dao : Венские сны, или Совки за границей
14:32 03-04-2007
Рассказ написан по мотивам случайно подслушанного разговора в самолете во время перелета из Вены в Москву. Случилась ли эта история на самом деле, как тут описано или это простой пьяный зихер, который без психотерапевта не разобрать - не так уж и важно. Путь к Любви долог и извилист, не каждому суждено пройти по нему до конца.
Да, Сеня, случилось же со мной такое. И где? В Вене, в самом сердце Европы.
Нет, ты не спи, ты слушай: история - полный пиздец. Со мной такого никогда еще не было, да и с тобой я, думаю, тоже, хотя хрен тебя, хитрована саратовского, знает.
В общем так, просыпаюсь я в гостиничном номере со страшного перепою: а что там еще в этой гребанной Европе делать! Просыпаюсь не по доброй воле, а какая-то стерва звонит по телефону. И так настойчиво звонит. Ну видишь же, никто трубку не берет, так и ты положи ее, зараза! Раз никто не берет - значит, никого в номере нету. Хрен там! Звонит, надрывается.
Ну думаю, не иначе администрация отеля. А накануне у нас был такой небольшой сабантуйчик. До 22.00 наши "Подмосковные вечера" в исполнении московской банкирши и калужской артистки еще как-то терпели, а после... Сделали нам строгое внушение! Хотя кто его знает, что они там лопотали: по-фашистски никто в нашей компании не "шпрехал".
Хотя это все мелочи, я не об этом хочу рассказать, а о другом.
Подожди, Сеня, давай сначала выпьем. Че-то масть не прет, бля, наливай... Ну будь!
Итак, о чем это я? Да, поднимаю, значит, трубку - достала! - и слышу такой... ну как тебе объяснить, такой приятный и даже робкий девичий голосок.
- Ендшульдиген зи битте...
Я сразу, значит, чтобы никаких неясностей не возникало, ору в трубку:
- Ихь нихт шпрехе дойч!
А голова разламывается, тут русские слова все из башки повыскакивали, а еще напрягайся, вспоминай их дойтч. И вдруг, представляешь, Сеня, она, эта трубка чертова, верней, не она, а та, кто в ней, то есть, кто за ней... бля, совсем запутался! В общем, отвечает мне абонент по-русски, правда, с акцентом, но небольшим.
- А вы, случайно, не из России?
- Точно, - говорю, - а как ты, то есть вы, догадались?
- Вас зовут Тим?
- Опять угадала, - говорю.
- Значит, все это правда.
Что правда? Какая правда? Не въезжаю… Это я сейчас тебе, Сене, все так влегкую передаю, вроде, как просто обычный базар. А разговор-то непростой, я хоть с похмелюги, но нутром, кожей чувствую, какой у нее надрыв в голосе, как он дрожит весь и ломается. Ну кто ее знает, может, когда она звонит, к ее горлу кто ножик приставил или ствол. И такие мысли тревожные в моей башке не отрезвевшей зашуршали. Сам знаешь, чего в жизни не бывает... Подожди, я - в туалет...
Сеня, ты живой? На чем я остановился?..
Ага, и вот, значит, она говорит:
- Тим, нам нужно срочно увидеться.
Я опешил, молчу, не соображу, что сказать. А она:
- Пожалуйста, Тим, я вас очень, очень прошу, нам нужно обязательно встретиться.
- Нужно, так нужно. А что случилось?
- Это не телефонный разговор. Где вы сейчас находитесь?
Ни фига себе, думаю, она даже не знает, куда звонит.
- Отель ... как его ... Марияхильфе... штрассе, что ли? Нет, погоди, штрассе - это улица. Купер... ну что-то типа того.
- А-а, поняла, это отель "Хуммер". Там недалеко от вашей гостиницы есть большой супермаркет "Гросс". Давайте у входа и встретимся. Я сейчас на "Ринге"...
- Где? - не понял я.
- Ну на кольце, это в центре города, через полчаса я буду на месте. Я буду в желтом пальто с котенком в руках.
- С кем?!
- С кошечкой, вы меня сразу узнаете.
Ну и дела! Страсти шпионские! Как пить дать, вляпаюсь опять в какое-нибудь дерьмо. До тридцати дожил, а все ищу на свою жопу приключения... Давай, Сеня, закурим, что ли... Да, знаю, что здесь нельзя, я так, дух переведу...
