Илья Качалкин : Про Кукина

Все началось с той трехлитровой банки варенья. По прошествии многих лет, в недолгие периоды просветления, Кукин вспоминал эту банку, стоящую на столе в столовой магазина, и острое, режущее мозг озарение, приходило к нему – "здесь начало!". Он пытался развернуть это озарение, вспомнить детали, слова и, что-то припомнив, найти ошибку. Обнаружив ее, можно было расставить все по местам, дорисовать недостающие линии и успокоиться. Но практически сразу же, вслед за этим озарением, накатывалась усталость, страх начинал сочиться из стен, и высокочастотный звук, нарастая, заполнял собой всю палату.
Кукин не ошибался, все началось именно с трехлитровой банки черносмородинового варенья. Варенье Кукину дала бабушка, у которой он жил в Москве. Дала как-то походя, не задумываясь, не выделяя этот акт в отдельный поступок. Наполнив утром кукинский термос, на котором красовался орден Победы (юбилейный!) супом, и поставив его в пакет, она угнездила рядом и пресловутую банку.
Придя на работу, Александр, так звали Кукина, зашел в столовую, выставил банку на стол и пошел шататься по залу огромного магазина, пытаясь избегать реальных действий. Избегать реальных действий в нашем магазине считалось хорошим тоном: платили нам мало, кадровая политика строилась на приеме лимитчиков, организация труда была понятием абстрактным. Так что даже те люди, которые не понимали значения слова абстракция, быстренько уясняли, как здесь надобно себя вести.
Начальство в тот день отсутствовало, и вскоре в столовую стали подтягиваться работники, среди которых находился и волосатый автор этих строк. Мы стекались парами и по одному. Нам было скучно. Мы хотели чая и пустых разговоров. Я вошел в столовую в компании Виктора, бывшего десантника, когда там уже было человек шесть. Мы немного расстроились, так как не ожидали такого количества людей, и надеялись за чаем вдоволь наговориться о нашем славянофильстве. Идет человек скромненько, с давно проверенными и уважаемыми собеседником штампиками под мышкой – и на тебе! Банка.
Варенья захотелось всем. Завтракавшим и не завтракавшим. Любящим сладкое и относящимся к нему более чем спокойно. Банка была явным фактором нестабильности.
– Происки! – подумали мы с Виктором. Но, тем не менее, нам тоже захотелось варенья.
Тут вошел Кукин и, поправив форменную кепку, пробормотал себе под нос: "Угощайтесь!..". Пробормотал и вышел. Девушки с Украины хихикнули, но мы с Виктором посмотрели на них строго. Этот строгий взгляд, два взгляда, они расценили по-своему и пошли в туалет мыть чашки. Чашек было много: в одних мы заварили чай, в другие положили варенье.
Прошло минут двадцать. Молчание распростерло свои крыла над этими двадцатью минутами. Нарушила этот полет Наташка:
– Кукин-то наш не зря два института закончил, совсем с ума сошел!
– При чем здесь два института?! – раздражился я.
– А чего он варенье банками носит?! – парировала Наташка.
Я заткнулся.
Вечером, выходя из магазина, Кукин попросил у меня сигарету. Закурил и пошел, легко размахивая пакетом, к метро.
– Табак курит... – сказал Виктор; и в этот момент в нем проявился скорее десантник, а не просто Виктор. Не курил наш Кукин, не курил.
Потом у меня было два выходных дня. Было хозяйство, пьянство, думы о судьбах родины...
Я вышел на работу в среду.
– Чудит Кукин-то, – сказал Виктор, насыпая мне в чашку хорошего чая и выкладывая на стол коробку сахара. – Носит нам тут все, раздает, угощает...
– Ай да Кукин сын! – в силу своей природной паскудности ляпнул я. И после еще дня три из разных углов магазина эхом доносилось:
– Кукин сын...
Девушки подхватывали это эхо и, хихикая, повторяли:
– Кукин сын...

