Дядюшка Аремахус. : Когда-нибудь мы будем снова

Руки: нервные с голубыми прожилками вен. Холеные пальцы с почти незаметным маникюром . Ты манерно подносишь тоненькую сигаретку к пухлым губам и говоришь, говоришь , говоришь… Слова: это твоя стихия, порою кажется, что ты и твои слова никак не взаимосвязаны. Красота и совершенство тела не гармонируют с сухостью фраз. Я люблю твое тело, я ненавижу твои слова. Сегодня ты умрешь. Жаль…

- Мальчики! Маль-чи-ки! Ну кто-нибудь! Обратите внимание на симпатичную девушку!- лучистые глаза незнакомки с вызовом смотрели в сторону нашей компании. Серега, по жизни ловелас и бабник, среагировал первым:
- А я смотрю, какая красота стоит и тоже ждет автобуса! Позвольте представиться, Сергей!
Девушка капризно дернула острым плечиком, словно сгоняя надоедливое насекомое:
- Не ты…вот ты!- изящный пальчик бесцеремонно уставился прямо на меня.
- Я? – мне всегда казалось, что знакомство на улице- прерогатива наглецов и шалопаев.
- Какая прелесть! Мы умеем краснеть! Я хочу с тобой познакомиться. Наташа! А как зовут тебя, мой скромный незнакомец?
Наша компания тридцатилетних мужиков опешила до состояния легкого шока. Эффектная брюнетка с точеной фигурой и зелеными глазами нагло пристает, и к кому? Ботанику и увальню Луневу? Происходило что-то неординарное, наподобие публичного обращения папы из католицизма в мусульманство. Во всяком случае, судя по вытянувшимся физиономиям моих друзей, явления были одного порядка.
- Игорь… Лунев очприятно…- и зачем я протянул руку? Вроде бы при знакомстве с дамами…
- Хорошая ладошка,- Наташина кисть оказалась неожиданно теплой, почти горячей,- ууу, какая короткая линия жизни! Пойдем от них,- она кивнула короткой челкой в сторону моих бурно жестикулирующих приятелей,- твою жизнь нужно прожить так…
- Чтобы не было мучительно больно?
- Все верно. Пошли?
И мы пошли. Знай я тогда, что будет на самом деле мучительно и больно. Пошел бы? Конечно, да.

Наташка оказалась выпускницей филфака, единственной дочерью бывшего партийного бонзы, а ныне преуспевающего владельца фирм и фирмочек . Ни в чем не зная отказа, ни в детстве, ни теперь, этот взрослый ребенок был существом взбалмошным и непредсказуемым. Чего только стоило ее спонтанное :
- А давай сейчас махнем в Питер, а, Гошка ? Представляешь, белые ночи и все такое. Ну? Лунев! Решайся !
- Наташ, а вещи? Где мы там остановимся? И с деньгами у меня на данный момент…
- Все вопросы питания, проезда и проживания я беру на себя! Нужно твое принципиальное согласие. Соглашайся, бурундук! Все белые ночи будут наши…
Поездка чуть не стоила мне работы, и уж точно похоронила все ожидания по поводу карьерного роста, но: Париж стоил мессы. Сейчас я отдал бы все, что у меня есть, включая остаток неинтересной мне жизни, чтобы вернуть хотя бы десятую долю тебя тогдашней нетерпеливой, презирающей условности, живущей взахлеб, жадно поглощающей впечатления…Ау! Ууууууу…поверьте, вой от тоски, далеко не метафора.

Фотографии памяти. Причудливо накладываясь друг на друга, меняя с годами цвета, где-то усыхая, где-то вспучиваясь эмоциями, они давно живут собственной жизнью. Воспоминания похожи на серых крыс: кажется их нет, но по ночам слышен явственный шорох, и ,нет-нет, да и высунется из какой-нибудь щелки задорная усатая мордочка или противный голый хвост. Фотографии памяти…
Щелк!
Медленный танец. Твои волосы пахнут чем-то младенчески медовым, мои неуклюжие кисти почти полностью обхватили тонкую талию…»…все богатство мое в тебе, мне другой не нужно и в мечтааах..». Все так серьезно и искренне, все так щемящее далеко.
Щелк!
- Гошка! Смотри! На спор, я сейчас съеду отсюда! Моя лыжня здесь будет первой!- вязаная шапочка, толстый свитер, бесята в зеленых глазах.
Сердце замирает и хочет выпрыгнуть из горла , сбрасываю лыжи и по пояс в снегу рвусь к тебе: Неужели разбилась?!
Задорный смех. Я губами собираю иней с твоих ресниц…Любимая. Живая. Моя.

Щелк.

Глаза: зеленые, почти болотного оттенка с длинными загнутыми кверху ресницами. Взгляд ироничный - всегда, изучающий- при разговоре с малознакомыми; твой особенный взгляд. Интересно, через миллиард лет, где-нибудь во вселенной, появится ли точная копия тебя? И будет ли рядом с твоей копией моя? Мне так хочется верить в это. Но сегодня ты умрешь. Для меня. Навсегда?
Щелк.

Воробьи деловито копошились в ворохе опавшей листвы, в больничном парке дымились тлеющие кучи, солнце щедро разбрасывалось последними яркими бликами. Сквозь поредевшие заросли кустарника доносился неспешный разговор курящих санитаров:
- Ильич, ты этого психа помнишь, Лунев который?
- А че ж не помнить? Помню, тихоня такой, жена у него, кажется, разбилась…вот кукушка и улетела у мужика на этой почве. Я ж ему снотворное даю: не дашь, так он всю ночь будет бормотать, типа с покойницей беседовать.
- Ну, он это…повесился ночью.
- Вот урод! Псих, одно слово! Теперь все отделение премии лишат…Гоша, стало быть отмучился…да-а.

Порыв ветра разогнал аккуратную кучу листьев, закружил их и понес над улицами, ни город , ни природа даже не заметили, что умерла последняя половинка любви.