Француский самагонщик : КЯСМУ. Opus uks

*uks, kaks, kolm, neli – один, два, три, четыре… (эст.)

-------------------------------------------------------------------

Эстония, любовь моей юности, причем взаимная…

Я понимаю, сейчас мы, русские, не любим эстонцев. Потому что они не любят Россию. И притесняют наших соотечественников, живущих в Эстонии. Правда, эти эстонские русские упорно живут там, где жили: в Таллинне, Тарту, Пярну, Вильянди, Раквере… И ни в какую не желают ехать на ПМЖ ни в Кострому, ни в Тулу, ни в Саратов, ни в Челябинск, ни в Омск, ни в Читу, далее везде.

Конечно, они ощущают унижение, когда приходится учить язык аборигенов, а великого и могучего почему-то оказывается недостаточно. Впрочем, насчет унижения, – это, кажется, у нас тут несколько преувеличенные представления. Насколько я знаю из первых уст, большинство русских (русскоязычных) в Эстонии неплохо владеет эстонским. И это правильно. Почти настолько же, насколько правильно то, что, например, мой близкий друг, француз и гражданин Франции, четырнадцать лет живущий в Москве, блестяще владеет русским. Вплоть до мата. С устным счетом только проблема: считает он по-французски («Катр ван дис, бля, а вот хуй, катр ван сет» и т.д.), а потом переводит результат на язык страны пребывания.

Байки о том, как эстонцы нас не любят и не принимают, существовали всегда. Московские чуваки и чувихи, любившие сгонять в Таллин (тогда еще с одним «н») и прошвырнуться по его почти что западной инфраструктуре, рассказывали ужасы. Мол, если ты заблудился где-нибудь в хитросплетениях узких и кривых переулков Вышгорода, то рискуешь пропасть там насовсем, ибо зловредные местные или притворяются, что не понимают твоих заданных на чистом русском вопросов, или указывают какое угодно направление, кроме того, которое тебе нужно.

Я к этим страшилкам с самого начала относился скептически. Возможно – в силу врожденного скептицизма, из-за которого всегда был неприятен значительной части окружающих, а с возрастом, подозреваю, сделался просто невыносим.

Жизнь, однако, подтвердила мой скепсис, когда мне лично довелось заплутать в Таллине. Мы с Серегой Ивановым, приятелем из Ленинграда, шлялись по Старому Городу; через полчаса предстояла встреча в «Мюнди-баре» с местными друзьями Арвидом Леппе и (главное!) Лией Севиовой, а куда идти – мы решительно не представляли. К тому же в каждом из нас болталось и требовало выхода по три литра пива. Видимо, именно поэтому Серегу интуиция тянула в ту сторону, где, по моим представлениям, находился железнодорожный вокзал с гарантированным сортиром. Я же все-таки рассчитывал поссать в «Мюнди-баре» или, в крайнем случае, в каком-нибудь подъезде. Но в сторону вокзала двигаться не хотелось: во-первых, мы при этом удалялись от места встречи, а во-вторых, вокзал был далеко, так что отливать все равно пришлось бы в подъезде.

Немного попрепиравшись, мы с Серегой сошлись не необходимости выяснения истины путем опроса местного населения. Серега, приехавший в Таллин не впервые, сказал мне:
– Ты молчи, тебя с твоим мудацким ма-а-асковским аканьем эти суки сразу наебут, как Штирлиц Мюллера. Спрашивать буду я.

Он обвел окружавшую нас публику тяжелым пивным взглядом и остановился на двух крепких тетках, стоявших около какой-то витрины. Теткам (или фрау?) было лет по сорок, они болтали между собой по-эстонски, но при этом выглядели чуть-чуть по-советски. Так что выбор казался вполне грамотным.

Серега сделал пару шагов по направлению к теткам и громко произнес:
– Эй, алё! Где у вас тут «Мюнди-бар»?

Тетки все же оказались не тетками, а фрау или как там по-эстонски. Они туповато посмотрели на Серегу, что-то тихо сказали друг другу и попиздовали прочь.

Серега вернулся ко мне. Правую руку он держал в кармане и, по-видимому, зажимал хуй, чтобы не обоссаться на месте.

– Видишь, – сказал он, – какие они тут все пидоры?

Фрау-тетки, на мой взгляд, походили на кого угодно, только не на пидоров. Впрочем, спорить я не стал, а вместо этого объявил, что теперь моя очередь.

По тротуару в нашем направлении шел мужчина неопределенного возраста. Он был в плаще и шляпе, в руке держал портфель, выглядел очень благопристойно и был явным аборигеном. Я двинулся ему навстречу и сказал:
– Тере.

По-эстонски это значит «здравствуйте».

Мужчина плавно затормозил и молча уставился на меня.

– Палун, – сказал я.

По-эстонски это значит «пожалуйста».

На этом мое знание эстонского языка почти исчерпалось. Оставалось последнее известное мне слово, которое я решил приберечь напоследок. Пришлось перейти на русский.

– Скажите, пожалуйста, – продолжил я, – как нам дойти до «Мюнди-бара»?

– Фаамм, малаттой шелаффек, наатто стелатть тритцатть шагофф и поффернутть са угголл. «Мюнди» есть таам, – бесстрастно ответил портфеленосец и махнул рукой.

– Ядайка, – исчерпал я наконец свой лексикон. По-эстонски это значит «спасибо».

Мужчина что-то пробормотал и продолжил свое движение. Было похоже, что он включил первую скорость, затем перешел на вторую и так далее.

Мы с полускрюченнным Серегой сделали тридцать шагов в указанном направлении, свернули на угол и увидели «Мюнди-бар». У входа нас уже ждали ОчкАрик и Горная Коза Лийка. И я понял, что моя любимая Эстония ответила мне взаимностью.

Прежде чем подойти к друзьям, я сказал Сереге:
– Знаешь, если бы в Москве – например, на Пушкинской площади – ко мне подошел такой вот перец и сказал: «Эй, алё, где тут у вас Арагви», я бы в лучшем случае послал его на хуй. Понимаешь?

– Я щас обоссусь, – прохрипел в ответ Серега.

Дальше все было хорошо. Мы обнялись с Лийкой, пожали руку Арику, прошли в «Мюнди» (швейцар хорошо знал их обоих) и первым делом устремились в сортир. Потом мы душевно посидели, а посидев, отправились на автовокзал. Там сели в автобус и доехали до Раквере. А там пересели на другой автобус и доехали до Кясму. А там нас уже ждала целая куча друзей. И все продолжалось так же хорошо, и даже еще лучше.

-------------------------------------------------------------------

Это первая из историй о Кясму.