Враг Кукина был хорош собой. Лицом он одновременно был похож на Лию Ахеджакову и Романа Карцева. Туловище его представляло собой телевизор "Рекорд", экран которого можно было занавесить цветастым ситчиком. Передвигался Враг исключительно по воздуху. Он гнусно посмеивался, бормотал несуразицу типа "изысканный московский вкус", и чем-то неуловимым, но парализующе страшным, угрожал Антошке, Нине и Рыжему. Антошка был сыном Кукина, Нина – женой, а Рыжий был дворняжкой. Все они жили в небольшом поселке под Ярославлем. Раньше там жил и Кукин. Теперь Кукин посылал туда деньги и иногда письма.
– Значит так, Кукин, – сказал Враг, хихикнув, и, высморкавшись в бабушкин халат, – будем сотрудничать.
– Сотрудничать? – переспросил Кукин.
– Именно так, – ковыряясь в носу сказал Враг.
– Ты будешь делать добрые дела, а я буду забывать на время про Антошку, Нину и Рыжего. Инструкции получишь от Нины – письмом. И, оставив на спинке стула рыжую козюлю, Враг улетел.
На следующий день Александр обнаружил в почтовом ящике письмо от Нины. Письмо представляло собой месиво из рассказов о родственниках и повествования о том, что сколько стоит в поселке. Кукин перечитал письмо, и вдруг его озарило: "молоком пишет!". Он нашел свечку, прогрел бумагу, и прочел: "Только ты можешь нас спасти!".
– Водку будешь? – спросил меня Виктор, когда я вошел вечером в раздевалку.
– Да ну ее... – сказал я и взял предложенный пластмассовый стаканчик.
– За нашу победу! – сказал Виктор, и мы выпили.
– Кукинская?..
– Догада! – съехидничал Виктор.
В то время мы жили посреди кукинской водки, шоколадок, чая, быстрорастворимых супчиков... Нам было смешно, и мы по-детски жаждали продолжения.
В пятницу с утра все в той же магазинной столовой Кукин поймал двух мышей и, не спеша, со знанием дела, принялся их мучить.
Черноволосый, низкорослый Рома – выпускник МИФИ – составлял компанию Кукину в деле живодерства. Рома интеллигентно щурился, издеваясь над мышами. Что-то от часовщика проступало в нем в это время. Кукин, напротив, бешено округлял глаза и походил на самого настоящего маньяка.
Вдруг Александр чего-то испугался и, бросив своего подельника, убежал на склад. Там, усевшись на стекловату и плотно закрыв лицо руками, он просидел с полчаса. Мысли в их обычном понимании отсутствовали в голове у Кукина. Необходимо было поймать и уложить в строго определенном порядке маленькие шаровые молнии, падающие откуда-то сверху. Наконец, искрящиеся шарики были побеждены, и Александр вернулся в магазин.
– Ты чего это разбегался? – сказал Кукину Рома.
Кукин опешил: Рома разговаривал голосом Врага, и пальцем в носу ковырялся.
– Ты, Кукин, отвлекся на мышей, – продолжал Враг Рома, – забыл про добрые дела, забыл, что спасти Антошку, Нину и Рыжего можешь только ты. Иди и подумай хорошенько.
Кукин думал весь день. А вечером, незадолго до закрытия, отловил в зале двух рабочих, которых зачем-то отправил в магазин подрядчик. Александр сказал им, что можно выбрать любой товар, в любом количестве, и платить не надо. Рабочие сначала испугались провокации и отказались. Потом, пошептавшись, сказали Кукину:
– Неси в машину! – и назвали номер автомобиля.
– А чего нести-то? – спросил Кукин.
– Чего? Да чего не жалко, то и неси... – сказали рабочие.
И Кукин понес.
Он успел сделать несколько ходок с товаром к машине. Тут к нему подошел Рома и не вражеским, а Роминым голосом, сказал:
– Что-то, Кукин, я не видел, чтобы этот товарец через кассу пробивался... Ты что думаешь, если мышей вместе мучили, я тебя покрывать буду? Хрена лысого! – резюмировал Рома, совсем не черняво и вовсе не интеллигентно.

Кукина трясли два дня. Ему угрожали, пристегивали наручниками к батарее и оставляли одного в комнате – подумать. Показывали издалека несуществующие доносы... В общем, трясли.
Короче говоря, в службе безопасности нашего магазина служили совсем не дураки. И на третий день разбирательств они поняли – Кукин болен. Поняли, и руководству отрапортовали:
– Так и так, Кукин умом тронулся, и дальнейшее трясение оного бессмысленно.
Руководство говорит:
– Уволить этого Кукина, зарплату за последний месяц не давать, и дело с концом!

Бабушка, собирая Кукина домой, причитала:
– Может, оно и лучше... Не дело это, без жены, без ребенка годами...
Кукин принимал довольно активное участие в сборах, поддакивал бабушке, но при всем этом был невероятно напряжен внутренне – он ждал очередного визита Врага.
И Враг явился.
– Вау, Кукин, мы снова вместе! – Враг был игрив. – Мы едем путешествовать!
Туловище – телевизор – энергично мерцало.
– Политический экстремизм не пройдет! – кричал Враг, не забывая вещать несуразицу.
Здесь-то и начался буйный период Кукина. Надо отдать должное бабушке – она очень любила Александра, и была сильной женщиной. Ее хватило на неделю. Потом у нее опустились руки.
И Кукин поехал путешествовать. Правда, не в сторону Ярославля, а в один из подмосковных поселков, где находилась психиатрическая лечебница.
Вы и не поверите, здание этой больницы сложено из бревен восемьдесят пять лет тому назад! Может быть, бревна какие-нибудь хитрые, может, лекарства хорошие, но Враг к Кукину больше не приходит. Александр только иногда вспоминает банку, стоящую на столе в столовой магазина, и пытается найти начало.
Кукина навещает бабушка.

Москва - Люберцы
декабрь 1999 - февраль 2000 г.
(переработка 2006 г.)