orlusha : ПРО КИЛЛЕРА ПЕТРОВА

Для служебного пользования. По прочтении – съесть.

Вы забыли, а может, не знали,
Но согласно советской истории,
Под Москвой есть "Лесные дали" -
Засекреченный санаторий.

Нет его на туристских картах,
Нет его и на школьных глобусах,
Раз в году, десятого марта,
Подъезжают к нему автобусы.

В них - не "новые русские" с дамами,
Не сердечники-пенсионеры,
Не сектанты в белом, с там-тамами,
И не юные пионеры.

Из автобусов выгружаются
В темно-серых костюмах дяди
И в больших корпусах скрываются,
Исподлобья сурово глядя.

На лице у них - ни улыбочки,
В их походке видна угроза,
Все несут футляры от скрипочек,
Как "Московские виртуозы".

И притом понятно: по возрасту -
Дядьки - взрослые, не курсанты.
Объясню вам, ребята, попросту:
Это - русские диверсанты.

Те, кому не нужны медали,
Дай бы только кого убить,
В санаторий "Лесные дали"
Едут вовсе не водку пить.

Просто киллеры русской нации
За зеленым большим забором
Повышают квалификацию,
Проходя секретные сборы.

Они учатся есть лягушку
(Вдруг судьба занесет во Францию),
Как жену удушить подушкой
И взорвать узловую станцию.

Эти люди в ночи невидимы,
Могут яд заварить из киндзы,
Могут шутками безобидными
Соблазнить, если нужно, ниндзю.

Раньше этих людей были тысячи,
Тысяч пять, уж никак не меньше,
Люди помнят их шеи бычьи,
Их любило немало женщин.

Жизнь подкинула нам подлянку,
Хоть и лет прошло – просто малость,
Разбрелись убийцы по банкам,
Их четыре всего осталось…

Да и то – как сказать, четыре…
Одноглазый дурень Петров,
Наш любитель мочить в сортире,
Джапаридзе и Иванов.

Все они готовы для дела
Жизнь свою поставить на кон,
Чтоб врагу покалечить тело,
Да мешает всему закон!

По закону страна Россия,
Чтоб свободной войти в историю,
Применяет свои спецсилы
Лишь на собственной территории.

Это что же, блядь, получается?
Чтоб Бен-Ладена загасить,
Надо нам его, получается,
В область Тульскую пригласить?

Упустили с дачи рублевской,
Скажем, гниду на днях одну,
Так живи себе, Березовский,
Поливай родную страну?

Так и жили бы с грустной думой,
Наши киллеры, труд забывши,
Но припомнили вдруг, что в Думе
Тоже много своих, из бывших.

В баньке встретились чинно, скромно,
Вспоминали «как мы душили»,
А потом поменять законы
В пользу киллеров порешили.

В общем, стало опять по-старому,
Стало можно опять свободно
Расправляться любым «Макаровым»
С кем захочешь и где угодно.

***
Не проходит буквально месяца,
Как из Центра летит приказ:
«Наш изгнанник лондонский бесится,
Вся надежда только на вас!»

Джапаридзе гулял в запое,
«Главный» был, понятно, в Кремле,
Иванов – существо тупое.
Кто же мир спасет на земле?

Кто всегда в физической форме?
Кто умен, красив и здоров?
Кто пираний трупом накормит?
Одноглазый киллер Петров!

- Собирайся, Петров, в дорогу!
Как поется, "труба зовет". -
Прохрипел репродуктор строго,
И Петров послушно встает.

Он шагает сначала в кассу,
А потом - на секретный склад,
Получает валюты массу,
Спец-винтовку и к ней приклад.

Ну, валюта - оно понятно,
Чтоб доехать и там прожить,
О винтовке же трехзарядной
Можно просто роман сложить.

О такой вы и не мечтали:
В ней деталей не сосчитать,
А устроены все детали
Так, чтоб можно было глотать,

А потом прямо в день атаки,
В стороне далекой любой -
Извините, сходил покакал,
И винтовка готова в бой.

"Неудобно" - подумать можно.
Объясняю вам, так и быть:
А полиция? А таможня?
А опасность в метро забыть?

А еще Петров получает
Камуфляжную форму "Зет",
На себя ее надевает,
И Петрова - как будто нет.

Он, как будто, теперь - не тело,
А кусочек от мостовой:
Видишь, FUCK написано мелом,
Вон - котеночек, как живой,

Вон - обрывки презерватива,
Вон - бензиновое пятно.
Пять окурков лежат красиво
И еще - собачье говно.

Значит, если Петров заляжет -
Англичанин - и млад, и стар,
На него поглядевши, скажет:
"Это - лондонский тротуар".

В общем, ясно: приказ был отдан,
Инвентарь получен сполна,
И его к самолету в Лондон
Провожать приходит жена.

Спец-инструкция запрещает
Говорить - куда и зачем,
Так что даже жена не знает
Направления рейса "семь".

