Aurora : Разговоры с богом

Было очень много слов.

Слова были в начале меня, я вышел из их пены как из чрева матери, и впервые ступив на землю, не смог ходить ногами. Сначала, я подумал, что оглох. Позади еще шумело море, отступая от меня, но берег был тих и абсолютно нем. Я словно провалился в мир, обложенный ватой. Так я оказался на Перевале.

Я всегда был очень занятым человеком, несмотря на то, что люди были для меня абстрактны. Их алогизмы хорошо вписывались в поток единиц и нулей моих схем, на этом строилась моя жизнь и пополнялись счета. Возможно, я сам был исходным значением, породившим систему ошибок, но мне приходилось умалчивать свои просчеты и прощать чужие. Я был Адвокатом и понимал почти все.

Но случилось так, что вокруг меня не стало никого, на этом месте не росли даже деревья. У кромки воды, на стыке берега и прибоя, переплетались серые мощные корни, не принадлежавшие растениям, но выпущенные прибрежным грунтом и уходившие далеко под воду. За моей спиной лежала суша, изредка покрытая лиловыми папоротниками, стелящимися по земле как плесень, вдалеке линию горизонта четко прочерчивали горы. Я оглянулся и осознал, что не сплю. Такое я бы не смог придумать, это место было сотворено не мной.

Я подумал, что если здесь так много простора, нужно куда-то идти и зашагал по направлению к холмам. Под ногами с хрустом крошилась острая галька и по тому, как легко она ломалась, иногда рассыпаясь в пыль, можно было судить о ее древности. Мне было удивительно хорошо, как будто у меня забрали часы и попросили не торопиться. Окрестные папоротники зашевелились при моем приближении, принимая причудливые формы, напоминавшие человеческие фигуры, лица, и мне казалось, что я их знаю. Моя жизнь проходила мимо меня, рассыпаясь прахом сухих щупалец. Я посмотрел вниз, сплетение сиреневых кружев соткалось в чье-то лицо прямо под моими ногами. Я решил обойти его, но волокнистый рот вобрал в себя мои подошвы, серые плети обвились около колен. Я захотел перешагнуть этот комок и упал.

Лежа на земле, я почувствовал, что ко мне кто-то подошел. Это был человек, я был уверен. Я не видел его лицо, лишь чувствовал, как его мысли переливаются в меня. В этой тишине я расслышал его тихий мягкий голос.

- встанешь сам?

Я не ответил. Он протянул мне руку и коренья отпустили меня. Я встал. Человек моментально отошел назад, позволяя наконец рассмотреть его. Это был мужчина лет сорока, одетый во что-то черное, но его одежда смотрелась нелепо в этом пейзаже. Старое пальто с намотанным шарфом мне напомнило узников немецких лагерей, но под всем этим виднелась атласная черная рубашка и безупречный галстук. Его худое, рельефное лицо было бесстрастно, живые темные глаза с интересом изучали меня.

- видишь ли, если ты не знаешь, куда идти, ты не дойдешь. Это место съедает шаги, не имеющие цели.

Я указал рукой на холмы за его спиной.

- что там?

- там мой дом. Пойдем, если хочешь, тебе все равно деваться больше некуда.

Человек сделал вежливый приглашающий жест, развернулся и, не дожидаясь меня, зашагал к синеватому мареву на горизонте. Деваться мне в самом деле было некуда.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы сравняться с ним. Шагал он легко и непринужденно, не обращая внимания на растения-призраки. Ближе к горам подул ледяной ветерок, человек зябко поднял воротник и в пол-оборота сказал:

- вообще-то я рад тебе. Давно здесь никого не было. Могу даже сказать, что мне повезло. Море могло выкинуть какого-нибудь дурака, а ты человек неглупый, как мне кажется.

