Француский самагонщик : Освобождение души

Андрюху пёрло. Как уточнил бы шеф, в последнее время заметно обогативший свой лексикон, Андрюху пёрло не по-детски. Но во-первых, шеф еще не приехал – то ли затянулись предпраздничные, не с пустыми руками, визиты в налоговую, департамент и префектуру, то ли банально завяз в пробках в этот последний рабочий день года. А во-вторых, шеф был бы и неправ: Андрюху пёрло не то что не по-детски, его пёрло просто зверски.
Впрочем, до поры до времени об этом не знал никто, кроме самого Андрюхи. Шеф, скорее всего, понял бы – как-никак, их связывало сорок лет если не дружбы, то близкого приятельства. А может, и он пока не уловил бы, что у товарища детства, соседа по подъезду, верного сотрудника уже началось освобождение души.
Между тем, процесс шел. Порог – сто сорок чистого или, что то же, ноль семь на двоих – Андрюха уверенно преодолел, и остановок теперь не предвиделось. По крайней мере, на обозримый исторический период.
Пустая бутылка из-под той самой ноль семь стояла в углу. На ее донышке сиротливо алел стручок жгучего перца. И уже почали новую, такую же, только ноль пять.
За столом было пятеро. Андрюха с Улугбеком трудились над изничтожением зловредной немироффки. Девчонки потягивали экспозиционное шабли. Было сильно накурено, а когда Улугбек зажег Гавану, дым неподвижно завис слоями.
В общем, новогодний сейшн на фирме «Магон» шел полным ходом. Всё было в порядке вещей. Руководство маленькой, но гордой компании (кстати, и ее название расшифровывалось, как «маленький гордый народ») не практиковало помпезных банкетов на выезде, предпочитая камерный стиль.
К тому же уходящий год выдался по-особому тяжелым, так что организовывать полноценную вечеринку ни у кого не было ни времени, ни сил. Поэтому шеф велел секретарше Ларисе поставить в дегустационной ёлку, разбросать по столу – подлинные слова – децл хавчика, вина из экспозиции не жалеть, но и не купечествовать, и держать оборону. Ну ты понимаешь, Лариска, сказал он, колбаски там подубовее, сыра пару сортов, орешков микс. Сёмги какой-нибудь. Пьянка будет скользящего типа. Пришел кто, сотрудник ли, гость ли, - выпил бокал, пожевал скромно, и хорош. С Новым годом, с новым счастьем. И вам того же, до свиданья, будьте здоровы. А я лично, добавил шеф, с утра поеду по инстанциям, чтоб они сгорели. Часам к двум буду. Вопросы есть? Шабли? Черт с вами, пейте шабли.
Секретарша, двадцатидвухлетняя блондинка, вроде бы всё усвоила, но на всякий случай шеф поручил приглядывать за ситуацией главбуху Наташе, умненькой кореяночке лет на пять старше Ларисы. Эти двое и попивали сейчас шабли. Третьей девчонкой за столом была неизвестно чья подружка Катя, на фирме отродясь не работавшая, вполне невзрачная, но бойкая. Против шабли она тоже ничуть не возражала.
Пьянка скользящего типа шла именно так, как задумал шеф. Люди приходили, скромно выпивали-закусывали и уходили. Мелькнул мрачный зам шефа Анатолий Сергеевич, окучивший сегодня управу, СЭС и пожнадзор. Только самого шефа всё не было.
Около трех приехал Улугбек, считавшийся на фирме вроде как главным по маркетингу и звавшийся на самом деле Олегом. Он с удовольствием осмотрел антураж – ёлочка на дальнем конце длинного стола, вино, легкая закуска, - громко провозгласил: «Натюрлихь!» и вытащил из яркого пакета ноль семь Немироффа. Стало ясно, что Улугбек никуда скользить не собирается. А еще минут через десять заявился Андрюха, тоже всерьез и надолго. Компания сформировалась.