Продолжим? Ну да, хожу по нумеру и чешу репу. А репа клинит. Маньячка какая-то! А как она мое имя узнала?..
Хорошо, после вчерашнего сабантуя "Наполеон" оставался. Мы там, Сеня, на винный склад нарвались: через дорогу от отеля надыбали магазин с «подогревом». Ну ты был же там, знаешь! Не поверишь, в нем из всего заморского пойла самый дешевый - коньяк. По фашистским деньгам 79 шиллингов, по нашим, прикинем, ага, около 40 "хрустов"... Ну да, подлечился я, значит, малость, морду соскоблил - разнесло ее с дешевого коньяку, смотреть страшно. Это я только потом, перед самым отъездом уже, когда просох немного, сообразил, для чего у них в ванной такое большое круглое зеркало… Сначала я думал, что у меня рожу так от перепою развезло. Как утром не посмотрюсь в него – еб, те, мать! - кто ж такой! А оказалось, это специальное такое увеличительное стекло, чтобы удобней бриться было. Сеня, бля, каждую щетинку видно. Европа, мать их ити!
А на улице - на-ро-ду! Транспорт остановили, всюду Санта-Клаусы бородами трясут, бродячие музыканты, фокусники, факиры и даже - верблюд... Что-что, а гуляют красиво: и морды не бьют, и трезвые, блядь…
Но я – стоп! - опять отвлекся. Короче, решил я перед столь ответственной встречей с таинственной незнакомкой - так, на всякий случай - угостить себя глитвейном. Что хорошо в Вене - в любое время года прямо на улице можно выпить и закусить.
Ну ты, погоди пить-то, слушай, что дальше было... Подхожу я, значит, к винному бару и сую мило улыбающейся продавщице - нет, Сеня, не то, что ты подумал… Да, сую, но совсем не то и не туда... да ты уж пьян, братуха. Почему тогда она улыбается? А они там, суки, все улыбаются. А хрен их знает, жизнь, наверное, хорошая, потому и улыбаются. Ты можешь дальше слушать?
Не-а, пить мы, Сеня, пока больше не будем. Позже. А то не фига не поймешь. Перекурим? Ты же знаешь, я не курю. Бросил, шесть лет назад, я тебе уже об этом рассказывал. Ты покури, а я еще пас-су - пиво дырку ищет...
Итак, на чем я остановился. Да сую я ей 25 шиллингов:
- Ейн глюхвайн, битте.
- Фюнциг шиллинг, битте, - улыбается стерва и тряся большими сиськами, возвращает мне мои деньги.
Ничего не пойму. Вот же табличка: "Gluchwein - 25", почему она просит 50?
- Варум?
Девушка что-то весело щебечет… А мне что делать? Шиллингов больше нет, не успел поменять или пропил все к хуям! Решаю расплатиться баксами. Сисястая глюхвайнвуме их не берет, но рот ее продолжает улыбаться. Ну это мне понятно. Австрияки гордые, на "зеленые", как мы, не бросаются, уважают свою валюту.
Я тоже пытаюсь изобразить на лице улыбку:
- Драть тебя некому, да и мне некогда, - все равно по-русски не бельмесит.
- Ну зачем же так грубо, молодой человек! - вдруг слышу за спиной чистейшую русскую речь.
Во, бля! Уже второй раз за это утро со мной говорят по-русски, как будто я не в Вене, а где-нибудь в Союзе. Хотя, Сень, подожди, СССР ведь, кажется, уже как года три мы просрали…
Короче, оборачиваюсь - хорошо одетый господин.
Он-то мне и разъяснил, что глитвейн здесь, как и везде, стоит 25 шилингов, но подают его в дорогих фарфоровых кружках, и еще 25 шиллингов берут в качестве залога, чтоб клиент, значит, никуда не слинял. Общительный господин вносит за меня залог, и мы пристраиваемся с ним возле фонтанчика.
- Вы кто? - спрашивает меня по-европейски ухоженный господин.
- «Русо туристо!» А вы?
- Российский посол.
- Тоже не хуево! - опешив, выпаливаю я неожиданно, и, поперхнувшись, отхлебываю из кружки большой глоток.
