Эр.Вэ. : ЧЕРТ, BERK, KAKA-BOUDA… 3

СКАЖИ « У-И-СТИ-ТИ »...........

Приемное отделение 77-й больницы встречает нас темнотой и обманчивой тишиной. Но через пять минут на меня налетают тетки в белых халатах. Они тормошат, переваливают на каталку, куда-то тащат, фотографируют, сканируют, реанимируют и не переставая выспрашивают, что да как. … Насправді з Парижу? Як воно там? Тяжко, мабуть? І діточки є? Ах…двоє! Ну не плачте, не плачте, диви, все й обійдеться. Завтра, як Бог дасть, поїдите до своїх діточок… Кто-то занялся моими руками: А що тут у неї? Зашьем? Та ну, так заживет, бинтуй. Бинтует. Мне все равно. Пущай, так заживет. Микола тем временем где-то носится. Наконец подруливает ко мне с последними новостями. Новость, собственно, одна – ночевать я буду здесь, чего-то они там, видать, насканировали. Появляется и доктор. Судя по бонжуру и обходительности, коллега представил меня как важную залетную птицу:
- По крайней мере эту ночь я не могу вас отпустить, а утром решим, сможете вы лететь или нет.
Он отдает распоряжения, и санитарка с грохотом закатывает меня в палату. Я слышу ее сердитый шепот:
- Ще це ви тут розлеглися? Це місце для хворих. А-ну лягайте…
Оглядев в потемках помещение - три кровати из пяти заняты лежащими забинтованными женщинами, а на пятой сидит моргая спросоня вполне здоровая на вид тетя - Коля бежит устраивать меня по-комфортнее. Возвращается с тем же доктором, который разводит руками:
- Пардон, ничего не могу сделать. Есть у нас одноместная палата, но без заведующего решить не могу. Он скоро будет… м-м, после праздников. Вот поговорите с ним. Да и не советую я вам одноместную. Мало ли чего, никто ведь не поможет.
- А тут кто поможет?
- Соседке крикните, она кого-нибудь позовет.
И вот я лежу на той самой койке для хворих, изгнанная ближе к двери тетка нагрела местечко, и пытаюсь понять, что же делать дальше. Надо сначала отпустить Колю. Намаялся со мной, бедняга.
- Слушай, давай подумаем, как мы отправим документы. Вдруг я здесь застряну, что тогда? Ты конверт держи пока у себя, это пожалуй, надежней будет. Что ты так на меня смотришь? Ах! Коля, не пугай меня.
Теперь я понимаю, что меня так мучило в машине скорой помощи. У Коли в руках была моя сумка. Только сумка…
- Подожди, они же у тебя в сумке!
- Нет! Я вытащила конверт в машине, чтобы бумаги сильно не помялись. Слушай, наверно, он упал и завалился куда-нибудь. И что теперь делать? Ты можешь разыскать таксиста?
- Легко! У меня ж телефон его есть. Прям щас позвоним?
- Поздно уже. Давай с утра пораньше, и сразу ко мне. Нет, лучше оставь мне свой мобильный. Можешь? На всякий случай, и сразу звони.
С телефоном я чувствую себя уверенней – все-таки связь с миром. Коля отправляется домой, а для меня наступает ночь. Интересно, что имел в виду доктор. Чего мало ли? Я смотрю в окно и даже не пытаюсь заснуть – страшно, а вдруг не проснусь. Однажды Санька упала и ударилась головой. Я перепугалась и потащила ее в больницу. Помню, врач попросил ее пройтись взад-вперед по невидимой прямой с закрытыми глазами и несколько раз дотронуться указательным пальцем до кончика носа. Я машинально тяну палец к носу - получилось! Господи, поскорей бы утро, и пусть Коля отыщет эти чертовы документы, и хорошо бы завтра улететь домой, и тогда вечером я выпью с друзьями за мое здоровье и мы дружно посмеемся над всей этой историей. Так, палец к носу, нос морковкой, ¨скажи «у- и- сти-ти»…