Андрюха, собственно говоря, ни для кого на фирме, кроме шефа, Андрюхой не был. Обращались к нему по имени-отчеству – Андрей Васильевич, в крайнем случае, просто по отчеству – Василич. Последние восемь лет он заведовал складом фирмы, а до того налетал немыслимое количество часов на сельхозработах и аэрофотосъемке, умел водить Ан-2 в полуметре над землей, потребил почти столь же немыслимые объемы всевозможных жидкостей, переебал множество баб по всему Союзу – от Каунаса до Хабаровска и от Салехарда до Намангана, отсидел месяц в СИЗО по обвинению в хищении цистерны бензина, но был оправдан, нажил язву жедудка и вышел на пенсию в тридцать восемь лет.
И вот его-то сейчас и пёрло.
Вообще-то Андрюхе злоупотреблять не рекомендовалось. Язва, хоть и зарубцованная, ограничивала. И он свою норму знал. И вторую норму, не связанную с язвой, тоже знал – сто сорок в эквиваленте чистого. И старался держаться в рамках.
Но надвигался Новый год, и Андрюха решил позволить себе. И – пошло, пошло освобождение души!
Он смотрел на Улугбека, тоже повидавшего в жизни немало. Улугбек распустил перья и безостановочно травил свои бесчисленные байки. Девчонки то ахали-охали, то смеялись. Андрюха дежурно хохотнул и подумал: «Вот же урод! Пиздит, засранец, и не краснеет!» Перевел взгляд на приблудную Катю (сука наглая), затем на Лариску (блядь безмозглая) и, наконец, уставился на Наташу (пиздоглазь хитрожопая). Прозрение буквально накрывало его. Всех, кто еще час назад был Андрюхе симпатичен, он теперь видел насквозь, и зрелище совсем не радовало: уроды, сволочи, дебилы, суки, бляди, гандоны и пидорасы.
- Эй, Василич! – зычно воскликнул Улугбек, - наливай! Не бэ, еще сгоняем, шефа не обделим!
Андрюха молча розлил. Оставалось еще раза на полтора. В этот момент вошел шеф.
- Сан Палыч! – заорал Улугбек. – Ну наконец-то! С наступающим! Натюрлихь! Василич, налей Сан Палычу! Сан Палыч, а это Катюха, вот такая девчонка!
- Да, Сан Палыч, это моя подруга, - прощебетала Лариска, - Сан Палыч, вот бутербродиком с икрой закусите!
- Андрюш, только чуть-чуть, я ж за рулем, - сказал шеф. – Ну, дамы и господа, с наступающим!
Чокнулись, выпили.
- Закусывайте, дорогой Сан Палыч, икоркой да сёмужкой, - тихо, но внятно произнес Андрюха.
Шеф внимательно посмотрел на него, потом на пустую бутылку в углу, с пламенеющим перчиком на донышке. Потом на почти приконченную на столе, тоже с перчиком.
- Вдвоём, что ли? – спросил он.
- Натюрлихь! – радостно ответил Улугбек. – А она хороша, Сан Палыч, ей-богу, хороша!
Мда, подумал Александр. Нынче, значит, у нас Андрюха герой дня. Они еще не знают, а я-то вижу. Прикрыть, что ли, эти пьянки совсем…
Каждый раз кто-нибудь исполняет соло, и не знаешь, за кем приглядывать. Год назад начальник отдела сбыта Славка, здоровенный, рыжий, ну чистый ирландец, пытался устроить тут мудовые рыдания. В данный момент – в Вене, куда, от греха, отправлен в порядке поощрения, за здоровый энтузиазм в работе… А в позапрошлом просто напалмом выжег Олег, как раз тогда и прозванный Улугбеком. Он с пеной у рта доказывал приоритет среднеазиатской цивилизации, во весь голос распевал узбекские песни и похабные русские частушки, изображал перекличку ишаков на базарной площади родного Навои, без конца орал «Натюрлихь!» и требовал продолжения банкета, разбрасывая по дегустационному столу только что полученную премию. Общаться было невозможно. С большим трудом Александр, с помощью как раз Славки и Андрюхи, усадил тогда Олега в специально вызванное такси. Через две недели тот появился в офисе, тихий и смущенный, и попросил досрочного аванса. Что с ним произошло за это время, он так и не рассказал.