У меня на языке вертелась куча вопросов, но я смолчал. Незаметно показались глыбы камней, галька исчезла и уступила место графитово - черной базальтовой основе, папоротники на ней не смогли бы закрепиться. Базальтовые скалы были словно оплавлены жаром . Здесь было неподвижно – жутко, как в камере для приговоренных к смерти. За следующей грядой находился его дом. Небольшое строение с плоской крышей, сложенное из местной породы, одним боком соседствовало с огромной скалой и было трудноотличимо от нее. Я понял, что мы пришли, только когда перед моим носом выросла массивная деревянная дверь. Хозяин вошел первым, покопавшись, зажег какую-то лампу, и пригласил меня войти. Несмотря на то, что он старался как следует осветить мне дорогу, я все-таки споткнулся на пороге и больно ударился о какую-то утварь. Внутри помещение было огромным, но отчетливо я видел лишь моего спутника в желтом круге слабого света.

меня удивил материал, из которого была сделана дверь и пара кресел, больше напоминавших троны древних ассирийцев. Я задал вопрос, указывая на них:

- где ты взял дерево?

- а, это…Море прибило. Когда-то это было кораблем Колумба, вернее его бортом. Это судно открыло Америку, а я сделал из него дверь. Когда я плотно ее закрываю, испытываю тщеславное удовольствие. Если б можно было так обойтись с любым открытием….

Он искренне рассмеялся.

- это шутка?

- конечно шутка. Проходи, будь как дома.

Я уселся в одно из кресел, с наслаждением вытянув ноги и решив оставить расспросы к чертовой матери. Я жутко устал от ходьбы по камням.

- как тебя зовут? Спросил я.

- у меня много имен…хочешь, называй Марком.

Мой хозяин говорил отчетливо и быстро, словно желая заполнить пустоту своего дома, но это ему трудно удавалось. Он в самом деле был рад мне.

- как давно ты здесь, Марк?

Он на секунду перестал возиться с камином и ответил в пол-оборота:

- всю жизнь.

Через какое-то время он с удвоенным старанием занялся очагом.

- когда-то я был Создателем всего этого, а теперь стал Коллекционером. Море давно живет своей жизнью, здесь на берегу был маяк, но оно более не нуждается в нем. Волны разрушили башню и когда-нибудь они вернут мне обломки, чтобы я не скучал.

- а зачем ты их собираешь?

- это мой мир, пусть и по частям. Море многое превращает в мусор, но этот хлам бывает важнее целого. А иногда мне просто интересно поломать голову, от какого же механизма отломилась деталь.

- значит, и я деталь?

Марк помолчал, потом вежливо ответил:

- это остров ненужных вещей, забытых или потерявших полезность. Тебя выплюнул мир событий.

Он пристально посмотрел мне в глаза и, немного подумав, добавил:

- но твое присутствие здесь для меня много значит. Я знаю тебя, ….всегда знал.

- меня никто не знает по-настоящему. Думаешь, ты бог?

- о, нет. Когда-то у меня были веские причины так считать, но теперь – нет. Я более человечен, чем ты. И если бы мне вернули мою смертность, я бы все устроил по-другому….

Разгорелся огонь, стало намного теплее. Вдоль стен осветились ряды полок, уставленных всякой мелочью, видимо, собранной без разбора. Я встал и подошел к ним, думая больше узнать о вкусах хозяина, но лишь разочаровался. Там валялся огарок свечи, чья-то глиняная чашка с щербатыми краями, дощечки, ворох ветхой ткани и почему-то фарфоровая статуэтка с китайским веером. Хлам со всего мира ворохами лежал на стеллажах. Я подумал, что если бы этот хаос собрать воедино, получилось бы что-то дельное, вроде островов, сооруженных из бытовых отходов. В глубине что-то блеснуло, я поднес тусклую лампу и на меня глянуло искаженное лицо, прижатое к стеклу. Это была человеческая голова с темными подтеками на шее, заспиртованная в огромной зеленой банке. Я усмехнулся, почему-то представив себя на месте этого бедолаги.

- это Искариот.

Я оглянулся. Марк сидел ко мне спиной, подкладывая в огонь сухие ветки.

- он был у меня, хотел узнать истину. Беспокойный малый, я бы сам его удавил, но папоротники сделали это за меня. Он был таким фантазером.

- он не повесился после предательства?

- а разве было предательство? Живя здесь, я и сам начинаю сомневаться, что было и чего не было. Искариот изменил сам себе, его удавили иллюзии.