- Вы так считаете?
- А то!
- Ну я не совсем еще посол. Но, возможно, скоро им буду.
Чтобы загладить возникшую неловкость, потенциальный посол вспомнил «немытую Россию».
- Русский мат - это как раз то, чего мне здесь не хватает. А еще русской водки да под соленый огурчик, а? Но русскую водку нужно пить в русский мороз, а для слякотной Вены годится и этот слабенький глитвейн.
Так, уже веселее, раз заговорили про выпивку, значит, скоро дойдем до баб.
- Говорят, здесь русская мафия творит беспредел, об этом даже сюжет по ТВ-6 был, - завожу я светский разговор (хрен его знает, о чем еще с этими послами говорить).
- Враки! Так, промышляют пару сутенеров нашими девочками, - (ага! вот и до баб добрались) - но ничего серьезного. Вена - очень тихий городок, здесь даже магазинного воровства нет. Вы не бывали в Риме? Вот где воруют - там это настоящий бич.
- Извините, господин посол, а далеко ли отсюда супермаркет "Гросс"? - я вскинул руку с часами к глазам. - Во, блин, кажется, опоздал!
- Не волнуйтесь, мы стоим как раз возле "Гросса". Я не люблю ходить по магазинам, а жена делает покупки на Рождество только здесь. Ее-то, я сейчас и жду. Поднимите голову, видите?
Действительно, фасад здания, возле которого мы баловались глитвейном, был высвечен огромными рекламными буквами "GROSS". Слона-то я и не приметил!
Я официально поблагодарил посла за то, что российское посольство так нежно заботится о своих поданных, приходя к ним на помощь в самых щекотливых ситуациях, несмотря на то и даже вопреки тому... В общем, масть пошла (на вчерашних дрожжах и глитвейн сгодился), и я произнес зажигательный спич. А закончил его так:
- Господин посол, считайте, что мои налоги вы честно отработали и ничего мне не должны.
Посол таращил на меня испуганные глаза, а я равнодушно пялился на прохожих.
И тут, Сеня, - ну ты че, спишь, в натуре? Сеня, проснись! - тут я увидел ее, понимаешь? Кого, кого? Ее - в желтом пальто... Нет, Сеня, дальше я не могу. Здесь нужно обязательно выпить.
Ну ты как, Сеня, в форме? Головка не бо-бо? Нет, подожди, у нас что-то оставалось, а не хватит - еще попросим. Мы же летим бизнес-классом!.. Ну давай по маленькой... Именно за это! Ну и чтоб, деньги, конечно, были.
Ну вот. Подожди, Сеня, а сейчас ты меня не сбивай, дай настроиться.
Итак, в общем, тут я увидел ее. Как тебе объяснить, Сеня? Не хватает слов, чтобы все это описать. Нет, ты опять не понял. Бабенка как бабенка, ничего в ней особенного, но как я ее увидел - у меня все внутри оборвалось... Ну причем тут секс-бобма? Ничего подобного! Я же говорю тебе: не перебивай!
В общем, как я ее увидел - сразу узнал. Даже не по желтому пальто и даже не по котенку, кстати, никого котенка и не было. Или она о нем забыла или поняла, что будет с ним выглядеть нелепо. Я даже не знаю, была ли она в желтом пальто, я только взглянул на лицо и понял, что это - она! Было в нем какое-то напряжение - точно такое же напряжение, какое у нее было в голосе, когда она звонила по телефону.
Она тоже сразу узнала меня: я это почувствовал, когда наши взгляды встретились, и между нами пробежал какой-то ток.
Нет, Сеня, опять, не получается, подожди, нужно выпить... В душе ничего живого - все отравлено алкоголем. Но без него тоже нельзя.
Ну как тебе объяснить?.. Да па-да-жди ты! Стоп, Сеня... Стоп!!!
Нет, братан, все нормально. Это не я, это водка. Вот давай еще один заход. Вот, понимаешь, цветок, да? Нет, не просто цветок, а цветок, который только-только распускается, вот ты на него даже не дунул, а не так посмотрел, и все - цветок завял! Понял? Цветок умер, и уже никогда не распустится и не расцветет.