На следующий год, меланхолично подумал Александр, моя, что ли, очередь…
Тем временем Улугбек разливал остатки.
- Мне не надо, у меня еще есть, - сказал Александр.
Улугбек вытряс последние капли в Андрюхин стакан. Вместе с ними туда же упал и перчик.
- Сан Палыч! Дорогие девушки! И ты, иметь сотню ишаков. Выпьем же за дружбу!
Андрюха вдруг растрогался. Он с предельной ясностью увидел, что Саня – классный мужик, умный, сильный, и начальник охуительный, строг, но своих всегда прикроет и в обиду не даст, хоть усритесь. Улугбек тоже отличный парень, настоящий товарищ, и вовсе не пиздабол, а душа компании. Лариска – просто красотка, типа этой… забыл, и хуй с ней, раскосоглазая Наташка – яркая, блестящая, экзотическая штучка, а приблудная Катька, хоть и страшна, но шарман, а рот у нее буквально сконструирован для минета.
- За дружбу! – повторил он сдавленным голосом.
- За дружбу! – откликнулись все.
- Душевный тост, - оценил шеф.
Чокнулись. Выпили. Поставили стаканы на стол.
Перчика нигде не наблюдалось.
Андрюха стремительно побагровел - снизу вверх, от шеи к корням волос – и разразился ужасающим кашлем.
- Ой, - пискнула Лариса, - Андрей Васильич стручок проглотил!
Александр сильно ударил Андрюху кулаком промеж лопаток. Андрюха замер, медленно повернул голову, посмотрел на шефа налитыми кровью глазами, поднял руку, ткнул себя пальцем в холку, кивнул, прохрипел что-то неразборчивое и зашелся в новом душераздирающем приступе.
- Сан Палыч, он сейчас умрет! Ёбните его покрепче! – заверещала Катюха.
Лариса побелела. Кореянка Наташа бесстрастно разглядывала Андрюху.
- А вот жил я одно время в Астрахани, так однажды осетриной подавился, - начал было Улугбек, но Андрюхин кашель заглушил его слова.
Александру представился мощный грузовик, терзаемый попытками запуска двигателя на лютом морозе. «Если под капот залезть», - подумал он, - «звучит, наверное, так же».
Он несколько раз изо всех сил врезал Андрюхе по спине. С очередным пароксизмом кашля изо рта страдальца прямо в его стакан вылетел перчик.
Кашель прекратился. Андрюха обессилено откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
- Ффу!.. – выдохнул кто-то.
- Василич, а колбасу что - зажал? – выдал Улугбек.
Посидели молча. Потом Андрюха открыл глаза, потер загривок и хрипло произнес:
- Больно… Кто меня бил, пидорасы?!
- Андрюш, отдыхай, - ответил Александр. – Мы тебя, можно сказать, с того света вытащили. И базар пофильтруй.
Андрюха посидел, бессмысленно глядя перед собой, потом ударил ладонями по коленям и истошно заголосил: «Эх, да мальчоночка! Да в красной рубашоночке! Да по овражку, по лужку! Да блядь к милому дружку!»
- Так, - сказал Александр. – Налейте ему вина. Охлажденное есть? Хорошо. Андрюш, давай – за нас! До дна, до дна. Молодец. Улугбек, он сейчас притихнет минут на пятнадцать. Очнется – отведи его в сортир, а оттуда ко мне в кабинет. Главное, одного не оставляй, а то помещения ремонтировать придется. Я к себе пошел, надо пару поздравлений отправить, и всё – поедем с ним домой. Девочки, вы тут пока сворачивайтесь. Спасибо вам, и с наступающим, девятого увидимся. Наташ, тебе я завтра еще позвоню.
Через полчаса Улугбек с Андрюхой вошли в кабинет. Улугбек выглядел несколько изможденным.
- На одиннадцать минут только хватило. – сказал он. - Честно говоря, Сан Палыч, это пиздец какой-то. Я не ожидал.
- Спасибо, Улугбек, - ответил Александр. – Девчонки, надеюсь, целы? Ждут тебя? Ну, еще раз с праздниками, и счастливо тебе. До девятого. Андрюш, а ты посиди вот на диванчике, я уже заканчиваю.
