ТаранОружиеГероев : Белая река (реальная история, случившаяся летом 1991 года)

Дело было под Уфой, на берегу речки Белая. Конец августа 1991 года уже прожег в кронах ржавые отметины, и низкие звезды то и дело заволакивало тяжелыми,
ленивыми тушами облаков. Осень давным-давно плюнула на все приличия, и вот уже две недели обреталась в этих краях, правда не дождями и промозглыми ветрами,
а тихим сапом пропитывая воздух золотой тоской, от которой сбоило сердце и все время хотелось курить. Эти сердечные синкопы, эту тоску, горы, стремительную
на мелководье Белую и ржавые прострелы в кронах деревьях, и стремились вогнать в рамки грубых холстов пятеро моих друзей-художников. Четыре девчонки и
щуплый пацаненок, похожий на колодезный журавль. Что касатся меня, то я лежал неподалеку с сигаретой в зубах, глазами сверлил в небе дырку под очередную
звезду и думал, зарежет меня абрек из электрички, или не зарежет.

Мы сцепились уже на подъезде к Варушино, маленькой станции, где меня должны были встретить друзья. Еще немного, и я покинул бы пропахшую мазутом утробу
громыхающего червя — электрички, и оказался бы в теплых лапах комрадов. Мне бы тут же влили в горло водки, дали бы закурить… А потом леса, Белая
стремнина, горы, тросы, карабины и булиня, ночи, костры, ганджа и девчонки не обремененные большим количеством стереотипов… В общем все то, на что
расчитывал я, вырвавшись из суетной Столицы.

Но я сошел только на следующей станции, потому что все время высадки на Варушино я простоял сцепившись с одного примерно со мной возраста аборигеном этих
мест. Мы по очереди впечатывали друг друга в стену вагона спинами, но почему-то кулаки никто в ход не пускал. Я, если честно, скорее всего от страха,
который пытался не показывать. Потом электричка дернулась, и мы чуть не свалились. Но чьи-то сильные руки растащили нас по сторонам, и я увидел поседевшую и
морщинистую копию того парня, с которым мы только что утюжили спинами вагон электрички. Абрек — это слово сразу всплыло в моей плохо уже соображающей
голове. Сказав что-то сыну, пожилой абориген наградил его подзатыльником, и мой грозный соперник вдруг пустил слезу и убрался из вагона. Но на этом седой не
успокоился. Он повернулся ко мне лицом, заглянул в глаза тяжелым, как давешняя аплеуха взглядом и тихо, сказал:
— Ты не спи по ночам, не надо. Будешь спать, я приду и зарежу тебя.

И вот теперь я лежал в нескольких метрах от друзей-художников и думал, убьет меня абрек или не убьет. И вообще, почему я его абреком зову, он наверное
башкир какой-нибудь, абреки, это Кавказ, вроде бы. Хотя какая разница, если вдуматься? Сидит он где-нибудь под деревом и ждет меня с заряженным
курмулькуком. Поди, ищи потом, кто стрелял, откуда, за что…

А умирать жутко не хотелось. Под таким небом особенно. Жить хотелось, а умирать нет. Особенно, когда вдруг царапала синий бархат сорвавшаяся страза и
падала в самое сердце. Туда, на глубину, откуда уже не выронишь. Или вдруг налетал заплутавший порыв ледяного ветра, обжигал кожу и уходил в сторону
деревьев… Нет, умирать не хотелось. Спать, кстати, тоже.