Dead Babilon : Про Горы, Петровича и X-трим.

Лучше гор могут быть только горы,
На которых еще не бывал.
В.С. Высоцкий.

Ну, вот и закончилась командировка в отдаленный якутский улус – прямо гора с плеч. Мы проехали 500 км по знаменитой Колымской трассе, благополучно форсировали вскрывшуюся наледь на горной речке, не заглохли, не померзли, не улетели в пропасть на перевале по случаю мартовского гололеда, осчастливили денежкой аборигенов (они теперь все лето будут отрезаны от цивилизации, дорог нет - одни направления).
Короче, все счастливы, якуты – потому, что теперь есть на что купить шайтан-вода, а мы – тому, что командировка благополучно окончилась.
Я рад еще и по другой причине, Петрович, водила нашего боевого уазика, бывший охотник-промысловик, излазивший все Оймяконье вдоль и поперек, решил, что этот материковый раздолбай вроде как созрел для таежной охоты, о чем мне примерно в тех же выражениях мне и поведал. Радости не было предела.
Сказано – сделано. Ночевка на трассе, спим в спальниках , ибо морозец по ночам, несмотря на март, под 50 по Цельсию, Полюс холода, хули. Как по команде просыпаемся от холода в 5 часов, греем машину, которая всю ночь молотила на холостых оборотах, пьем чай и вперед, заре на встречу.
Через пару часов добираемся до заветного распадка, Петрович предполагает, что сохатые уже должны спускаться в долину, на что мне, невъебенному охотнику, сказать нечего.
Петрович скептически оглядывает мою экипировку, пуховиком остается доволен, прикалывается над ботинками «Columbia», (пижоны городские, хе-хе, проверенно холодом, бля), выдает мне торбаза и шапку из меха росомахи. Одеваюсь, получаю «Сайгу» и якутский охотничий нож. Вперед и с песней.
Немного о Петровиче и особенностях национальной якутской охоты. Петрович – человек-гора. 2 метра ростом, потомок заключенных сталинских лагерей. Для своего полтинника предельно бодр и буквально пышет сибирским здоровьем. Мосинская снайперка в его руках выглядит как кавалерийский карабин. Почему снайперка - а вот это и есть особенность охоты в горах. Мы должны подняться на вершину, найти в долине сохатого, и с горушки его родимого подстрелить. Вот так, все просто. Для Петровича.
Подходим к подножию, поднимаю голову вверх. Склон градусов 70, вершины не видно, мама дорогая, роди меня обратно. Старый траппер подбадривает: «Не ссы, Ромик», - но, увидев мои трепыхания, уже откуда то сверху кричит, чтоб шел след в след, ибо он приехал охотиться, а не нянчиться с городскими ебланами. Гордость берет верх над растерянностью и страхом. Как же - мы же выжили в городских джунглях в 90-е, нам любое море по это самое и горы вроде практически по плечу … Бля, проваливаюсь, на мое счастье, в не очень глубокую расщелину, надеваю найденный в мокром снегу национальный якутский обУвь – миссия выполнима, продолжаю подъем.
Где-то на высоте 800 метров начинаю понимать, что до вершины еще примерно столько же, а мои энерджайзеры уже начинают садиться. Все детали экипировки, как в армейке во время марш-броска, начинают мешать, особенно гордость мужчины – «Сайга», ее родную уже хочется закопать на радость археологов будущего. Нож на поясе постоянно сползает куда-то по направлению к другой мужской гордости и вот-вот грозит эту самую гордость проколоть, а то и отрезать. Веселуха полная, сил уже нет и тут открывается второе дыхание. По спорту помню, что завтра будут болеть все мышцы, но сегодня я радуюсь как ребенок, ведь это мое первое восхождение и я, кажется, смогу дойти до вершины. О том, как буду спускаться, думать просто не хочется. Спускаться это позже, потом, а сейчас вперед к вершине. О Петровиче мне напоминают лишь следы торбазов 40-последнего (биг фут, прям, едреныть) размера, по которым я следую к первому покоренному пику, про охоту я практически уже не вспоминаю и всецело отдаюсь радостям скалолазания, гы-гы. Наконец-то вот она, вершина покоренной Джомолунгмы, останавливаюсь, поворачиваюсь, смотрю вперед, и застываю от восторга и безумного выброса эндорфинов.
Рерих отдыхает. Хребет Черского на многие километры сверкает сиянием снежных вершин, полное отсутствие цивилизации в радиусе 500 километров, девственная природа Якутии во всей суровой красоте. И еще одно странное чувство наполняет сознание – ты бут-то бы дух горы, и этот затерянный мир твой, он принадлежит тебе, ведь ты покорил свою лень и никчемность выкормыша зловонных городов, ты покорил себя, и он сегодня принадлежит тебе по праву.
Где-то очень далеко и непонятно с какой стороны слышу выстрел. Удачной охоты, тебе, Петрович. Твой напарник-неумеха не сможет тебе помочь сегодня, уверен, ты знал об этом наперед, но знал бы ты старина, как я благодарен тебе за это знакомство с затерянным миром.
Однако надо спускаться – одежда на мне хоть выжимай, в торбазах хлюпает водичка, скоро вечер и Петрович давно машет из распадка, что пора ехать домой. Он уже оприходовал лосика и ждет, когда я найду подходящий для спуска склон, куда то показывает знаками, пытается докричаться объяснить маршрут спуска, но ветер уносит его крики. Иду в сторону его отмашки. Петрович, я конечно типа скалолаз, но не горный баран-чубуку, как я тут на хрен спущусь – отвес вертикальный, мля, ты что ли смерти моей хочешь, следопыт хренов. Начинаю осторожно спускаться, держусь за мелкие лиственницы, которые постоянно выдергиваются и обламываются, при сильном ускорении торможу об скальную породу и где-то через час спускаюсь.
Сил просто нет. А Петрович явно угарает – до машины еще с полкилометра, а идти я просто не могу, ноги деревянные, все мышцы забиты – шага ступить не возможно. Сажусь в сугроб, достаю сигарету. Закуриваю, кайф неописуемый. Слышу звук мотора уазика – Петрович все понял и спешит на помощь погибающему альпинисту. Хелп, Петрович – я теперь знаю что такое выжатый лимон.
Всю обратную дорогу я неуклюже пытался что-то говорить о красоте Якутских гор, пел дифирамбы Петровичу, пытался объяснить свои ощущения – Петрович лишь немногословно хмыкал, и видимо думал про себя – несчастные люди, дикари асфальтовых джунглей, лишенные самого главного - нерукотворной красоты природы и давно поменявшие честную охоту на войну и бизнес.