Она была этим цветком. Понял, да? Один мой неосторожный взгляд - она повернулась бы и ушла. Она была как молодая лань, которая впервые увидела охотника и спряталась от него за деревом. Ей и хочется узнать, что это за зверь такой - человек, и она боится его. Малейшее неосторожное движение - и трепетная лань ускачет прочь: каждый ее мускул в напряжение и ждет сигнала "Бежать!" Нечто похожее, правда, очень отдаленное, есть у Блока... Как там у него?
Когда вы стоите на моем пути, такая беззащитная и т.д... Что же? Разве я обижу вас? О, нет! Я человек, отнимающий аромат у живого цветка...
Ну я знаю, Сеня, что не так. Ну примерно так... Причем тут Блок? А при том!
Она тоже стояла передо мной совсем беззащитная и голая, на ней даже не было ее дурацкого желтого пальто, на ней даже кожи не было, через ее глаза на меня смотрела ее обнаженная женская душа. Какая там мафия, какая политика! Дело было совсем в другом.
И понимаешь, Сеня, я это понял. Я, провонявший насквозь дерьмовым "Наполеоном", это понял! И она поняла, что я понял. И лань не убежала.
Фу, плохо или хорошо, но я сказал, что хотел сказать.
А вот теперь, Сеня, мы с тобой еще выпьем, и потом уже спокойно я тебе опишу, какая она была. Дальше будет проще, главное, кажется, я сказал.
Знаешь, Сеня, в ее лице было что-то восточное. Нет, при этом она была стопроцентная венка. То, что она говорила по-русски, объясняется просто. Она, как потом выяснилось, несколько лет жила и училась в Москве. Но откуда в ее лице восточные черты? Может быть, их и не было, а мне просто померещилось? Может быть, и так.
Но знаешь, Сеня, венцы развивались по Гумилеву. Это, кстати, подтверждают сами венцы. Нет, конечно, они о Гумилеве ни хуя ниче не слышали! Но слово «пассионарий» – ведь из латыни. Причем тут латынь? Действительно, причем?.. Подожди, у них есть пословица... Сейчас вспомню… Ну примерно так: настоящим венцем может себя считать только тот, у кого... В общем, чтобы не пиздеть, скажу проще: в этой пословице вспоминаются дядюшки, тетушки, бабушки и прочие предки. Скажем так, к примеру: дядя у тебя - чех… ну не у тебя, я же для примера, ты слушай, Сеня, не перебивай… тетя - югославка, бабушка - венгр, дедушка - немец. Если у тебя такая родословная, значит ты - стопроцентный венец. То есть, все по Гумилеву: любой этнос складывается из двух и более компонент. Понял, каланча саратовская?
Так вот, моя новая Незнакомка - для удобства буду называть ее так, - я сразу почувствовал, была стопроцентной венкой. И в тоже время в ней были какие-то неуловимые восточные черты.
Знаешь, Сеня, в Вене до ебени матери турков и других иностранцев. Бля, Европа конкретно боится, что лет через двадцать-тридцать у них иммигрантов будет больше, чем коренных европейцев.
Вот картинка с натуры. Перед Рождеством бабы ходят по магазинам. Эмансипированная венка обычно больше одного ребенка не имеет, а "закомплексованная" турчанка ведет за собой выводок в 5-6 детенышей…
Австрия, бля, считает себя цивилизованной страной. Но она люто, на генном уровне ненавидит турков. Почти в каждом историческом памятнике, в каждой церкви так или иначе запечатлен факт победы австрийцев над турецкой армией.
Турки дважды шли на приступ Вены. Ни хуя не вышло! Правоверные рассудили – нет и не надо, аллах акбар! Но австрияки до жопы перепугались. И этот страх в них, похоже, поселился навечно.
…Причем тут моя Незнакомка? Заебал ты, Сеня, причем да причем! При всем! Хули ты лошадей гонишь? Я ж тебе сказал, что она стопроцентная венка, но в то же время в ней было что-то восточное. Нет, Сеня, не так примитивно. С теми турками, которые сегодня, как цыгане, табором опустошают их супермаркеты, у нее ничего общего нет. Она аристократка с головы до ног. Если в ней и есть что-то турецкое, то оно уходить вглубь веков, в то дремучее средневековье, когда турецкий падша или его генерал стоял со своими янычарами у ворот Вены.
