архангел Гавриил : Последний

- Здесь поблизости когда-то была ферма.
Николай подбросил хвороста в огонь и взглянул на старика. Тот, казалось, спал, положив голову на рукав брезентового плаща, в свете костра серебром отдавали его давно не стриженные, забывшие расческу, волосы.
- Вот и повадился зверь овец с этой фермы таскать. Петр, сосед мой, в то время этой фермой заведовал, измучился бедный. Ведь несмотря на то, что все подступы к ферме капканами заставил, засады по ночам делал, обнаружить вора не мог. Следы, правда, вроде волчьих иногда, после очередного налета, оставались, но ведь следы к делу не подошьешь, в правлении колхоза поговаривать уже начали о том, что сам он, дескать, этих овец и тащит, а окружающим небылицы про зверя какого-то рассказывает.
Старик пошевелился и с интересом взглянул на рассказчика пронзительными, запавшими под густые седые брови, глазами.
- Петр просто извелся весь, - продолжал Николай, - шутка ли такое обвинение, главное - сделать ничего не может, черт его знает, капканы вокруг - не пройти, бердана заряжена, всю ночь глаз не смыкает - и ничего, а наутро либо ярки не хватает, либо несколько овец с перекушенным горлом где-нибудь в углу загона валяются. Он этих овец, к примеру, в правление утром тащит, а там недоверчиво смотрят:
- Смотри, - говорят, - Петр, добалуешься ты до тюрьмы.
- Пришел ко мне Петр как-то вечером, бутылку принес.
- Помоги, - просит, - сосед, разобраться с этой напастью, у тебя вон и друзья - охотники есть. Я так думаю, что не простой это зверь у меня на ферме промышляет, про косогор, что с фермой граничит, давно всякие разговоры идут, там в нем, в косогоре этом, заросли невыносимые и нор всяких прямо уйма. Мне дед рассказывал, мальчишками еще полезли они так в нору-то, глядь, а там человек волосатый, они, конечно, кричать, мужиков позвали, все норы проверили - нет того человека, волка только в одном месте спугнули крупного. Стреляли в него, да не убили, ранили, правда. Его потом, волка этого, еще несколько человек видели, хромал он сильно, вроде как ногу ему выстрелом перешибло. Много с тех пор лет прошло, охотились на зверя этого, да только безуспешно, и как не охота - то лошадь у охотников порвет, то собак поранит и, главное, не видел его больше никто, следы свежие видали, а самого нет, как сквозь землю провалился. Вот и на ферме у меня - ну не может обычное животное так долго между капканами крутиться, да и сам я сколько ночей в засадах глаз не смыкал. Искал я этому всяческие объяснения и знаешь прочитал в одной книге, что были в старину волколаки, волки то-есть человекообразные, оборотни что-ли. Они в древности и скот резали, и на людей нападали. Потом повыбили их постепенно, но вероятность есть, что остались они до сих пор.
- Интересно было все это по молодости, - продолжал Николай, - ходили мы с Петром засады по ночам устраивали, друзей приглашали, перестали вроде одно время овцы пропадать, а потом снова началось, правда, ферму скоро снесли, да и деревни, в которой я жил когда-то давно, уже нет, развалины одни. Зато охота здесь хорошая, глухомань.
Николай лениво протянул руку в сторону и, словно нехотя, кинул на колено ружье.
- Слышь, дед, охота, говорю, здесь хорошая, я за свою жизнь много где побывал, а такой охоты не помню. Вставай что ли, нелюдь.
Он перекинул ружье в руках и щелкнул предохранителем.
- Я тебя давно распознал, здесь ведь кроме моих друзей-охотников никто не бывает, да и молчалив ты слишком, люди, которые в таких местах живут с приезжими приветливы.
Старик медленно повернул голову, поджался весь, глаза его смотрели тускло и устало.
- Дурак ты, - проговорил он с трудом, проглатывая окончания слов, - начитался книжек и плетешь невесть что. Опусти стволы. Я такой же как ты, не видишь что-ли, документы могу показать.
- Документы, - Николай сделал вид, что задумался, - ну что ж, покажи документы, интересно, по каким документам такие как ты на свете живут.
- Сейчас принесу, - старик кряхтя поднялся, - тут они у меня в мешке поблизости лежат. Хромая, он отошел в сторону и вдруг, словно забыв про возраст, резко кинулся в сторону. Но в последний момент, когда кусты уже почти скрыли его, Николай привычным движением плавно нажал на спуск.
- Вот и все, - подумал он, - многолетняя охота закончена, пуля отлита из серебра по всем правилам, от такой никакой оборотень не спрячется.
Остаток ночи он провел у костра, чутко прислушиваясь к окружавшим его шорохам леса. Когда взошла заря, он неторопливо собрал свои пожитки и зашагал в ту сторону, куда кинулся ночью старик. Недалеко от костра на берегу небольшого лесного ручья лежал огромный седой волк. Пуля вошла ему между лопаток и вышла на груди, проделав ужасную рану.
- Клюнул ты все-таки на одинокого старого охотника, - проговорил Николай, разглядывая зверя, - а жаль, наверное, ты был последним из страшного для людей племени оборотней.
Любопытство побудило его нагнуться ниже, склонившись, он рассматривал страшного зверя, который лежал перед ним, как живой и, с открытыми глазами, полными скорби и тоски. Забывшись, Николай, оперся рукой о мертвое тело и, видимо, от нажатия, оно издало глухой стон, выдохнув смердящий трупный дух. Николай отпрянул, запах был настолько силен и гадок, что он задохнулся и, упав на колени, долго боролся с подступившей тошнотой. Дурнота внезапно прошла. Но осталось какое-то чувство неясного беспокойства. Не понимая в чем дело, он, закинув за плечо ружье, собрался уходить. Но ... ему вдруг стало невыносимо противно носить оружие, пахнущее пороховой гарью и смертью. Он бросил ружье на землю. Что-то в нем изменилось, он не мог понять что. Да, конечно, он начал по-иному ощущать запахи, они стали понятнее и намного сильнее, и слух как-будто стал необыкновенно чуток. Он слышал как белка стучит коготками, пробегая по вершине ствола. Внезапная догадка осенила его, пересилив страх он по¬дошел к ручью и взглянул на свое отражение...
Последний волколак не умер. Из ручья на Николая смотрело чудовищное существо с получеловеческим-полуволчьим лицом. Мысли начали путаться, зато появилось неистребимое, всеобъемлющее чувство зверского голода, утолить который можно было только напившись горячей, душистой крови...