- Скажи «у-и-сти-ти», - командует Александра младшей сестре, нацеливая объектив фотоаппарата куда-то в сторону. Манюня послушно растягивает рот в лягушачьей улыбке и тут же тянет лапу.
- Дай мне, c'est mon tour!
- Нет, ты не умеешь.
- Даааааай! С’est pas gentil!
- Не дам! Ага-ага-ага!
Возня, шлепки, рев… Пора вмешаться. Что ж, поиграем в дочки-матери, благо девчонки еще принимают правила игры и соглашаются быть дочками. А я значит матерь. Мое дело проверять уроки и зубы, давать фрукты и подзатыльники, мирить и наказывать, огорчаться и радоваться, плакать и смеяться вместе с ними. Воспитывать, одним словом.
- Саня,чем вы сегодня занимались в школе?
- Э-э, сначала у нас был спорт, потом английский. Мы разучиваем pièce, и у меня такой personnage, мальчик Омлет. И я говорю, э-э-, как это уже? А! Чуби ор нот чуби!
Начинается! Это языкосмесительство сводит меня с ума.
- Может, твоего мальчика все-таки зовут Гамлет? Ну, а кроме этого? Что с математикой?
- Э-э, учительница нам рассказывала про оstralopitec. Вот, смотри. Его зовут Люси. Знаешь почему? Аrchéologues, когда его нашли, слушали песню Бичелсов про Люси. Maman, ты знаешь такую песню?
- Знаю, только не Бичелсов, а Битлз. Это все хорошо, Саня, а с математикой, что? Почему опять плохая оценка?
- Оказывается, как я не знала сделать эту problème, посмотрела у моего voisin и через него получила четыре ошибки.
Тьфу-ты, задачу, Саня, не смогла решить задачку,списала у соседа, так и скажи!
К счастью для Саньки, в разговор влезает пятилетняя Маня.
- А у меня тоже было хорошо в école. С утра у нас gymnastique, потом мы позавтракали, потом отдохнули, потом пошли обедать и все съели, потом э-э отдохнули и порисовали….
Да, мое счастливое детство было другим. Учителя не водили меня в музей Пикассо и не рассказывали про какого-то остралопитека по имени Люси. Меня не учили фехтовать, лепить из гипса бюсты, не просили написать стихи и проиллюстрировать их. Наконец, не ездила я вместе с классом в Прованс изучать на месте французскую флору, где вместо лагеря – шато, вместо деревянных коней – живые пони, вместо пионерского шансона – даже страшно себе представить что. Вроде тех незатейливых куплетов которые Оля притащила с урока пения в районной консерватории: мать и ее семеро детей отправились на пикник. Что же они будут есть? Селедку. А что же они будут пить? Белое вино. Все правильно, французская рифма диктует именно это неудобоваримое для всякого русского сочетание.
Да, ничего такого у меня не было, но не было и вшей. А тут, что ни осень, на дверях школы большими буквами: «ВШИ ВЕРНУЛИСЬ!» Зачем, спрашивается? И главное, откуда – это во Франции-то! И если раньше я только изумлялась подобным надписям, то в прошедшей зимой эта напасть нас не миновала. Обнаружив первую тварь, я сразу вспомнила читанные в детстве рассказы о гражданской войне, что-то там про керосин, бритье наголо, костры из портянок, и помчалась в аптеку.
- Не представляю, откуда они могли взяться? – сочла нужным оправдаться перед аптекатерем.
- Это не ваша вина, - заверил он, делая решительный шаг назад. – Достаточно одной в школе. C’est pas grave. Я дам вам шампунь, семейную формулу.
С этими словами он вытащил из-под прилавка бутыль с надписью «Еgor». Увы, вши, облюбовавшие наши головы, оказались устойчивыми и к «Егору», и к прочим семейным формулам. Не помог и чудодейственный лосьен, настоенный на вытяжке из коры сибирской сосны – вонь от него стояла на весь дом, а толку никакого. Спасли нас московские холода. На Новый год, несмотря на Яшино осторожное: «Может, вам лучше не приезжать?», наша вшивая команда отправилась взглянуть на русскую зиму. Такого удара вши не перенесли. От них остались воспоминания, початые бутылки с формулами и привычка начинать утро с поиска. Еще Санькина незамысловатая загадка, которую она придумала, почесывая башку: «Какой зверь меняет голову каждый день? Ну-ка, кто это!» На мое замечание, что вши не есть зверь, а суть насекомое, ответ был: «А, так неинтересно, сразу можно догадаться…». То есть вот такая штука, что не догадаться невозможно.
Русская зима детям понравилась, но русское лето им нравится еще больше. Первым делом девочкам показывают Красную площадь, потом ведут в Макдональдс и следом вся фамилья катит на дачу. Соседи, заслышав наш галдеж, сразу понимают: «Ага, к Яшке-французу дети приехали». Sauve qui peut! Спасайся, кто может! Поначалу у Яшы и моих родителей – «деды Юры и Тамары Санны» голова идет кругом. Растерянный отец носится по участку за босоногой Машкой по участку и орет: «Маня! Если поцарапаешься, сразу скажи об этом маме, папе или мне!» Проходит дня два, и наши искусанные комарами «француженки» уже водят дружбу с соседскими мальчишками, которые вносят посильный вклад в их русификацию.
Un, deux, trois,
Nous irons au bois… - затягивает было Санька любимую считалочку, но тут же спохватывается:
Шел по крыше воробей,
Нес бутылочку соплей…
Языковая среда делает свое дело. Список запрещенных ругательств пополняется каждое лето и отскакивает от зубов почище таблицы умножения:
- Черт, berk, блин, merde, kaka-bouda… Э-э, что там еще нельзя говорить?
После одного из таких наездов на историческую родину моя мама с облегчением вздохнула: «У нас в году два праздника, когда вы приезжаете и когда уезжаете». А у меня что ни день, то песни, пляски, сюрпризы всякие: то одна руку сломает, непременно левую, на то она и левша, то другая повздорит с подружкой и в школу теперь ни за какие коврижки, то очередную Мери Поппинс внезапно унесет ветром в неизвестном направлении, хорошо если без фамильных ложек и пары скатертей... Весело. Еще интересно – от детишек я узнаю много новенького. Например, что весна начинается не 1-го марта, а 21-го, что гораздо удобней при счете разгибать пальцы, а не сгибать, что волк съел-таки и бабушку и внучку вместе с ее красной шапочкой, и не спасал их никакой охотник. Там же «moralité», маман, а ты и не знала!

Теперь знаю:
Вот и получается, что малые детки,
Oсобенно хорошенькие, ладные и благовоспитанные девочки,
Поступают из рук вон плохо, поддаваясь на уговоры первого встречного.
Чему же тут удивляться,
Если эти-то крошки и становятся добычей волка!
Я не оговорился: волка - но волк волку рознь.
Есть среди них вовсе не свирепые и не отталкивающие с виду,
А наоборот - кроткие и приветливые, сама любезность.
И они, эти «ручные» волки,
Увязываются за юными девицами
До самого их дома, до самой кроватки.
Увы! Кто не знает, что из всех волков волки в овечьей шкуре –
Самые опасные.