АЛУ ЗЕФ : Исповедь...(часть последняя)

Ничего нового этот звонок не принес, график немного изменился и сместился на ночь, чтож, тем лучше, ночьные авралы он любил больше всего. Это в конце – концов мобилизовало и не позволяло расслабляться, что в свою очередь очень неплохо. Но время еще было, и, кинув взгляд на фотографию с экрана, ожившего от движения ноутбука, он вновь провалился в полузабытье...

Да, армия дала многое, в первую очередь вернула уверенность в себе, дала друга... настоящего. Чем старше становимся мы, тем сложнее нам находить друзей, только там, где ввиду многих факторов жизнь упрощается до равного соотношения жизнь/смерть, где нет погони за материальным, где сквозь все напускное проявляется истинная, ничем не прикрытая человеческая сущность, еще есть возможность найти настоящего друга.

Но потерять его там, так же...несложно. Он на всю жизнь запомнил тот дождливый вечер, когда автоматная очередь, одна из тысяч, перевернула еще одну страницу в его жизни. Он говорил абсолютно ненужные, лишние слова...ему больше нечего было говорить.
Братишка держись, осталось немного, медики скоро будут...
И один и второй прекрасно понимали, медики если даже и будут, то позже, много позже, когда стихнет активная пальба. Не было на этой войне медсестер образца 40 – х годов, некому было, рискуя своей жизнью, тащить в медсанбат, да и медсанбатов поблизости небыло нихуя, как же...работает спецназ...они умеют красиво умирать...

Да, этот день он запомнил на всю жизнь, когда, уже умирающий, друг рвал застежки комбинезона чтобы передать два полусмятых и потертых листа бумаги – прощальные письма. Все они писали письма, и он тоже писал...письма, письма, которые зачастую не суждено было прочесть никому. По идее, перед выходом, они должны были оставлять их на базе, но никто этого не делал. Они были спецназом, безжалостными и всемогущими сыновьями современной войны, потому и скрывали от всех свои самые сокровенные мысли, мысли, в которых они оставались еще теми, довоенными пацанами, теми, кого знали родители и далекие, почти забытые любимые.

Почти ни одно из этих писем не дошло до адресатов, навсегда оставшись в, залитых кровью, боевых комбинезонах. Большинство...но не эти, свои письма друг вручил ему прямо в руки. Он пообещал, не было у него выбора, пообещал доставить, если вернется, и в последствии берег их пуще глаза, помня о том, что доставка их была последней просьбой, последним, о чем попросил его ДРУГ.

Неожиданно наступил дембель...дембель, о котором мечтал каждый из них, дембель означавший окончание личной, персональной войны, войны с самим собой, войны, которую каждый из них вытягивал на своих плечах.

Впечатления того дня навечно впечатались в его память. Лица, такие знакомые лица старшего состава, испуганные лица молодых...им еще предстояло стать настоящими бойцами, отдав за это страшную дань войне, ведь без потерь, без этой гнетущей тяжести памяти невозможно стать настоящим бойцом, невозможно стать полноправной частью этого смертоносного и слаженного организма, которым является спецгруппа, без нее не появится ярость, не появится желание убивать...Всем им предстояло продолжать войну в одиночку, а дембеля...дембеля, летели домой, туда, где ждало еще так много всего нового.

Он приехал на район, где жила она, та, кому его друг посвятил одно из двух своих прощальных писем. Район, находящийся на окраине, вполне оправдал ожидания – мерзкое гнусное дно. Он с трудом совмещал осознание тех чувств, которые друг испытывал к этой девушке с окружающей действительностью. Все они представляли гражданку по - другому...не знаю, светлее что – ли.

Все – же, разобравшись, он нашел в этих закоулках искомый номер дома, и, с трудом пробравшись сквозь катакомбы расставленных в подъезде ящиков, постучался в, обшитую дермантином, обклеенныую наклейками дверь, из – за которой, фальшиво вопел о Родине Расторгуев.

Дверь открыли не сразу, видимо сказывалась ностальгия, навеянная Расторгуевым на неокрепшие юные умы. В конце – концов замок щелкнул, открываемый неким бесполо – пьяным существом, тут же заоравшим: «ООО, за Саней уже пришли».