И к чему я это, Сеня? А к тому, что в том, что случилось с моей Незнакомкой, в том, что у нее появилась проблема (какая? – я потом скажу), виновато прошлое. Далекое прошлое. Очень далекое. Это я так думаю. Было в ее облике и в ее душе что-то такое, назовем это одним словом "Восток", что на подсознательном уровне отторгалось ее всегдашним окружением и болезненно ею переживалось. И инстинктивно - как в ней сработал этот инстинкт, я не знаю, но догадываюсь, - она потянулась ко мне… Да, ко мне!.. Сам ты, Сеня, турок! Ну не турок ты, не турок… Просто у меня хватило мозгов ее понять, понял?
Что дальше, Сеня? А ничего. Трахнул-не трахнул - какая разница? Не об том сейчас речь... Впрочем, ты прав, Сеня, твоя шопа шире - что же еще тогда может быть главным?.. В общем, она сама подошла ко мне:
- Вы Тим?
- А где ваша кошка? – глупее вопроса придумать было нельзя, но это я от неожиданности.
- А-а, - Незнакомка неопределенно махнула рукой. - Мне нужно с вами поговорить.
- Базару нет.
- Не поняла, - брови тревожно вскинулись вверх.
- Ну нет проблем.
- Да? Только не здесь, здесь очень много народу.
- Разумеется.
- Давайте отсюда уйдем.
- Ну конечно.
Куда ее вести, Сеня? В отель? Я тоже так подумал. Но она:
- Давайте лучше ко мне, я здесь живу неподалеку, - будто мысли мои прочитала.
- Ну к тебе, так к тебе, пошли.
И мы, Сеня, пошли. Нормально так пошли, ты знаешь. Она ухватила меня за ручку - и мы пошли.
Ты гулял по Вене с дамой под ручку? Кругом праздник, маскарад, карнавал, а ты идешь с дамой под ручку. Красота! Никогда ни с кем не ходил под ручку (как будто под конвоем), а тут пришлось. И почему-то я не жалел, хотя поначалу было не в кейф. Но Вена - приятный городок, специально приспособленный для прогулок с дамами под ручку. Я это сразу понял, в первый же день. Я, Сеня, хвастать не буду, не пропаду ни в одном городе мира, если там есть хотя бы один алкаш.
Дело было так. В первый же вечер, не успели мы устроиться в гостинице, нас повезли в китайский ресторан. Так получилось, что я отстал от группы. Представляешь, Сеня, 12 ночи, один в незнакомом городе, без "копья" в кармане и двумя выдрюченными фразами: "Ихь бин ауслендер" и "Ихь зухе отель Хуммер"… Хорошо, блядь, хоть название отеля запомнил.
Окажись я в таком положении в твоем сранном Саратове – ну не сранном, не сранном, не искри, ну в заебательском Саратове! – дело не в этом, ты скажи лучше, чтобы со мной тогда было?..
А тут ниче - нормально. Первым делом - я к полицейским! Вот скажи мне, друг, Сеня, а подошел бы ты в 12 часов ночи, будучи изрядно подшофе, к нашим ментам? Ну вот, а хули ты тогда ко мне со своим Саратовом?.. Почему мы так, Сеня, живем?..
Как дошел? Нормально дошел. Опросил, как мог, про этот долбанный "Хуммер" человек 12 и дошел. Венцы – милейшие люди! Какое нежное участие они приняли в судьбе заплутавшего “ауслендера”: рисовали планы, объясняли на пальцах, даже провожали до ближайшего перекрестка, и никто не отмахнулся. Вру, бля! Один мужик, точно "наци" (видать, не случайно Адольф в Австрии родился), услышав мое корявое "Ихь бин ауслендер", как из ствола пальнул: "Кейн зайт!" И еще одна сладкая парочка - американские туристы - не смогла мне помочь: "Вир нихт шпрехен дойтч". Ну и я ваш английский "не шпрехаю". На том и разошлись.
Но до отеля я-таки дошел. И знаешь, кто помог? Правильно, Сеня, наш брат "алканавт". Не видел в Вене ни одного алкаша - этот был первым и последним, но он-то меня и выручил. Алкаш алкаша...
