Story : Старые знамена. Продолжение

...Виола почувствовала, что в нише кто-то есть. И в следующую секунду чьи-то руки крепко схватили ее и потянули в кромешную темноту...
- Виола, Виола, - шептал похититель, его руки блуждали по ее телу.
- Измаил, это Вы? – спросила Виола.
- Да, моя драгоцэнная, я ждал тэбя, как я долго ждал тэбя, как я хочу тэбя, - бормотание сошло на свистящий шепот.
Виола не сопротивлялась, но и не помогала. Было не очень удобно на коротком диване, но терпимо. Измаил Ренатов - институтский программист, молодой очень красивый парень. Горячий, вспыльчивый, но щедрый и красноречивый, любящий цитаты из Омара Хайяма. Измаил давно был влюблен в Виолу. Он страдал издали, иногда приближался, чтобы совершить еще одну попытку пригласить в ресторан или подарить букет цветов. От ресторана Виола отказывалась, а цветы принимала. Вдруг послышался стук каблучков, кто-то быстро-быстро шел в их сторону. ухо Измаила: «Замри». Измаил остановился и впился в губы Виолы. Поцелуй был головокружительный. Виола все же увидела, как мимо них прошла женщина, даже не посмотрев в их сторону, ничего не заметила.
Опасность миновала, Измаил возобновил свой марш победителя. Сильными и бесконечными движениями он довел Виолу до такого экстаза, что на пике у нее из глаз брызнули слезы, и вырвался стон, от которого Измаил взревел как раненный тигр.
- Измаил, дорогой, отпусти меня, - взмолилась Виола.
Но он смог это сделать только через несколько минут...
Виола первая вышла из ниши в полутемный коридор. Она спокойно поправила одежду, пригладила волосы и пошла к выходу, не доходя, свернула в туалет. Посмотрела в зеркало. Макияж слегка смазался, волосы спутались, губы горят и щеки горят – это щетина Измаила виновата. Виола взглянула на часы – обеденный перерыв закончится через десять минут, надо поторопиться. Виола открыла холодную воду, смочила носовой платок и приложила к щекам и губам...
В буфете стоял шум. Очередная партия геологов вернулась из экспедиции. Они пили пиво, и бурно что-то обсуждали. Виола прошла к прилавку, изъезженному подносами.
- Девушка, я Вас знаю! – с этим криком от столика геологов отделился маленький толстенький человечек и подпрыгнул к Виоле.
Виола с удивлением взирала на незнакомца сверху вниз, а он сиял и смотрел на нее во все глаза.
- Вы меня не помните? Ну, как же! Виолочка, вспоминайте, вы с Мишей приезжали ко мне в Устюг.
- Вы – Женя, - неуверенно сказала Виола.
- Конечно, я – Женя! Слава Богу, вспомнила! Виола, какая же ты красавица, просто королева! Пойдемте к нашему столу, я познакомлю тебя с друзьями, - и Женя стал тянуть Виолу за рукав.
- Нет, Женя, в другой раз, - отбивалась Виола.
- Пойдем, пойдем, не бойся, они с виду такие дикие, нормальные мужики, ну сделай мне приятность, такая женщина со мной…, они все от зависти лопнут, - Женя кивнул в сторону ватаги геологов…
Виола улыбнулась и пошла за Женей. «Как же он поправился, в два раза точно увеличился, но все такой же весельчак», - думала Виола, она отвлекала себя этими рассуждениями, потому что она ощущала приближение новой авантюры. С места вскочили сразу несколько человек, придвинули еще один стул. Гвалт прекратился. Женя торжественно произнес:
- Друзья мои, разрешите представить, принцесса Виола.
Восемь мужчин разных возрастов уставились на Виолу и молчали. Мгновение, еще мгновение.