Он немного опешил, но придя в себя все – же сумел внятно описать цель своего прихода, хотя, видит бог, немного по – иному он представлял себе визит к девушке друга. Оказалось, она именно в этот день провожала...любимого парня...в армию. Вот такой вот поворот событий. Смятый, слегка тронутый кровью лист бумаги, который друг передал ему, так и остался непереданным. Он стоял...глупо стоял в парадной форме, прикрывая рукой орден, не зная что делать, потом развернулся и, отдав воинское приветствие ушел...

Долго еще он вспоминал её глаза и тот взгляд которым она его проводила, так много было в нем...как будто она увидела человека с того света. Он не мог и не имел права осуждать её, но и пересилить себя, убедить что это нормальный поворот событий он тоже не мог.

Тогда он просто ушел, чтобы не натворить дел, чтобы не усугубить ситуацию. Он многого не понимал тогда, когда – то он принял то, что предали его, но не мог принять того, что предали друга...многого он тогда не мог понять...Но одно было для него ясно – ни в коем случае, никогда он не доверится женщине, никогда он больше не отдаст часть себя этим жутким тварям, так легко переступающим через всё.

Через тернии, он все – же нашел занятие, именно то, которое ему нравилось, не позволявшее скучать и размениваться на мелочи, занятие, поглощавшее его полностью. Некоторое время он наслаждался своей занятостью, работал и не обращал внимания на окружающий его мир, обстрагировавшись от всего, что мешало работе. Но время, эта вселенская мельница, лечит любые раны. Постепенно армейские переживания ушли на второй план, давая место новым впечатлениям...

Он потянулся, за окном во всю светила луна, скоро выезжать...да, как много прошло за это время, за время его работы в компании, а с другой стороны времени прошло не так уж и много. Но главное конечно не в этом...

Впервые он встретился с ней, когда она постучала к нему в Аську, просто постучала и он легко мог отправить контакт в игнор, как делал уже неоднократно, а тут вдруг не стал...
Началось общение, сначала довольно вялое, они даже ругались, но потом, спустя несколько месяцев, он вдруг понял, что ему нехватает её в сети, не хватает того позитива, который нес с собой этот нехитрый линк.

Точнее понял он не вдруг...понял он это тогда, когда она вдруг надолго из сети пропала, и он ощутил как что – то царапает его изнутри . И тогда он впервые после армии жестко надрался, почувствовав, как что – то внутри него изменяет принятым, по – умолчанию, принципам, выпуская на волю заблокированные и почти забытые уже чувства.

Многое прошло с тех пор, много событий, меняя друг друга, проскочили, оставив свой след, и первая встреча, и первые выяснения отношений, но он выдержал бой, на этот раз бой за неё, и вновь и вновь возвращаясь к началу отношений, он не понимал, как мог изначально почти игнорировать ту, без которой он не мыслил сейчас существования...

Каждый из нас достоин той судьбы, которую заслуживает, увы, не мы это решаем и врядли в ближайшее время мы сможем хоть немного приблизиться к секретам мироздания, но одно неизменно – мы никогда не сможем полноценно управлять своей судьбой. Зачастую, подарки судьбы сначала закамуфлированы, незаметны и многие упускают их, погнавшись за чем – то более близким, доступным. Может это и правильно и на этом построен мир, может это некая беда человеческого общества, кто знает...

Он не знал, за что его решили наградить, да и не интересовался сильно этим, он просто впервые за свою, такую долгую и такую короткую жизнь, был счастлив, счастлив и благодарен судьбе, за это счастье.

Сборы не заняли много времени. Он вышел из дома и сев на капот машины долго смотрел с возвышенности на море и думал, как скоро напишет ей об этом в письме, об этом безумно красивом ночном море, лунной дорожке, о легком, еле слышном шуршании волн и о том, как среди всей этой красоты ему не хватает её...как он ждет её приезда...

Он будто бы очнулся от длительного сна, он любил раннее утро, минус один день до встречи, и вот уже застоявшийся за ночь «японец», активно набирая скорость и лавируя меж сонными утренними автомобилями, унесся за горизонт, оставляя в воздухе лишь столб пыли и отзвуки играющего в салоне Offspring.

А где – то там, на другом полушарии наступил вечер...