НевозможнаЯ : Первая любовь.

- Барышня на словах повелела передать, мол, сама она сёдня прийти не могет и вот, барин, письмецо Вам приказала отдать, - быстро протараторил белобрысый мальчонка, через мгновение скрывшийся в кустах.
- Погоди-ка, эй, постой! - окрик глухо разнёсся ему вслед и потонул в лесной глуши, - Вот пострел!

Алексей Порфирьевич Воняев-Запесдонский, молодой граф лет двадцати почти двух, тщедушного телосложения и крайне романтичной натуры, шагая по лесу, испытывал довольно странное чувство неопределённости.
Сегодня как никогда он ждал с ней встречи, он готов был сразу же,
не теряя драгоценного времени, перейти к самому главному, самому желанному сейчас для себя - ласково провести холённой рукой по её щеке и прошептать на ушко все те сладкие слова нежности, что выдумывал и подбирал всю бессонную ночь напролёт.
Теперь же переполняющие его слова гулко теснились в груди, щекоча душу в тщетной попытке вырваться наружу, а ладонь его жёг розовой бумаги конвертик, вскрыть который граф порешил дома, быстрыми шагами пересекая опушку.
Прислужнитса Марфушка, приняв ружьё и потронташ, нежно заглянула ему в искрящиеся дивным светом глаза и сразу позвала к столу.
По привычке хлопнув её по внушительному заду, он наскоро отобедал и уединился в кабинете отца, где конвертик как-будто сам в руках его развернулся. Спешно разгладив сложенный надвое лист, граф, слегка прищурившысь, в переполняющем его волнении замер над письмом.

Милый Алёша!
Очень печально мне оттого, что сегодня мы не увидимса съ тобою, мой соколъ ясный, ибо папенька заподозрилъ за мной худое и съ утра решилъ держать надо мною неусыпный контроль.
Целый божый день я обречена буду учить благопристойно такъ ненавистные мне сольфеджыю и французскiй, но верь мне, Алёшенька, весь день все мысли мои будутъ только лишь о тебе, любимый мой.
Единственнае, что дастъ мне силъ пережить этотъ день - мои мечтанiя о тебе, мой родной, воспоминанiя о нашихъ полныхъ тайны встречахъ на нашей с тобою опушке, где солнышко въ жаркомъ мареве припекаетъ насъ ласковымъ тепломъ, где ветерокъ такъ нежно шевелитъ каждый сочный листикъ, каждую травиночку, где въ тени воздухъ свежъ и насышенъ благоухающимъ летомъ, а тишину и, ой блядь не могу, эту божественную благость нарушаетъ лишь комарикъ, висящiй на тоненькай ниточке своего писка.
Мне мнитса также древесно-мшистый запахъ леса и журчанiе реченьки, отчего-то вызывающее во мне такое острое всегда желанiе пописать, излиться въ речку и безъ того переполняющей её влагой, и вместе съ темъ нетерпеливое желанiе выплеснуть на тебя, родненький мой, всю свою любовь девичью. Вот оно значитъ какъ, Алёшенька.
А первый твой такой робкiй и несмелый поцелуй мягкими, сладкими отъ лесной ягоды губами, и усы твои щекотались тогда, ой как они потешно щекотались, Алёша, милый. Когда въ ясныхъ голубыхъ глазахъ твоихъ прочла я желанiе схватить меня, сжать прямо всю въ объятiяхъ крепкихъ своихъ и целовать такъ громко и со всхлипами и тело мять лизать стонать глазами дико вращая и кусать плоть зубами рвать всю скомкать и растянуть и снова смять и сосать и причмокивая выпить всю меня по капле и взять разорвать на части и выебать въ конце-то концовъ такъ сладко до истомы и вновь и снова обнимать обжимать обтекать стекать смыкать втыкать вникать сникать стонать стенать стебать ебать копать катать корпеть кормить корить доить и драть спать срать брать врать а может просто снегом стать кровушку слизывать съ травы и пальцы облизать сожрать переварить и растворить меня въ себе и пропустить черезъ себя и выдавить меня по капле и снова жрать и заново всё повторить ведь навернае только такъ и можно постичь ту благость божiю состоянiя тела и души, когда страсть такъ безгранична, а любовь настолько беспредельна.
Засим остаюсь со своими мыслями пока наедине.
До скорого свидания, мой милый друг, любовь и жизнь моя, Алёшенька.
Твоя на веки,
Розалинда фонъ Зингершухеръ.

Алексей одурело перечитал письмо снова, почи по слогам, затем шумно подышав, пожевал желваками и посмотрел на стену.
Рот с журчанием заполнила едкая и горькая слюна, он несколько раз глубоко вздохнул и бурно вытошнил на ковер цветастый пищевой узор, формой своей напомонающий сердце.
В нём были свекольник, два яйца вкрутую, бараний бок с кашей и земляничный конфитюр. Следующий рвотный позыв казалось вывернул наружу всё его нутро и брызгами желчи раскидал цветастое сердце по всему ковру на множество неопределённых по форме кусочков.