Рассказчик : Кошачий характер

Баба Маня живет в деревне. И в город ее перетащить совершенно невозможно. Не нравится ей обитать среди вечного столпотворения. Ну а мы, естественно, волнуемся: как она там, не обидит ли какой прохожий человек? Лет-то ей все-таки немало. Восьмой десяток на исходе. Но все наши уговоры и просьбы эффекта до сих пор не имели. Переселяться в городскую квартиру баба Маня отказывалась наотрез.
- У меня хозяйство, куры, кот Миша, коза Матильда, - отвечала она на все предложения. – Куда их? Не в ванной же держать!
В результате долгих увещеваний удалось добиться ее согласия только на то, чтобы завести собаку. Вопрос оказался не таким уж простым. Советовались со специалистами-кинологами и дворовыми собачниками, листали справочники и альбомы, наконец, остановились на немецкой овчарке. Публика это серьезная, характер неподкупный, сами привязчивые, а вид страшный. Достаточно гавкнуть, чтобы отбить у жулика всякую охоту лезть в чужой дом.
Щенка я достал элитного, замечательного угольно-черного окраса. В него сразу влюбились не только баба Маня, но и кот Миша, который взял над Джиной (так назвали овчарку) шефство. Миша тщательно вылизывал Джину, не разрешал ей далеко убегать от дома и даже пытался подкармливать ее собственнолапно пойманными мышами. Не отставала от Миши и баба Маня, не спускавшая Джину с колен и обцеловывавшая ее от носа до хвоста. В итоге получили шестидесятикилограммовую ласковую, безумно общительную собакокошку, которая разрешала выделывать с собой все, что угодно. Не терпела Джина лишь одного – одиночества. Никак она не могла примириться с ежемесячными визитами бабы Мани в город. Каждый отъезд сопровождался скандалами, обидами и продолжительными голодовками, что, как известно, является уже политической акцией.
И вот этой весной баба Маня намылилась опять в гости. В один таз налила Джине воды, в другой насыпала корма. Дверь запирать не стала, чтобы собака могла выйти во двор погулять. После этого расцеловала собаку, велела ей вести себя хорошо и отбыла в Москву.
Продолжение истории рассказал мне сосед бабы Мани – Ваня по прозвищу Прохиндей, мужик неплохой, но с сильно пошатнувшимися моральными устоями вследствие беспробудного пьянства.
- Что скрывать, Вася, был грех. Задумал я у бабы Мани алюминиевый бидон скомуниздить, - каялся Прохиндей. – Ей он ни к чему, а мне за него две бутылки обещали. Собаку я, понятно, не боялся. Вся деревня знает, что Джина не то что человека, таракана не обидит. Вперся в избу, как к себе домой, а пес ко мне обниматься, словно самый дорогой гость пришел. Скачет вокруг меня, хвостом размахивает, физиономию всю обслюнявила. Ну, я ее погладил, поговорил с ней, однако надо и делом заниматься. В общем, схватил бидон и пру его к дверям.
Вдруг собаку будто подменили. Рычит, скалит зубы и из избы не выпускает. А зубки-то у нее будь здоров. Цапнет за руку, и можешь смело инвалидность оформлять.
Я к ней и так и эдак. Что ты, мол, Джина, не узнаешь меня? Опять начинает ластиться. Двигаюсь к двери – рычит. Что делать? Не знаю. И вот таким образом развлекаемся мы с ней до самого вечера. Есть уже хочется. Погрыз с голодухи собачьих сухарей. И вот ведь зараза: пока я из ее тазика угощался, вела себя, как самая гостеприимная хозяйка, но стоило шаг к двери сделать, снова начинала рычать.
Ладно, думаю, во двор ведь тебе по надобности нужно будет пойти. Вот в этот момент я ноги и сделаю. Да ничего подобного, обхитрила она меня. Справила свои делишки, когда меня сон сморил. Так что проснулся я утром, а передо мной все та же довольная собачья морда.
Веришь, Вася, трое суток в Джининой компании просидел на сухарях да воде. Еле-еле бабы Мани дождался. Уж что ей врал, не помню. Кажется, сказал, что за спичками зашел. А потом взмолился: «Объясни, баба Маня, почему меня собака из избы не выпустила?»
- Милок, - отвечает мне та, - ведь она с детства пока с бантиком не наиграется, ни за что не отстанет. Так уж ее мой кот Миша воспитал.