архангел Гавриил : Рыбацкое щастье

07:14  29-07-2006
Коляше страшно не везло. Он был болен рыбалкой, все свободное время неизменно отдавал ей, но до сих пор не был вознагражден ни хорошим уловом, ни приличным клёвом. Бывали, конечно, в его серых рыбацких буднях всплески торжества, когда, например, удавалось случайно зацепить щуку, но в последний момент или рыба срывалась, или леска рвалась, а один раз летом щука, уже будучи посажена на кукан, протерла его и уплыла, оставив неутешного рыболова в объятиях отчаяния. В общем, неудачи преследовали Коляшу, несмотря на упорство и неистощимый оптимизм.
Надо сказать, что рыболовы бывают разные. Одни предпочитают "охотиться" за "белью". Среди них наиболее искусные - лещаники. Те, у кого опыта поменьше, "охотятся" за мелочью, это так называемые "мелочевщики". Коляша же был убежденным "щукарем", то есть занимался исключительно добычей щук. Летом он почти не рыбачил, но с перволедья до самого ледохода все выходные проводил на Волге. За годы, отданные рыбалке, он не единожды проваливался в полыньи, мерз зимними ночами у костров, бывало, голодал по нескольку суток в ожидании клева, но... удачи не было. Самое обидное, что как только он уезжал - щука начинала брать как сумасшедшая. Суетливые мужички ставили в оставленные Коляшей лунки жерлицы и набивали мешки рыбой в то время, когда он, прокляв все на свете, трясся в автобусе по дороге домой с пустым рюкзаком. Но всему приходит конец, И неудачам тоже.
Весна была на удивление ранней и уже в середине марта волжский лед , не внушал доверия автолюбителям, а пешие рыболовы бродили ближе к обеду по колено в воде.
Коляша, вопреки всем правилам, выставил около сотни жерлиц и сидел, как паук, приткнувшись к коряге. До обеда щука не брала, Коляша уже достал термос и бутерброды, чтобы закусить, но тут сработала самая дальная жерлица. Словно электрический ток прошел но его телу, судорожно схватив багорик и бросив пакет с бутербродами в снег, он кинулся к поднявшемуся флажку. Подбегая, заметил, что катушка неторопливо, равномерно раскручивается. С ходу подсек и почувствовал неподатливую тяжесть. Потом был жуткий рывок, от которого леска, порезав пальцы, выскочила из рук, а катушка жерлицы бешено закрутилась. Коляша осторожно перехватил леску и начал потихоньку притормаживать. Рыба остановилась на мгновенье, снова мощный рывок и снова несколько метров лески ушло под лед...
- Только бы не сошла, только бы не сошла,- приговаривал Коляша, медленно подтягивая тяжелую рыбину к лунке. Минут через двадцать усилия его увенчались успехом. Рыба подошла. Перехватив в правую руку багорик, он заглянул в лунку и обалдел. Прямо, под ним, тяжело поводя жабрами, покоилась голова невиданно огромной шучины. Медленно опустив багорик, он завел его ближе к переднему концу морды и подсек снизу. Понятное дело, щука застряла в лунке. Надо было раздолбить лёд, но Коляша был один и сделать это было непросто, тем более, что весенний лёд хотя и непрочный, но зато толщиной около метра. Скинув сапог. Коляша положил его поперёк лунки и, достав из кармана бечевку, привязал к нему багорик. Сняв носок с ноги, оставшейся без обуви, побежал за пешней. Ещё минут через сорок, дрожащий от возбуждения, Коляша удовлетворенно ахал, глядя на подпрыгивающую по льду крокодилообразную рыбину и негнущимися пальцами тащил из пачки сигарету. В щуке было не меньше двадцати килограммов.
- Икряная, тудыть твою,- счастливо заметил он и, взглянув в сторону, остолбенел. Неподалеку стояли сразу два флажка. Коляша бросил недокуренную сигарету и, подхватив багор, ринулся туда.
Это был сумасшедший день. Жерлицы щелкали одна за другой, все новые и новые щуки после недолгой борьбы вытаскивались на лед и прыгали, обдирая об остатки снега пиявок и чешую. Щука шла мерная - от трёх до пяти килограммов. Иногда Коляша не успевал добежать до жерлицы, рыба, размотав леску до конца, обрывала снасть.
