость. Мы были бесстрашны и безжалостно дрались за честь, когда кто-нибудь осмеливался ущемлять наше достоинство.
Я помню, как часто мне приходилось драться и как случалось, я возвращался домой с расквашенным носом, с шишками и синяками. Получив нагоняй, закрывался в своей комнате, брал книгу, заваливался на диван и глубоко погружался в чтение. Окунувшись в атмосферу жизни любимых героев, я до конца осознавал, что прожитый день принес мне победу, а стало быть, я все делал правильно. Эти книги до сих пор лежат в моей комнате, часть из них пылиться на антресолях. Их жалко выкинуть, но свою роль они в моей жизни давно отыграли.
to be continued