- Семен Мысов, - нарушил паузу самый старший из компании и ближе всех сидящий к Виоле, осторожно взял ее за руку и поцеловал. И все вновь заговорили, по очереди представляясь, заискивающе заглядывали Виоле в глаза, но руку больше никто поцеловать не отважился. Затем повисла пауза.
- Женя, а почему нам не пригласить Виолу на сегодняшний мальчишник? – вновь возобновил разговор Мысов.
- Разве на мальчишнике не одни только мужчины? – спросила Виола, глядя в глаза Мысову.
- Семен, традицию нарушать не хорошо, - это был молодой, лет двадцати, бледный парень, представившийся Гошей, единственный, кто совершенно спокойно смотрел на Виолу.
- Гоша, тебе пора бы знать, иногда традиции надо ломать, они тормозят прогресс…- назидательно сказал Мысов и обратился к Виоле:
- Виола, Вы придете?
- Приду, - просто сказала она и потупилась, - а сейчас, извините, мне пора.
- Вот это Виола! – присвистнул один из геологов, глядя ей вслед.
- Хороша, - задумчиво сказал Мысов, - Женя, ты договорись с ней – когда, где, если надо, подбросим.
- Не волнуйся, Семен, теперь она от меня не уйдет.
Виола не нашла ключ от офиса на вахте, значит девчонки уже вернулись. Подойдя к двери, Виола услышала громкий смех.
- Виола, тут такое было! – и Аля с Люсей начали наперебой рассказывать
- Представляешь, иду я с обеда, а навстречу мне Измаил, – начала Аля,- у меня как всегда от него ноги подкосились, иду, улыбаюсь. А он останавливается вдруг, глаза безумные, как схватит меня и давай целовать. А кругом же люди, а я поделать ничего не могу, обмякла вся.
- Дай, я скажу, дай я, - вступила Люся, - иду я и вижу такую картину: нашу Альку целует предмет ее обожания. Конечно, я рада за подругу, но народ не поймет. Подхожу и так вежливо говорю: «Извините, но мне кажется, что вы слишком долго целуетесь». Измаил тогда от Али оторвался и меня как схватит и ка-а-к давай целовать! Слушай, как же он здорово целуется, Измаильчик наш.
Але двадцать восемь, она миниатюрная очень энергичная брюнетка, с большим вечно смеющимся ртом. Она разведена, у нее маленький ребенок, родители помогают, ребенок практически все время живет с ними. Алевтина прожигает жизнь. Когда-то были большие планы на карьерный рост, были амбиции. Но как-то все само собой сошло на нет. Аля завязла в винодельческой фирме, денег хватает, работа не обременяет. Она обожает ночные клубы, дискотеки и одноразовые пересыпы. У нее есть один постоянный поклонник – директор мясокомбината, он вдовец, ему к шестидесяти, он зовет Альку замуж, она ему пообещала...
- Прикинь, он нас с Люськой позвал сегодня к себе в гости. Обещал друга такого же красавца и интересный вечер. Здорово, правда!? Виола, скажи Люське, чтобы посмелей была, я ведь ее первый раз с собой «на дело» беру.
Люся зарделась как маков цвет. Бледная, какая-то кривовато-угловатая Люся расцвела и похорошела от предательского румянца. Она от природы была очень застенчива, краснела по любому поводу, и изо всех сил старалась напускной развязностью и веселостью пересилить свои «недостатки» - скромность и застенчивость. Люсе было двадцать четыре, она росла без отца. Отчим появился, когда ей уже было лет восемнадцать. И она перебралась в общежитие, квартирка была маленькая, Люся не хотела мешать свалившемуся на маму женскому счастью. Редкий пример дочернего великодушия.
- Виола, ты не знаешь, отчего Измаил такой взбудораженный? - с волнением в голосе спросила Люся.
- Почему ты меня спрашиваешь?
- Ну, ты такая, такая…, - Люся подбирала слово, - предчувственница.