Я ничего не понял из его рассуждений. Судя по времени, на дворе уже давно должна быть ночь, но в серых окнах не темнело. Марк откуда-то достал бутылку и налил вина.

- выпей и не бери много в голову.

Я залпом осушил граненый бокал.

- расскажи мне все, что ты знаешь о этом месте. Это остров?

- возможно.

- это значит, что ты не знаешь.

Марк хмуро улыбнулся.

- за этими горами – пустыня, потом опять холмы. А за ними еще что-то есть, но дальше еще хуже, нет даже папоротников. Там огромный мир.

Мы чокнулись, выпили. Мне представилось, будто я плыву по реке, лежа в лодке, и смотрю в небо. Этого человека я определенно где-то встречал и это было связано с моей профессией. Мягкость и убедительность его голоса не скрывали стальных ноток, когда он отвечал мне.

- простор, друг мой, такая штука… Дух пустыни открывает горизонт, но губит бесплодностью. Будь я помоложе, я бы побоялся остаться один. Выдумал бы себе страшного хищника, вроде гигантского дракона, чтобы у меня был враг. И на роль друга - прекрасную женщину.

Я рассмеялся:

- неплохая идея, почему бы тебе так не сделать?

- ну, я уже совершил эту ошибку. Пришлось выдворить обоих в ваш мир, чтоб вам было чем развлечься...

Он опустил голову и задумался.

- когда-то давно я чуть не погиб в этой пустыне. Ушел туда, за эту гряду, вглубь. Зачем,...не могу вспомнить. Там ужасно холодно, не говоря уже о призраках…

Он посмотрел на меня, в его глазах синим огонечком что-то мерцало.

- от меня мало тогда осталось, как от личности. Раньше ведь я был совсем другим….

Я сбежал сюда, на берег, и построил маяк. Мне не хотелось что-то строить для себя, я спал внутри круглой башни и ждал, что кто-то придет ко мне. Дальше ты знаешь.

Не так давно я соорудил эту берлогу, поставил дубовую дверь и испытал облегчение. Все просто и пусть так будет дальше. Вполне возможно, я был в чем-то неправ и что-то пропустил…как ты думаешь?

- мне кажется, ты погряз в мелочах.

Я не хотел быть резким, но мой ответ произвел на Марка эффект. Он понурил голову и тоскливо посмотрел в окно.

- мне больше ничего не остается. Выхода не существует, но наверное надо что-то придумать… А знаешь, здесь никогда не темнеет. Все всегда на виду, каждый камешек. И времени нет. Когда я смастерил себе часы, минутная стрелка пошла против часовой, а секундная вообще взбесилась.

Мне захотелось изменить тон беседы, но я не знал, что ему сказать. Неожиданно он замолчал сам.

Мы сидели друг против друга, каждый думая о своем. Я вспоминал свою работу, жену, сумасшедший темп большого Города, но не мог выцепить из памяти ни одного конкретного события, все сплеталось в какую-то кашу. Вспомнилась только какая-то летящая мелодия из Plastic dreams, которую часто крутили по вечерам в баре, где я просиживал вечера. Неприятная череда обвинений и защиты, споров с женой, разговоров с коллегами, соседями, просто со всякой сволочью…бесконечный треп. Что-то мне подсказывало, что и сейчас, с Марком, наклевывается моя стандартная ситуация. Меня устраивали призраки, сумерки и даже папоротники, но при условии, что они не сядут мне на уши.

- ты на меня злишься?

Марк от нечего делать рассматривал мою физиономию. У него был усталый вид.

- нет, я просто вспоминал, почему я выбрал свою профессию. Не пойму.

- нелегко, наверно, быть Адвокатом. На себя ничего не остается.

Я попробовал пошутить:

- говорили же Спасителю – не делай чудес.

Марк на меня странно посмотрел, испытывающе.

- я и не делал. Вообще ничего не делал. Я не завел ни жены, ни ребенка, и не выдумал ничего нового. Только рассказал людям то, что я видел там, на плоскогорье.

Я решил промолчать. Мне было наплевать, что он там видел.