Андрюха, злой и мрачный, сидел на диване. Ему всё было ясно – и всё было безнадежно. «И я такой же урод, как все. Как вот он, например», - думал Андрюха. – «А может, даже хуже. Да точно хуже».
- Всё, Андрей, погнали, - сказал шеф. – Гоу хоум.
Они ехали по вечереющей Москве. Все пробки уже почти рассосались. Освобожденная душа Андрюхи то парила над крышей «Вольво», то просачивалась в салон, возвращалась в тело, тогда Андрюха что-то произносил – про русских, которые всегда крайние, про свою святую мать, про себя, гада, - то снова вылетала наружу. Держалась, впрочем, всё время поблизости.
Потом Андрюха сказал:
- Сань, давай убьём кого-нибудь на хуй.
- Нет, Андрюш, не будем, - ответил Александр.
- Тогда давай я тебя убью.
- Погоди, до дому доедем, там разберемся.
- Эх, урод я, урод, - сказал Андрюха и снова заорал про мальчоночку да в красной рубашоночке.
«Вот же», - думал Александр, – «ведь на самом деле – золото мужик. Бесстрашный и одновременно рассудительный – редкое сочетание. Щепетильный до фанатизма. Веселый, живой, рассказчик великолепный. Знаток авиации и мирового футбола, мастер рыбалки. А главное – то, что называется СВОЙ ЧЕЛОВЕК. На самом деле. А сейчас – хуй пойми кто это такой вообще. Впрочем, поди разбери, кто из них настоящий и что такое это «на самом деле». Ну, слава Богу, доехали, моя вахта заканчивается. Малой кровью на этот раз…»
- Приехали, Андрюш. Выходим. Пошли домой.
У двери подъезда Андрюха вдруг остановился.
- Ну вас всех в пизду, - сказал он. – А я гнида из гнид. Я к Сереге пойду, он такой же.
Серега, тоже старый дружок, живший в соседнем подъезде, славился практически нулевым порогом. Добрый, спокойный парень, после первого же глотка он превращался в дьявола – и кровавый мордобой был гарантирован. Цену сочетанию этих двоих Александр знал. Но удержать Андрюху могли только сверхъестественные силы. А Александр устал. Он вошел в подъезд и закрыл за собой дверь.
Поздним утром следующего дня Александр вышел из подъезда – надо еще было проехаться по магазинам. На скамейке, покуривая, сидел Андрюха. Следов общения с Серегой на его лице не наблюдалось.
- О! Здорово, Сань! – сказал Андрюха совершенно обычным голосом.
- Здорово, - ответил Александр. – Ты как, живой?
- А что мне сделается, - удивился Андрюха. – Хребет только болит, вот тут, меж лопаток. Наебнулся вчера, должно быть. Хотя ума не приложу, как можно было этим местом наебнуться. А так, в целом, - как огурец! Вот с собакой вышел. Ларик, фу! – заорал он, вскакивая на ноги. – Все колеса тебе уже обоссал.
- Да и хуй с ними, - отмахнулся Александр. – До Сереги-то не дошел, что ли?
- Да нет, - засмеялся Андрюха. – То есть дойти-то дошел, только Нинка меня не впустила, а его не выпустила. Сейчас, говорит, ссаными тряпками погоню.
- Ну и слава Богу, - сказал Александр. – Да, кстати, вот тебе зарплата, здесь же и премия.
Он вынул из внутреннего кармана конверт и протянул Андрюхе.
- Хотел вчера выдать, да воздержался.
- Это правильно, - обрадовался Андрюха, - это спасибо тебе большое. И вообще – большое вам спасибо, дорогой СанПаулыч, - Андрюха говорил искренне и проникновенно, но для снижения пафоса вставил в отчество шефа букву «у» и выделил ее голосом.
- Спасибо тебе, Сань, за всё. С наступающим! И своим всем передай от меня.
- И тебе, Андрюха, спасибо. И взаимно. И твоим тоже.
Мужчины коротко обнялись и похлопали друг друга по спинам.
- Ну, пока, - сказал Александр и пошел к машине.