СХЧ : Небо не пердит

- Молодой человек, я не паук, отстаньте… Да… Да… Да отстаньте в конце концов, что я вам говорю! Милиция! МИ-ЛИ-ЦИ-ЯЯЯЯЯЯ!

Но нашего героя так не остановишь. Батяня только-только допился до глюков с мужиками на работе и потому продолжал, из угла накопительной площадки трамвая, где он сидел на корточках, тыкать старика длинной палкой в бок постоянно повторяя: «Паук… Паук…»

- Да ты мужик! Ты сам таракан! ХА! Тараканище ебаный УС! Чо блядь скажешь, муха ты ёпта?!

Молодой парень двигался на Батяню, угрожающе выпятив грудь, но в шаге от цели он с диким криком повалился на пол. Это Батяня ткнул угрозу палкой в глаз, за что был немедленно вытолкан из автобуса и передан милиционерам.

Безоблачное небо, желтый круг солнца и щебетание птиц встречали Батяню на выходе вытрезвителя. Недобро оглядываясь по сторонам и вжав голову в плечи, он направился к дому. Батяня, мучимый угрызениями совести, не спешил. Из вытрезвителя, а может даже и с работы, кто помнит, он вышел без рубля в кармане и, что было кратно хуже, без подарка для сына. Пацан просил велик.

Вот и дом, вот лифт, вот дверь в квартиру и вот прихожая. Жена прямо с порога глянула так, что Батяня постарел лет на пять.

- Тебя сын ждет. Скотина ты тупая (шепотом добавила она).
- Г-где он?
- На кухне, где… У окна стоит. Прям как проснулся, так к окну побежал, тебя мудака усатого ждет.
- Сейчас я. Сейчас пойду, не шуми – болею…
- Я тебя, окуня, ТАК заражу, что навеки окосеешь. Залупа (вполголоса)

Пригнувшись, Батяня прошмыгнул на кухню, где, повернувшись к окну, стоял сын, сжимая в руках край занавески. С пару минут повозившись на табурете, повздыхав и, наконец, собравшись с мыслями Батяня заявил.

- Сына… Сыыын.
- Чего тебе?
- Ты это, ну-ка к Батяне на колени!
- Мне учительница в школе сказала, что я уже взрослый и теперь на коленках сидеть не буду…
- НО-НО! У меня тут дело есть!
- Что? (спросил сын, усаживаясь на колени отцу)
- Обиделся чтоли?
- Батяня, не дыши на меня пожалуйста…
- Это почему?!
- Ну помнишь у нас в деревне из колодца плесенью тянуло?
- ЭТО ТЫ МНЕ ОГОГО! Что ты Батьке то ОГОГО говоришь, то тарабанишь не подумав! (зашумел Батяня, отстраняясь усатым лицом)
- Ты мне скажи, ты обиделся?!
- Нет…
- ЭТО ПРАВИЛЬНО! На Батяню обижаться нельзя! Что будет, если на Батяню обижаться?!
- Пиздюль…
- А ВОТ И ПРАВИЛЬНО! ПИЗДЮЛЬ И БУДЕТ!

Батянины и без того красные глаза налились кровью.

- Я ж велик почему не купил? А ну, подумай?
- Ограбили?
- Да Батяня сам кого хочешь ограбит! Что ты говоришь такое – ограбили! ГОВНО все магазинные велики потому что! ГОВ-НО! А Батяня сейчас сам пойдет и велик смастачит! ДА!

Резким движением сбросив сына с колен, шатаясь и оббивая углы, Батяня ринулся в комнату с чуланом. Крупные градины пота стекали с плеши на усы, откуда уже срывались на пол, пока Батяня выкорчевывал старый хлам из недр кладовой.

- Купить велик! Ха! Да Батяня сам – мастак!

Прилаживал железки одну к другой, натягивал старую цепь и вставлял разные по диаметру колеса.

- Красавчик! Каков красавчик!

Через полчаса Батяня прыгал от возбуждения перед велосипедом его, Батяниного, производства. Железное чудище смотрело угрожающе отражая солнечные лучи множеством острых опасных граней. Но в творческом экстазе Батяня видел за кошмаром конструкции прелесть сотворения. Потому, схватив велик подмышку, он скомандовал.

- Жена, сын! Одевайтесь живо! Идем испытывать Батянину работу!

Безумно сверкая глазами он ринулся к семейным, неся на вытянутых руках творение. Ужас подкосил колени жены от одной только мысли, то ее сын может находиться рядом с ЭТИМ. Сын проклинал мир за навязанную ему возможность стариться и отмечать каждый год жизни. Мокрое от пота и красные от крови глаза Батяни утверждали одно – ЭТО будет испытано, на ЭТОМ будет ездить человек.

Сначала на площадку, потом, буквально пинками, вниз по лестнице на улицу, Батяня гнал жену и сына. Выскочив из подъезда, он повелевал.

- Сейчас вам Батяня покажет! Сейчас покажет КТО в доме хозяин! Кто тут пиздел что Батяня все пропил и не помнит нихуя?! ХАХАХАХА! КТО ПИЗДЕЛ НАХУЙ БЛЯДЬ?! ВОТ! ВОТ ВЕ-ЛО-СИ-ПЕД! Сейчас я покажу! ВСЕМ ПОКАЖУ! ЕБАНОМУ МИРУ ПОКАЖУ ВЕ-ЛО-СИ-ПЕД! ПООООООГНАЛИ!

Захлебываясь волнами безумного смеха Батяня взгромоздился на творение своих рук. Прокрут за прокрутом, рабочий за холостым, со скрежетом и скрипом он разогнался. Ощущение близкие к оргазму и эйфория от содеянного переполняли Батяню. Ветер в лицо, чувство скорости и превосходства подгоняли его съехать с горки. В ужасе наблюдая за Батяниным погружением в пучину безумия, жена закрыла глаза сыну в тот момент, когда скрывшись за горкой, звериный крик боли и отчаяния сменили безумный хохот. После наступила тишина. Недолгие мгновения тишины, за которые семья и невольные свидетели произошедшего пытались осмыслить произошедшее.

Сначала тихий, затем набирающий силу смех слышался за горкой. Вылетевший на вершину велик сбросил в зрителей капли крови, подобно собаке отряхивающейся после дождя. Рука, другая, а затем и целый Батяня отбросил на людей скорченную тень. Волна шока прошлась по телам свидетелей, покрывая кожу холодными мурашками и липким потом. Все, смотрели на вскрытый Батянин живот, из которого с каждым вздохом вываливался все более и более внушительный ком кишок.

Но Батяне было не до того, судорожно заталкивая одной рукой вываливающиеся внутренности, вместе с обрывками одежды и куском проволоки, обратно, другой рукой он обхватил велик и побежал, на людей.

- Сынка! Прокатись! Смотри, как Батяне понравилось! НААААА ПРОКАТИСЬ!

Побросав, что было, люди бросились врассыпную с дикими воплями. Жена, схватив сына, ринулась к подъезду. Безумие придало Батяне сил, и он бросился вдогонку, сотрясая велосипедом. Заскочив в подъезд, жена крепко, как могла, схватила дверь, едва едва сдерживая Батянины рывки с улицы. Но с каждым рывком, силы покидали его, глубокая рана живота кровоточила. Последним путем внутрь он избрал окно первого этажа. Первый же удар плешью разбил стекло, вторым ударом, в прыжке, Батяня разбил второе, но застрял. Острые грани вывели на щетинистой Батяниной шее узоры порезов, разной глубины. Кровь залила межстекольное пространство. Лишь рука крепко сжимала сконструированный велосипед.