Из вежливости я улыбнулся. Внезапно я вспомнил, где его видел – на суде. Его обвиняли в убийстве и я его защищал. Этому человеку инкриминировалась причастность к смерти какой-то проститутки, но было мало доказательств. Потом он признался мне, что сделал это из жалости. Это было давно, когда я только начинал. Мне тогда он показался жутко интересным, я многое хотел у него спросить, но его выпустили и я потерял его из вида.

Марк придвинулся поближе:

- послушай, там Пустота. Ничего нет, понимаешь? Ни тебя, ни меня… Смерть лежит в основе всего мироздания и перемалывает его на атомы. Что бы ты не сделал, куда бы ни пошел, ничего никогда не изменится…

Марк говорил отчетливо и медленно.

- И когда я понял, что бессмертия нет, я выдумал любовь. Я дал ее миру, но я соврал, нагло соврал…

Я встал поразмять ноги и подошел к камину. Внезапно я понял причину своей апатии – я хотел курить. Я не курил, наверное, целую вечность.

Я схохмил, указывая на сухие плети:

- превратил бы их в табак, а?

Марк молча встал, порылся в каком-то комоде, достал коробку сигар и протянул мне. Я прикурил и затянулся.

Я взял в руки фарфоровую танцовщицу, внутри подставки оказалась музыкальная шкатулка.

- там внизу есть пружина, попробуй нажать.

Я сделал, как он просил, хриплая односложная мелодия раздалось из коробочки, и статуэтка закружилась сначала вправо, потом влево. Треснутое повдоль личико танцовщицы медленно поворачивалось ко мне вытаращенными бирюзовыми глазами.

Я развернул статуэтку и поставил перед Марком.

- вот что ты дал миру. Сюда никто не придет больше, ты растерял своих учеников.

Марк усмехнулся.

- ты ошибаешься. Возможно, ты мой последний адвокат и это мне надо учиться у тебя. Почему ты пришел так поздно? Я бы хотел увидеть тебя ребенком и показать тебе другой мир, в сто раз лучше этого. Жаль, мне нечем тебя искусить… Твое сердце из камня, и я бы с удовольствием высек на нем другие законы.

Я развеселился:

- какие законы? Любовь, сострадание?

- нет, жалость к людям – унижает. Если бы ты захотел остаться со мной, ты наверняка бы погиб. На Тибете говорят о смерти, а не о любви.

- во мне нет любви.

Марк рассмеялся.

- я знаю. Поэтому мне легко говорить с тобой. Если бы я умел ходить по воде и превращать камни в хлебы,я бы тебе сказал: «Ты будешь освободителем душ человеческих, Адвокат. Иди к людям, скажи, что они все умрут и освободи их от страха».

- зачем мне говорить то, что всем известно?

- но они надеются. Нужно отнять хлеб у продавцов, торгующих воздушными шарами с моим логотипом. Зачем мне толпы искалеченных рабов? Чтобы я повел их в пустыню? Моя пустыня – не спасение и в ней нет радости. Кто захочет свободы, найдет для себя простор.

- Марк, зачем я тебе?

- я помню тебя там, на процессе. У тебя был вопрос в глазах, но ты честно защищал меня. Я решил договорить с тобой то, что не удалось тогда. Ты верил в мою невиновность?

- тогда - да. Это ты убил ее?

- Магдалину? Я не убийца истеричных женщин. Я лишь не стал мешать ей. Она так хотела воздвигнуть меня на крест, пронзить мне ребро и поливать мои колени слезами…Рядом с ней я чувствовал себя последним негодяем. Женщинам обязательно нужно, чтобы в конце четвертого акта прозвучал выстрел. Без этого пьеса не приносит им морального удовлетворения…, даже воскресшего из мертвых они хотят видеть первыми.

Марк взял сигару и раскурил от очага.

- и ты разрешил ей самой дойти до логического финала? Марк, ты просто бессердечная свинья.

Он расхохотался.

- ну да, ты еще скажи, что я кровожадный Молох.

Марк с наслаждением затянулся.

- я часто посещаю ваш мир. Страны, где много красивых женщин, города, где разрешены наркотики…Я частый гость в домах вашего правосудия и досконально изучил законодательство. К сожалению, оно не приемлет моей морали, оно пропитано страхом и основано на чувстве вины. Ты часто ощущаешь себя виноватым?

