Mighty Daemon : Пельмешки

С детства люблю пельмени. Ем их обычно из глубокой суповой тарелки, с маслицем или сметанкой. Люблю пельмешки жаренные, вареные, со специями, с любой начинкой. Не вижу разницы между пельмешками и варениками. Для меня все одно. Вареники, манты, хинкали, гёдза. Это все ПЕЛЬМЕШКИ ЛЮБИМЫЕ.
Не скажу, что они мне отвечают взаимностью. Даже больше. Я за свою жизнь лежал в больнице всего 2 раза. И оба – по вине пельмешек.
Первый раз меня госпитализировали в 2,5 года с аппендицитом. Не буду говорить, что помню все подробности, но тарелочка дымящихся, сибирских, самолепленых пельмешек, съеденная за обедом, прямо перед госпитализацией, так и стоит перед глазами. Можно сколь угодно долго спорить о причинах воспаления аппендикса, но я твердо уверен, что в моем случае роль катализатора сыграли именно пельмешки. В принципе, по причине малолетства, я мало чего помню об этом. Ну операция там, ну швы. Шрам вот остался. Главное то, что пельмешки я так и не разлюбил. Как раз, напротив, принялся уничтожать их, как В.И. Ленин меньшевичков с эсерами. Планомерно, регулярно и большими партиями.
Время шло, я рос. Увеличивались объемы тарелок с пельмешками. Увеличивалось количество тарелок, поглощаемых за один присест. И вот однажды, критическая масса одновременно съеденных пельмешек, была достигнута. Составила она примерно две с половиной крупных глиняных суповых тарелки. Мне было 12. Я был в пятом классе, и мне было очень плохо. Пельмешки внутри меня выстроились в ряд, как октябренки на линейке. Я чувствовал их всею своею системой пищеварения. Они были в пищеводе. Первая удобно расположилась где-то на уровне шеи. Они были в желудке, который превратился в подобие пивного мамона моего дяди Вячеслава. А надо признать, что пузяка дяди Вячеслава, на конкурсе «Пузо-1986» однозначно бы не затерялось. Вероятно, были пельмешки и в кишках, как толстых, так и тонких. Только вот наружу, в переваренном виде, они абсолютно не спешили. Видимо, мои внутренние органы показались пельмешкам тем самым райским уголком, который все мы ищем всю нашу жизнь. И немудрено. С моей-то любовью к ним родимым. Единственная вещь, которая нарушала наш идиллический симбиоз, была полная невозможность к передвижению со стороны моего тела. Я не мог стоять, ходить, сидеть, поднимать утяжеления. Даже пукнуть не мог. Это все вызывало крайнюю озабоченность у моих родителей. Понаблюдав за таким мною пару часов, они созвали семейный совет, и почти единогласно, при одном воздержавшемся мне, решили вызвать скорую помощь.
Надо сказать, что скорая помощь в то время была не очень скорая. Только к вечеру, т.е. часа через 3 после вызова, приехал полупьяный врач с потертым чемоданчиком, в сопровождении миловидной медсестры. Доктор, выяснив причину вызова, попросил меня приподнять майку и приспустить трусы. После чего начал щупать всякие места моего тела, в том числе и интимные. Я жутко стеснялся медсестры, поэтому краснел и почесывался. «У мальчика аллергическая реакция», - уверенно заключил пьяненький эскулап, - «требуется срочная госпитализация». Сказав это, он встал и отправился мыть руки. Я же, в свою очередь, взволновавшись выше меры перспективой поездки в больницу, пукнул, чем сильно повеселил сестричку. От стыда за свой невольный поступок я пошел совсем уж красными пятнами. Увидев которые, вернувшийся из ванны доктор, закричал, что больница меня уже заждалась и промедление смерти подобно. Толпа родственников провела экстренное вдевание моего тела в зимнюю одежду, и я устремился навстречу радостям больничной жизни.
Тут необходимо сказать, что пук, изданный мною по поводу отъезда в больничку, придал толчок процессу пищеварения в организме. Пельмешки явственно начали проваливаться в желудок, а оттуда еще ниже. Я, почувствовав, что мне лучше, попытался донести эту мысль до врача, но он только отмахнулся и сказал, что сначала анализы.
В приемном покое дежурил первый нормальный доктор, встретившийся на моем жизненном пути. Точнее докторша. Баба в общем. В халате. Белом. И со стетоскопом. Она меня выслушала, ощупала, и сделала клизму. Минут через пять я мощщно просрался, и стало мне так хорошо, как еще никогда не было. Вот только из больнички меня не выпустили. Заставили сдать анализы на аллергические реакции, а потом положили в желудочно-кишечное отделение ко всяким там гастритчикам и язвенникам. Сказали, что на обследование. Обследовали меня с пристрастием. Совали в рот зонд резиновый с камерой. Зонд без камеры. Зонд потоньше для исследования печени и поджелудочной. В этот зонд еще капельницей вводили какие-то препараты, я блювал, а они собирали мою блевотину и исследовали ее. Хорошо хоть в жопу ничего не вставили. Словом, после этих полезных процедур мне с каждым днем становилось все хуже и хуже. А вот анализы, наоборот, улучшались день ото дня. Поэтому где-то через 2 недели меня все же решили выписать.
Забирать своего любимого племянника приехал на новой «Волге» дядя Вячеслав. Я был рад ему, как никогда в жизни. Мой лечащий врач, стоя на крыльце больницы, долго что-то рассказывал дяде. Тот кивал, и как-то странно поглядывал на меня. Я же забился на заднее сидение «Волги» и про себя просил товарища Ленина (он был в те времена заместо Бога), чтобы врач побыстрее отпустил дядя Славу, и мы, наконец, уехали из этих благодатных мест. В какой-то момент я почувствовал, что у меня закружилась голова. Началась тошнота. Стараясь не шуметь, я блевнул себе под ноги. Случилось это как раз тогда, когда дядя, пожав руку врачу, пошел к машине. Увидев меня и блевоту, он хотел было что-то сказать, но я из последних сил выдавил: «В больницу не вернусь…» Дядя Вячеслав махнул рукой, и повез нас с блевотиной домой.
Уже дома выяснилось, что врачи ничего особенного в моем организме не нашли, и советуют есть меньше шоколада. А мне похер. В пельмешках же шоколада нету. ПЕЛЬМЕШКИ, я снова в строю. Готовьтесь, я иду.

З.Ы. К слову, первое блюдо, которое я научился готовить, когда стал взрослым и самостоятельным были жаренные пельмени (а кто бы сомневался).
З.З.Ы. Первая контора, в которой я работал располагалась напротив «Пельменной».
З.З.З.Ы. А вторая контора, была расположена напротив первой. Но это уже совсем другая история.