Объявляют на Брянск посадку,
Обнимает жена Петрова,
На прощанье целует сладко,
И рыдает, что та корова,

А Петров, взгрустнув на минутку,
Отправляется в дальний путь.
Чуть запчасти гремят в желудке.
Не впервой, небось, как-нибудь!

***
Летчик четко маршруты знает,
Не впервые летает он,
Вот уже под крылом мелькает
Остров Англия, Альбион.

Оглядев пейзаж немосковский,
Улыбнулся пилот сурово
И на дом, где жил Березовский,
Он выбрасывает Петрова.

Парашют туманного цвета
Снизу очень трудно узреть,
Чтоб не знал предатель, что это
Опускается с неба смерть!

Плод работы ученых лучших
Трех ведущих НИИ Москвы,
Парашют, чуть земли коснувшись,
Сам покрасился в цвет травы.

Киллер брюки снимает ловко,
Принимает позу орла,
И - давай добывать винтовку,
Чтобы та под рукой была.

Вот пошла затворная рама...
Вот - прицел... Вот - патроны... Так...
Вдруг, в момент ответственный самый
Киллер слышит вдали собак.

Не хватало еще заботы!
Оказалось, в своем лесу
Березовский любил охоту
Псово-конную на лису.

Как в кинушке про Фантомаса,
В ярко-красном и на конях,
Вся гостей полупьяных масса
Развлекалась при свете дня.

Вон (в очочках) - писатель Дубов,
Бадри - в бурке и в газырях,
Вон - Гусинский стоит под дубом.
В общем, много знакомых рях.

Но охота не остановит
Злой истории колеса.
Киллер что-то руками ловит.
То, что нужно! В руках - лиса!

То, что было потом - я знаю,
Происходит в лисьем аду.
Киллер в лисью шкуру влезает,
Поправляет хвост на ходу.

Он бежит по лесу вприпрыжку,
Хоть сейчас в зоосад бери,
Он похож на Лиса из книжки
Антуана Экзюпери.

Через миг, на тихой поляне,
Где раскинулся старый граб,
На него с ружьем и в тюрбане
На коне выезжает БАБ!

Он, увидев лису, понятно,
Попытался вскинуть ружье,
Но уперся взгляд неприятный
В голубые глаза ее.

Левый глаз был довольно странный -
Весь холодный и неживой,
А второй был вообще стеклянный...
Березовский сник головой.

А потом поехала крыша:
Лис поднялся с ружьем в руках.
Березовский - почти не дышит,
Но в дыхании - слышен страх.

Березовский решил: подстава!
Он вгляделся в стеклянный глаз,
Вспомнил Ельцина, вспомнил "АВВу",
Всех обманутых, "Логоваз".

Он забыл про лис и охоту,
Он припомнил Москву, дефолт,
В злобном мозге щелкнуло что-то,
Будто в мозг забивают болт,

Понял Боря: пришла расправа
На полянке возле реки,
Он представил свой труп кровавый,
Свой конец от лисьей руки.

Промелькнули в башке зловещей
Покаяние и сомненье
И внезапно злодей зловещий
Перед Лисом встал на колени.

- Извини меня, рыжий дьявол,
За злодейства, что я творил.
Лис достал из кармана "Яву"
И задумчиво закурил.

- Не такой уж ты безнадежный, -
Олигарху сказал Петров.
- Убивать тебя будет сложно,
Поживи еще, будь здоров!

***
Разбирает Петров винтовку
На пятьсот запасных частей,
А Борису уже неловко,
Что надолго бросил гостей.

Он Петрова берет под ручку,
Он идет по тропинке с ним
И под музыку В. Сердючки
Представляет друзьям своим.

Контингентик - довольно странный...
Возле дома стоят гурьбой
Аль Файед с принцессой Дианой,
Чикотило и Виктор Цой.

Вон Дудаев усы щетинит,
Рядом - Брежнев при орденах,
Пилит скрипочку Паганини,
Ленин в ярко-красных штанах.

И Петрову вдруг стало ясно,
Что и как происходит тут,
Что подвел его в час несчастный
Нераскрывшийся парашют,

Что случился случай ужасный,
Завершив судьбы круговерть,
В общем, стало Петрову ясно,
Что ему наступила смерть.

Он припомнил родную маму,
Воспиталку в детском саду,
Понимая, что эта драма
Происходит сейчас в аду.

Он заплакал, но тут подбегает
Раскрасотка Мэрлин Монро,
Одноглазого обнимает,
И ее приобнял Петров.

Он целует ее умело
И его целует она...
Вдруг Петров глядит обалдело:
Это ж Люська, его жена!

Испарился вдруг Березовский,
Появился родной комод,
За простым окошком московским
На работу спешит народ.

Достает Петров из стакана
Свой любимый стеклянный глаз
Вспоминает свой сон престранный,
Вспоминает, что через час

Надо быть ему непременно
Там где рынок, народа тьма
Заступать на дневную смену,
Охранять киоск "Шаурма".

Он идет в пиджачке не модном,
И не знает вокруг народ:
Этот - если стране угодно,
По приказу врага убьет!