- нет, никогда. Адвокат не должен чувствовать ответственность за чужую глупость. Я могу оправдать почти все, но это не значит, что я должен что-то чувствовать.

Марк кивнул.

- вот поэтому ты здесь. Это место называется Перевал, рубеж между морем и небытием. Визит сюда еще никому не приносил счастье, но покой – точно. Отсюда берет начало истина и сюда же она возвращается. Ты многое здесь нашел, но возможно, в своем мире ты что-то потеряешь.

- Марк, мне нечего терять. Если ты раньше был другим, то я всегда был такой, как сейчас. Я родился таким, с чьим-то чужим разочарованием в голове. ..

Мой собеседник слушал меня опустив глаза, я не мог угадать, что он думает. Мне начинал нравиться его дом, холод, идущий от серых окон. Я безумно захотел остаться здесь и разговаривать, пока наконец не наступил утро или ночь в этом проклятом месте. Неуверенность прошла, но я чувствовал какую-то недоговоренность, разговор зашел в тупик. Похоже Марк сказал все, что хотел, но сказал он это с определенной выгодой для себя, его искренность была лишь частью правды. Он был сложнее, чем казался.

- разве ты хочешь остаться?

Марк улыбался, он явно читал меня, как раскрытую книгу.

Я ответил полу - утвердительно:

- мне пора ..

Марк честно смотрел мне в лицо, но его мысли были закрыты от меня.

- думаю, да. Мне жаль, Адвокат, но у тебя есть незаконченное дело…. Я очень рад, что встретил тебя.

- я не хочу никуда уходить.

Я встал. Марк положил мне руку на плечо:

- все в порядке…., но тебе нужно уйти. Хочешь, возьми у меня что-нибудь на память.

Я отрицательно покачал головой.

Он подвел меня к темной массивной двери и распахнул ее. В лицо пахнуло плесенью. Вместо каменистой гряды за ней оказался темный казенный коридор, тускло освещенный лампами в железной сетке.

Марк встал у меня за спиной, слегка выталкивая меня за порог и мягко прошептал на ухо:

- и вышел я из моря, подобно зверю, был мертв и се жив…

Я перешагнул порог и позади меня тихо захлопнулась дверь. Я оглянулся, на ее железной обшивке был привинчен номер «65». Затем я сделал несколько шагов по коридору, с каждым моим шагом лампы зажигались все ярче. В конце находилась решетка, какой-то человек в униформе охранял ее. Увидев меня, он вскочил и завозился с ключами. У меня дико билось сердце, оно находилось почему-то в голове. Свет в лампах разгорался до безобразия ярко и фигура склоненного над замком человека растворилась в нем. Я нырнул в белое сияние.

Я очнулся в таком же свете, но немного желтом и вполне реальном. Меня укачивало и накрывало волнами, но я уже был на берегу. Я открыл глаза.

- наконец-то он пришел в сознание. Поздравляю вас, мадам. Ваш муж будет жить.

Рядом со мной копалась стройная девушка в белом халате. Я поднес руки к лицу, нащупал какие-то провода около рта и выдернул их.

Ко мне подошла другая женщина, взяла меня за руку и произнесла:

- не надо, дорогой, лежи спокойно. Слава богу, мы чуть не потеряли тебя.

Она почти легла на меня, обнимая, и мне стало душно. Я попробовал отодвинуться, но не смог. Теплые капли упал мне на лицо. Я разлепил сухие губы:

- где Марк?

Женщина отпустила меня и с удивлением уставилась на медсестру.

- дорогой, какой еще Марк?

- человек, с которым я говорил. Где он?

- ты был в тюремной камере с клиентом, я не знаю как его звать….потом вышел и потерял сознание, охрана доставила тебя в больницу. Разве ты не помнишь? Мы все чуть с ума не сошли…

Значит, они не знают. Я вздохнул с облегчением и покорился медсестре, прицепившей свои провода обратно ко мне на лицо. Потом закрыл глаза и заснул.

