не жрет животных, падаль : Никогда в ноябре

В геометрически правильных оконных стеклах, выкрашенных ноябрьской непогодой и сумерками в печально серый цвет, я наблюдаю за потоками капель льющего на улице дождя. Одна за другой они разбиваются о дрожащее стекло, цепляясь и сползая вниз, как будто печальным взглядом прощаются с тем, чем я живу за этими стеклами. Есть вещи, которые удивительно соответствуют настроению, смотреть на которые в том или ином состоянии духа можно до бесконечности. Глядя на их бесконечное движение, я пытаюсь что-то вспомнить.

Вода сегодня окружает нас с ней, следует за нами повсюду и даже сейчас, кажется, свинцовые ручьи скользят по складкам ее простыней. Ей всегда нравилось смотреть на воду, а в ее словах об отражениях на водной глади или кругах, расходящихся от брошенного камня, всегда было по-детски чересчур много восторга.

Я встретил ее, когда она рассказывала о набережной той реки, о бесконечности мостов и о причудливости теней, которые отбрасывают их надломленные скелеты на мелкую рябь воды. Сейчас, когда она закатывает глубокие глаза, на дне которых голубые кристаллики льда как будто запутались в седых волосах, такого уж они цвета, по ее трепетному телу пробегают тени воды. Я сгибаю ее тонкие руки, погружая их в прозрачные волны – я помню как она запускала их в немыслимый танец, пытаясь показать, доказать, сделать нагляднее свой восторг от увиденного. Именно тогда, я понял, что она должна стать моей. Именно она своими красками должна была раскрасить серые стены моего дома, разбросав их по холстам, выжженным оконным светом на полумраке вечно погашенного света.

Я смотрю на разбивающиеся капли, пытаясь отвлечься от ее изгибов и граней, блестящих влажными всполохами, от ее криков несколько минут назад, криков полных разочарования и криков, уничтожающих мое представление о моей жизни. То, как она узнала об искусственности моей жизни, наполнило ее взгляд дистиллированным оттенком, как будто глаза стали вдруг заполненными слезами изнутри. Слезами, которые она сдерживает, стыдясь отпустить их при мне. Я не думаю о ее теле, застланное водяным покровом и тающем в моем взгляде, я хочу продлить это ощущение для себя и чуть-чуть для нее – я смотрю на окно и думаю о физиологии.

В физиологии, а точнее, в той ее части, которая занимается центральной нервной системой человека, есть несколько удивительных терминов, которым, казалось бы, так мало места в обыденной жизни среднестатистического человека. Например, понятие «неадекватная стимуляция» - возникновение того или иного субъективно воспринимаемого как факт ощущения вследствие стимуляции органов чувств нерелевантным, но очень интенсивным стимулом. Так, например – зрительный образ, который мы на бытовом уровне называем «искры из глаз» возникает в случае физического воздействия на тело человека сильнейшим болевым стимулом. Почти всем известно, что при переломе позвоночного столба и соответственно при разрыве волокон спинного мозга прекращается иннервация всех нервных окончаний находящихся ниже точки перелома, что вызывает непроизвольное расслабление сфинктера и следующее за этим мгновенное опорожнение кишечника. Казненные через виселицу, кроме того, испытывают множественный оргазм, который, по всей видимости, является следствием все той же неадекватной стимуляции. Сперма, смешанная с дерьмом, покидает организм в тот самый момент, когда все становится безразлично. Неплохой и весьма эффектный прощальный аккорд.

Она кричит очень громко, потому что она еще ребенок, которому сегодня обидно. Она обманута, то, что лежит в основании ее чувств ко мне, оказывается не больше чем выдумкой. Хлопки дверей, громко щелкающие по холодному полу босые ноги, отслеживают ее беспокойные перемещения.

Да, я не был там, где была ты, и я никогда не отражался в той реке, а тот воздух никогда не знал моих выдохов. Да, моя жизнь придумана для тебя. До твоего появления в ней было слишком много пустого места, белых пятен, которые я дорисовывал в спешке, по ходу, срисовывая с тебя. Ты рассказываешь о своих впечатлениях, о том, как ранит солнечный свет сквозь желтеющую листву в том городе, который я никогда не видел, а я уверен, что чувствовал бы себя там также. Когда твои воспоминания не значительны в сравнении с чужими впечатлениями, так легко поддаться соблазну и просто скопировать, то чем делятся с тобой. А помнишь?
Ведь я тоже там был… ты была очарована тем, как я пересказывал тебе твои же собственные слова, приукрашивая их и пропуская их через свой хриплый голос. Ты думала, что наша близость не просто моя тщательная работа, а единство переживаний, ты же не могла предположить, что каждое мое слово, просто отражение твоего в тротуарной луже.

Ты кричала, не веря, что это был единственный способ. Солгать. Для тебя несущественно то, что эта кропотливая стройка моей биографии происходила полностью по твоему проекту, каждая деталь должна была соответствовать тебе. Я даже не помню, что вскрыло мой обман – так идеально вылизана была эта модель.

