Рассказчик : Хвостатый ангел

Безусловно, это не я его нашел, а он меня вычислил. Сейчас я в этом просто уверен. Поздним вечером я возвращался с работы. Сырая, промозглая погода к прогулке не располагала, но по лени тащился я, как говорится, нога за ногу, бесцельно глазея по сторонам. Не доходя метров семьсот до дома под трубой теплоцентрали, которая с недавнего времени украсила нашу улицу, заметил серый пушистый комок.
- И что же ты здесь делаешь в такую погоду? – поинтересовался я. – Не лучше ли отправиться домой?
Наверное, кот воспринял это как приглашение, и оставшийся путь мы проделали уже вдвоем. Он то бежал рядом со мной, то исчезал в кустах, росших вдоль дорожки, и лишь легкий шорох говорил о том, что он все время рядом. В какой-то момент я даже себя почувствовал Фаустом, за которым примерно в такой же вечер увязался таинственный черный пудель.
В дверь квартиры мы вошли практически одновременно. Точнее я вошел, а кот проскользнул между ногами. Однако, войдя, отнюдь не рванул в комнаты по наглому кошачьему обыкновению, а скромно уселся в углу на коврике. Привлеченные возмущенными криками моей тетки Веры, вокруг гостя собрались все многочисленные обитатели нашей квартиры.
Гомон стоял примерно такой, как если бы полный состав статистов Большого театра произносил в сотни глоток классическую фразу: «Что говорить, когда нечего говорить…» И вот тут кот поднял на них доселе потупленные глаза. Что здесь скажешь? Вам когда-нибудь в лицо били два изумрудно-зеленых прожектора, свет которых пронизан добротой и снисходительностью ко всему человеческому роду?
Собственно, другой реакции и быть не могло: дамы в один голос выдохнули: «Ангел!» А дядя Владик, поклонник французского кинематографа, с умилением произнес: «Вылитый Ален Делон!» Только кошка Алиса фыркнула, выразив сомнение в достоинствах моего спутника.
«Ангел» был и вправду хорош. Серая замшевая шкурка, отливающая при электрическом свете голубизной, круглая мордочка, увенчанная небольшими аккуратными ушками, белая манишка, длиннющие гусарские усы. Но главное - глаза. Рядом с ними зрительные органы любой «Мисс Америки» можно было в лучшем случае именовать гляделками!
Кота окрестили Мишей и тут же прописали на нашей жилой площади, позволив пользоваться всеми гражданскими правами, разрешенными Конституцией РФ. Но так ли уж это было нужно Мише? При своей солидной комплекции (весил он не менее четырех килограммов) кот производил впечатление создания, которое едва ли переживет завтрашний день. Дорога от миски до кресла занимала у него не менее часа. Пройдя пару шагов, он с тяжелым вздохом падал на пол и отдыхал минут десять. Сердобольная баба Таня предположила, что у Миши – рахит, потому, дескать, и лапки не держат, а значит коту нужно усиленное питание.
Усиленное питание тащили всей квартирой. В Мишу пихали парное мясо, заморских креветок, филе трески и прочие деликатесы, которыми был бы не прочь полакомиться любой из нашей семьи. Ел он с удовольствием, но лучше ему не становилось. Впрочем, как и нам. На фоне этой тонкой художественной натуры мы все ощущали себя отвратительно здоровыми, шумными особями, которым никак не понять нежной мишиной души, столь слабыми нитями связанной с этой грешной землей.
Изменилось отношение и к Алисе, которая раньше была общей любимицей. Ей не только ставили Мишу в пример, но и в грубой форме указывали на свежие царапины на обоях и наличниках дверей, которые, как предполагалось, были оставлены её когтями. Репутация Алисы катастрофически падала, Миша же не сходил с рук и коленей. Каждый хотел приголубить бедного слабосильного котика…
Как-то ночью меня разбудил странный звук. Будто бы кто-то медленно проводил горстью гвоздей по бумаге. Нацепив тапочки, осторожно, дабы не наткнуться на мебель, я побрел к кухне. Но, не дойдя, застыл ошеломленный. Паралитик Миша разбегался, взлетал под потолок на высоту двух метров, а потом медленно сползал по обоям, тормозя всеми двадцатью когтями. Тут же рядом сидела и Алиса, с восторгом наблюдавшая за акробатическими упражнениями нашего «ангела».
Судебное заседание состоялось утром. Попытки защиты, представленной бабой Таней, воззвать к нашему милосердию успеха не имели. Аргументы типа «рахит», «паралитик», «ослабленный организм» рухнули при предъявлении трех комнат, в которых не осталось ни одной стены с целыми обоями. Приговор был суров: остричь Мише когти.
Дядя Владик приготовил маникюрные ножницы, и только тут мы обнаружили, что подсудимого нет в наличии. Более того, его никто не видел с утра. Мы искали его под диваном, на антресолях, во всех углах и укромных местечках. Миша исчез. И мы, жадные и мелочные, уныло смотрели друг на друга.
Несостоявшегося палача дядю Владика старались не замечать, будто он уже успел провести экзекуцию над «ангелом». Тетя Вера, окропляя слезами четвертушки бумаги, убористым почерком выводила обещания отдать все, что у нас есть, лишь бы нам вернули нашего ненаглядного котика. Что касается меня, то я лихорадочно прикидывал, на сколько объявлений по кабельному телевидению мне хватит денег. В карманах их нашлось немного. Но о счастье! Я вспомнил о заначке, которую хранил в платяном шкафу. Я открыл дверцу, и из шкафа, потягиваясь, вышел Миша, который видно спал там на чьей-то шубе.
Вроде бы все было так обыденно. Ну, подумаешь, пропал кот, а потом нашелся. Однако в доме словно посветлело. Да и бог с ними, с обоями. Пусть дерет в свое удовольствие!