Он не заметил, как стемнело. Сложив рыбу в мешок, Коляша оттащил его под берег и, засыпав снегом, ушёл ночевать в землянку.
Назавтра с утра все повторилось. Щука брала с ходу. Он давно выкинул лишние жерлицы, остался всего десяток, но и их Коляша едва успевал обслуживать. Хорошо ещё, что живец клевал беспрестанно.
К обеду Коляша решил закончить рыбалку, надо было ехать домой. Свернув жерлицы, он сложил рыбу в кучу и ужаснулся - как все это тащить? По самым скромным подсчетам, тут было больше ста килограммов. Коляша с минуту раздумывал, потом решительно отбросил в сторону жерлицы, туда же полетел котелок, остатки провизии. До отказа набив рюкзак и мешок рыбой, Коляша прикрутил их к санкам, сверху положил ватник и, впрягшись, как лошадь, двинулся в путь. Идти было далеко, километров двенадцать, раскисший верхний слой льда проваливался под ногами, было скользко и неудобно, тяжелые сани все время переворачивались.
Тяжелый переход получился. Когда до нужного берега осталось с полкилометра, он присел на первую попавшуюся коряжку и, утерев с лица пот, с наслаждением закурил. Было совсем тепло, под берегами полно воды. Коляша радостно вздохнул, представив, как обрадуется жена Люда, когда он, почерневший от солнца, ветра и рыбацких костров, придёт домой и, небрежно бросив в угол добычу, пошутит как обычно:
- Что, не ждали?
А потом мать с женой будут ахать на кухне, перебирая невиданный улов, и дочка будет радостно визжать, а он, прикрыв дверь, ляжет в теплую ванну и, отхлебнув крепкого чаю, закурит вынутую из загашника хорошую дорогую сигарету.
Отдохнув, Коляша взял в руку бечёвку от санок и неторопливо двинулся вперед. Отойдя метров сто, он, словно прощаясь с Волгой, оглянулся и, улыбнувшись крякнул:
- Эх, хорошо, мать твою.
И пошёл дальше, но не успел пройти десяти шагов, лёд провалился, и он обеими ногами въехал в полынью. Хорошо, что в сани не впрягся. Дернулся вперед - лед проломился, кинулся назад - то же самое. Ломая корку, потянулся к саням, ухватил. Санки съехали прямо на него и чуть не утопили, толкнув тяжелым краем. Но не впервой. Выбрался. Заполз на лед и сразу зашарил глазами: саней с рыбой не было. Только фуфайка плавала в полынье. А до берега рукой подать. Коляша лег навзничь и заплакал. Ему было до остервенения жалко себя. Какая, право, гнусная штука жизнь. Вроде счастлив человек, радость переполняет каждую клеточку его тела. Но вдруг в одночасье все уходит. И не остается, кажется, ничего, что могло бы оживить раненую душу. Но проходит время, самое страшное забывается. И человек снова живёт и надеется на лучшее, ведь без этого все лишено смысла.
Коляша замерз, его била крупная дрожь. Он поднялся плюнул на плавающую в полынье фуфайку и, огибая промоины, ругаясь в голос. побежал к берегу. Бог мой, испокон веков, наверное, не слышали окрестности такой матерщины. Помянув всех святых, он вылез на берег и забрался в первый попавшийся автобус. Хотя места были заняты - его не выгнали, вошли в положение, тем более, что кое-кто из присутствующих видел, как он нырнул. Его сапоги, свитер и ватники пристроили сушить у мотора. Кто-то одолжил сухие портянки, кто-то телогрейку, чаю горячего плеснули. И отогрелся Коляша, отошел сердцем. Только повторял всю дорогу, как ненормальный:
- Ну и хрен с ним. Ну и хрен с ним...
А вдалеке на Волге к берегу все ещё тащились рыболовы. Одни, счастливые, щли тяжело, с рюкзаками полными рыбы, и добродушно шутили, другие с пустыми ящиками шагали легко, матерясь и злобно плюя в промоины. Кто-то проваливался, кто-то кого-то вытаскивал. На берегу у костра сушились. Крики, хрипы, мат, шутки, плевки и сигаретный дым, в общем, жизнь во всем её многообразии. Зима кончилась. Ну, и хрен с ней. Другая наступит...