Нервные волокна могут приживаться и менять свою первоначальную функциональность, адаптируясь к новой среде – это упрощает восстановление отрезанных конечностей. Пришивая вам палец, врачи не задумываются о точном повторении всех рефлекторных дуг проложенным по электрическим окончаниям нервных клеток. В конце концов, процесс восстановления ставит все на свои места, и нервные клетки принимают на себя новые обязанности. Вы начинаете чувствовать и управлять. Прижившиеся фальшивые воспоминания обладают тем же свойством, они постоянно обрастают новыми подробностями, подслушанными, украдкой подсмотренными в чужих жизнях до тех пор, пока не станут реальностью не только для остальных, но и для Вас.

Я верил в свое придуманное прошлое, потому что оно выполняло свою функцию – приближало меня к тебе, оно стало ключом, к тем дверям, которые ты старательно запирала, уезжая когда-то. Я смог отпереть эти замки, показавшись тебе человеком с такой же историей как ты, тем, кто также как ты ронял слезы в талые воды очнувшейся от душащего льда реки.

Мы прошли с тобой по всем адресам, свернули на одних и тех же поворотах, а на каждом перекрестке выбрали одинаковое продолжение. Когда точно копируешь что-то у тебя не остается альтернатив.

Сегодня наша последняя ночь – я вижу это в твои глазах, налитых ледяной водой разочарования. Тебе всегда нравилось смотреть на воду, а в твоих словах об отражениях на водной глади или кругах, расходящихся от брошенного камня, всегда было по-детски чересчур много восторга. Тебе всегда нравилось, как воды реки за тысячи километров от места, где мы сейчас с тобой вдвоем, уносят твое тело по течению. Где воду не сковывает лед, ты верила, что мы были вместе. Ирония в том, что я тоже так думал, забыв о том, что когда-то все было не так. Сегодня я стану этой рекой, прохлада которой ускользает из твоей жизни, вытесненная обидой.

В той же физиологии есть другое не менее интересное понятие – «фантомные боли», а именно, воспринимаемые субъектом, как реальные, ощущения в ампутированных конечностях. Многие реципиенты, перенесшие операции по ампутации конечностей, в течение разного по длительности периода времени обнаруживают ощущения движения в потерянных членах. Кажется, что двигаются пальцы и сжимается кулак, когда ни пальцев, ни кулака уже нет и в помине. Призраком это ощущение блуждает на концах приживающихся на новых просторах нервных волокон.

Что ж, человеческий организм слишком не идеален и подвержен самообману. Каждый человек сам устанавливает степень доверия своему телу. Если сомнения прокрались и отравили даже и на ту территорию, которую мы считаем своей, уверенность в которой стопроцентная, насколько же можно быть доверять всему остальному?

Я научился жить по-настоящему, переживать то, что когда-то придумал и бросил к твоим ногам. Сегодня ты лишаешь меня этого. Что такое фантомная боль в конечности, которой никогда на самом деле не существовало?

Минуту назад ты кричала, сейчас мягко стонешь, наверное, прощаясь. Ты подарила мне свое тепло в последний раз, может, потому что я настоял. Твое тело нежится в скользких потоках, изгибается, разрезая ногами водную гладь сегодняшнего настроения.

Вода сегодня окружает нас с тобой, потому что ты так любишь всматриваться в глубину скрытую за собственным отражением, оставленным тобой в чужой стране, чужой реке, чужой жизни. Твой выдох можно почувствовать на коже, слышу, как ты захлебываешься, а твои распавшиеся на подушке волосы пустились в медленный танец, движения которого известны только муаровому ритму течения рек. Черные вихри змеями извиваются вокруг твоего бледного лица, иногда закрывая вьющейся лентой твой долгий взгляд, из распахнутых глаз, в которых окончательно растворились кристаллики льда. В полумраке струится моя рука по тебе, повторяя движения холодной воды вдоль, по изгибам и обводам твоего тела.

Утром тебя поднимут со дна той реки, в которой мы тонем сейчас. Слишком поздно для меня и для тебя, ты ляжешь на камни близь уплывших куда-то отражений: все еще живого твоего и всегда прозрачного моего. А волосы твои будут влажны, также распахнуты, как сейчас, будут твои глаза, но только ноябрьский холод заставит снова застыть голубые кристаллы в твоем взгляде.

Я приближусь тогда, кода ты уже не сможешь меня оттолкнуть, опущусь на камни, на которые ты ляжешь лицом кверху в спутанных черных лентах волос, взгляну на тебя еще раз. Есть вещи, которые удивительно соответствуют настроению, смотреть на которые в том или ином состоянии духа можно до бесконечности. Глядя в них, я пытаюсь что-то вспомнить…

Где все то, что было до тебя?
Было ли что-то до тебя?
____________________________________________
Не жрите жывотных – они вас тоже не любят