Jess : Все свое ношу с собой (c)

Ты когда-нибудь ставил прямо посреди темноты и безликого пространства старую пластинку, чтобы ее музыка сладким дурманящим дымом вплывала в душу и, оживляя вокруг забытые картины, каждой ноткой как шипом впивалась в сердце? Ты когда-нибудь шел по битому стеклу, когда каждый осколок с тупой болью впивается в ступни, жадно купаясь в розовом соке кожи, только для того, чтобы звенящая мелодия раздавленных осколков воскрешала в душе музыку прошлых лет?

Истинный душевный мазохизм - это желание вновь и вновь упиваться исчезнувшими картинами, тянуть руки к ускользающему фантому, прокусывая в кровь губы; курить одну за другой сигареты, пытаясь в клубах горьковатой завесы разглядеть счастливую, чуть треснувшую улыбку. Краски в глубине души меркнут, боль притупляется, но с одержимостью я лезу туда и начинаю наводить глянец на потрескавшиеся портреты - до блеска, натачиваю эмоции - до острия иглы. Как к роднику, приникаю к омуту боли и не могу напиться, ведь каждый глоток горечи вмещает каплю увядшего, чуть испорченного, сладковатого счастья.

Передо мною на мольберте, как на алтаре, стоит картина - изображение радуги, сделанное рукой истинного мастера. Цвета ее волнуют не глаза, но саму душу. Влажный след последних дождевых капель на лице, яркое солнце смешливыми зайчиками в глазах и чистый свет, разбитый на цветные полосы удачи, заполняющий комнату. Маленькое чудо, приколотое к листу бумаги. Но слишком тревожно держать его рядом с собой - оно наполняет светом мои глаза, оно слишком сверкает среди серых будней, его могут уничтожить или украсть и припечатать толстым мутным стеклом, чтобы разглядывать сонными глазами. Решение пришло давно - надо взять краски, кисточку и широкими мазками изобразить поверх привычную абстракцию, спрятать за ней искрящийся шедевр так, чтобы ни один лучик не выдал его. И пусть рука дрожит, а капли розоватого гламура пачкают траурные одежды, но я рисую, разбавляя краски слезами. Свет картины меркнет, он скрыт, спрятан, и последние силы уходят - их забирает внезапно подступившая со всех сторон темнота...

Так пусто, что я, как слепая, наощупь вытаскиваю старую пластинку и провожу по ней пальцами, вспоминая музыку из прошлой жизни. Зажмуриваю глаза до боли, до карусели цветных пятен, из которых пытаюсь воссоздать в памяти образ моей истории. И внезапно чувствую тепло, ищущее и робкое, его запах заглушает запах свежей краски. Темнота рассеялась, а картина излучает тончайшие лучики света сквозь грубо нанесенные мазки. И все попытки сдержать это маленькое чудо для себя, внутри, растоплены одним лишь теплым бликом. На коленях, не скрывая слез, беру в руки растворитель, и осторожно плавлю тюрьму из едких красок. Оно должно быть свободным, без рамок и декораций. Пусть и недолгое, но время его рядом со мной и есть срок моей жизни.