Я вышел из больницы через месяц. Четыре недели я спал, ел и ни о чем не думал. Я попросил доктора ограничить мое общение с женой, он понимающе кивнул и обещал все устроить. Благодаря ему я мог спокойно лежать на койке, смотреть на цветущие глицинии в окне и представлять, что я в раю. Я не думал о Марке, его Перевале, но эта реальность жила во мне. Она не была пугающей или гнетущей, она не была даже внове для меня, но именно эта реальность приобретала форму цветов, залетающих в окно, стройных ног моей медсестры и звучала песней Фрэнка Синатры, раздававшейся из больничного радио.

Мой плоский мир координат приобрел трехмерность. Каждый раз, открывая по утрам окно, в запахах весеннего сада я чувствовал дыхание Перевала и был спокоен. Все встало на свои места. Я больше ничего не боялся.

Позже, после отпуска, я вышел на работу. Коллеги очень тепло поздравили меня с выходом, я взял несложное дело по угону машин и у меня оставался вагон времени.

Я выяснил, из чьей камеры я тогда вышел. Это был эмигрант арабского происхождения, взорвавший казино прямо возле здания федералов, под их носом, можно сказать. Это находится в центре этого чокнутого Города. Мне рассказали, что он очень жалел о моей болезни и говорил, что его казнят, потому что адвокат, который ему достался после меня – осел. Так или иначе, но высшую меру он себе накаркал, хотя иначе и быть не могло.

Меня интересовало одно: кто был с ним в камере, пока я находился на Перевале? Как я ни гадал, это до сих пор для меня тайна.

Спустя некоторое время я расстался с женой, она первая подала на развод и мне сначала было немного обидно. Трезво подумав, я решил, что это к лучшему, но мне надо было переустраивать свой быт, а это немного неудобно. Кто долгое время жил с женщиной, меня поймет. Она нашла себе режиссера, сумасшедшего малого, с холеной черной шевелюрой. При знакомстве со мной он сказал, что снимет монументальную картину, вроде битвы при Ватерлоо, в ней будет много крови и шикарная любовная интрига. Это он сам так сказал, «шикарная». Мы сидели в летнем кафе, я помешивал свой коктейль и посматривал на свою жену, хотя правильнее было сказать - его жену, слушал краем уха разговор соседней подгулявшей компании. До меня доносились слова «крутая тачка» и «франко-борт», моя жена казалась счастливой и молодилась, посматривая на проходящих мимо девиц. Мне стало немного скучно, я расплатился и ушел. Больше я их не видел, но слышал, что этот режиссер до сих пор снимает рекламу.

Дальше я жил привычной жизнью, вел дела клептоманов, наемных убийц и улаживал бракоразводные процессы. Потом мне это все надоело до чертиков и я уволился.

Я занялся литературой и написал книгу. Я трезво оценил произошедшее со мной и понял, что Марка не существует. В моей книге я написал о смерти, и еще – о скуке. Я начал с того, что бога нет, и не существует любви и бессмертия, но кто хочет простора – найдет его для себя.

Я выдумал учение о Пустоте, рассказал, как море перемалывает камни и какой чистый воздух бывает на высокогорье.

Мне никто не поверил. Почему-то книга очень не понравилась критике, местные эстеты меня обвинили в минимализме и узости взглядов, в том, что образ главного героя очерчен недостаточно богато и уж совсем не эмоционально. Кстати, заодно меня отлучили от церкви и все газеты Города сообщили об этом. Я очень смеялся, глядя на заголовки «Диавол среди нас».

Недавно я почувствовал себя плохо и лег в больницу. Врач обследовал меня и сообщил, что у меня маниакально-депрессивный психоз и еще – мания величия. Это меня очень развеселило и я по секрету сказал ему, что я – бог. Ну, просто чтоб развлечься. Доктор пожевал губами и добавил, что у меня намечается шизофрения, но я ответил, что с этим в корне не согласен.

На этом наше общение закончилось и он мне выписал славные таблетки, после которых мне снятся цветные сны.

Вот и вся моя история. Я сказал то, что хотел Марк, и думаю, закончил свое путешествие.

Сложно сказать, заинтересует ли меня что-либо еще, я ведь везде был.

Поэтому я не тороплюсь выходить из больницы. Здесь по крайней мере тихо и кормят неплохо. Кстати, номер моей комнаты – 65.

Кто хочет побеседовать – приходите, буду рад.