- Нет, девочки, на этот раз я – пас, даже не представляю. Я очень рада за тебя Аля. Повеселитесь, как следует. Измаил хороший парень, мне кажется. И уж точно лучше твоего живодера-директора и твоих этих клубных ночных мотыльков…. Люсь, а ты постарайся просто хорошо провести вечер, а то Аля тебя больше не возьмет.
Виола вернулась на рабочее место.
Вскрыла почту и приготовила бумаги на подпись директору, затем Виола решила сходить на удачу в комнату с Интернетом.
- Я в Интернет, - сообщила она девушкам и ушла.
Удивительно, но все четыре места были свободны. Виола написала пару писем. «Похоже, сама того не желая, я развернула старые знамена. Пожелай мне удачи» - закончила Виола письмо к своей самой близкой и давней подруге, к сожалению живущей очень далеко от Москвы. И на этом Виола повернула свои прекрасные тяжелые бедра на крутящемся кресле в сторону выхода и уже собиралась встать. Внезапно дверь приоткрылась, и в комнату гибко вскользнул Платон Волобуев, менеджер из соседнего офиса, торгующего линолеумом. Глубоко вздохнув, и не сводя глаз с Виолы, как будто гипнотизируя ее, Платон тихо прикрыл дверь и закрыл ее на ключ.
Ничего не говоря, Платон продолжал сверлить Виолу взглядом, медленно приближаясь. «Странно, как Платоша похож на рыбу», - подумала Виола. Большая голова была чуть сплющена с боков, все черты как-то подались вперед, и, казалось, что глаза, не на одной плоскости как у человека, а как у рыбы - с боков...Но, не смотря на эту странную схожесть с большой рыбой, Платон был вполне симпатичный. Глаза были не рыбьи, а красивые и выразительные, темно-серые. «Особенно сейчас, очень выразительные», - Виола, с опаской смотрела, как в глазах Платона пляшут искорки. Черные волосы были длинные, локонами струились по спине, любая девушка позавидует таким волосам. Он был тонкий, похожий на танцора бальных танцев, но с рельефной мускулатурой. Платон нагнулся и подтянул Виолу к себе, взяв кресло за подлокотники. Потом выпрямился и сделал такой залихватский жест, расстегивая ремень, наверное, воображая себя лишенным предрассудков ковбоем в гостях у салунной потаскушки. Подчиняясь наваждению, Виола стала ласкать его рвущегося из постромков жеребца… Вдруг Платон остановил ее, и присев, зарылся под юбку, заставив Виолу тихонько покусывать губы. «Рыба-прилипала», - подумала Виола, прежде чем сознание отключилось. Платон вытворял такие кульбиты, перемещая Виолу по тесной комнатке, но так осторожно, что только возбужденное, с трудом сдерживаемое дыхание обоих нарушало напряженную тишину. «Затейник», - подумала Виола, обнаружив себя в исходной позиции – в крутящемся кресле на колесиках, и приходя в себя. Платон стоял на коленях, прильнув пылающей щекой к обнаженной груди Виолы.
Вслух она спокойно сказала, глядя в дырчатый звукоизолирующий потолок и перебирая упругие волосы Платона:
- Это было прекрасно, - изогнулась, чуть отстранив от себя Платона.
- Виола, - хриплым голосом произнес Платон, - прости, что здесь, прости что так. Но когда я увидел, что ты одна и здесь…
- Пойдем Платон, а то будут ломиться. Открывай дверь, где ключ?
Платон как послушный ребенок отдал ключ, а сам все продолжал стоять на коленях и извиняться.
- Идем, Платоша, ну, вставай. – Виола, оглядевшись, достала сброшенную им футболку, подняла с пола пиджак, помогла одеться, погладила по щеке. С трудом протиснулась мимо него к двери, оглянулась:
- Ты остаешься?
Платон кивнул. Виола отперла дверь и на прощание помахала Платону рукой. А Платон обессилено опустился в крутящееся кресло на колесиках и тупо уставился в монитор.
(еще надо?)