Лезет, значит, этот австрийский боров обниматься: "Фрейнд, фрейнд, ихь мохте тринкен!"Ну это по-нашему, я сразу догадался, означает: "Братан, давай вмажем!" Ну давай, а хули нам пацанам! Короче, посидели мы с ним. И знаешь где? В баре отеля "Хуммер". Он туда меня, сука, и привел…
Впрочем, Сеня, и нам пора по маленькой. Что, значит, не буду? Не ебет ни грамма – пей! Хочешь до конца все услышать? Тогда – пей!.. Ну вот значит…
Между тем моя барышня разомкнула губки и молвила:
- Тим, мы пришли.
Я посмотрел на табличку на доме: "1.Grassenstrasse". У них там очень удобно сделано: город поделен на микрорайоны, а их номера указываются на табличках. Счет ведется от центра, от так называемого "Ринга" - внутреннего городского кольца. Если на табличке цифра "1", - значит, ты в самом центре, если, скажем, "9" или "12" - где-то на окраине. Умные - хорошо придумали. Взглянул на табличку - и сразу имеешь ориентир, где находишься, заблудиться практически невозможно.
Цифра "1" означала, что моя Незнакомка живет в самом престижном районе Вены. Миллионерша, что ли? А нам татарам - лишь бы даром, и все равно, что самогон, что пулемет – только б с ног валило. Хотя, если честно, я немножко сдрейфил.
Понятно, что нужно снимать напряжение. Понятно, как. В общем, отцепил я "наручники" моей провожатой и направился к винному навесу. Продавщица встретила заученной улыбкой. Ну я ее тоже одарил:
- Ихь мохте ейн глюхвайн тринкен и кого-нибудь трахен.
- "Трахен"? Нихт верштейн.
- А че тут понимать. Тринкен унд трахен, ну например, хотя бы дихь.
- Михь?
- Тебя, родная, тебя.
Лыбится дура. Я заказал пару коктейлей - по пути в банкомете мы с Незнакомкой разменяли мою последнюю сотню баксов (нашлась все-таки)- и вернулся за столик.
- О чем вы так долго говорили с барменшей?
Во дает, еще не жена, а уже ревнует.
- Так, ни о чем, упражнялся в немецком.
- Вы хотите изучать дейтч? Хотите я с вами буду заниматься?
- Нет, спасибо, моя башка и так перегружена, не хочу засорять ее бесполезной информацией.
Незнакомка умолкла. Обиделась? Ну и хрен с ней. А у меня в голове вертится: как она мое имя и телефон узнала? Ничего, раз пришли - скоро узнаю.
Горячий напиток обжег желудок, по телу пошла истома. Хорошо, а?..
И вот, Сеня, мы подходим к самому волнительному моменту в этой истории - мы уже в квартире у моей прелестной Незнакомки. Не буду тебя отвлекать ненужными подробностями интерьера и прочими мелочами, сосредоточимся на главном. Но сначала нам надо, Сеня, как говорил мой австрийский "фрейнд", опять немножко "тринкен". Ну и пошляк же ты, Сеня! Хотя ты прав, на "тринкен" и "трахен" держится мир. Я тоже, скорее, за два «Т», чем за три «К» - кухня, дети, церковь, что же может быть скучнее?
Ну давай наливай, не томи... Я гляжу, ты опять в форме – второе дыхание открылось? Ну тогда поехали... Ух, хорошо пошла... На вот, бананчиком закуси...
Итак, Сеня, сидим мы в ее роскошных апартаментах. На столе красное вино из Милка… Что такое Милк? Ты же говорил, что вас туда тоже возили… Ну хорошо, Милк - чтоб ты знал, это древняя столица Австрии, там самые лучшие вина в Европе делают. А хули им, блядь, не делать – ни революций, ни реформ за целую тыщу лет – вот и дави дунайский виноград… В общем, под винцо из Милка, ты понимаешь, Сеня, мне стало совсем хорошо и я, по обыкновению своему, закатил тост минут этак... ну не менее чем на 15. О чем я говорил - убей, не помню. Ну что-то про дружбу народов, про Гумилева, зачем-то турецкого падшу вспомнил, а кончил банально: предложил ей выпить на брудершафт. Я видел, как она морщилась, как ей это было поперек, но у меня масть пошла - ну что теперь делать? Она терпеливо слушала, а я, на вчерашних дрожжах улетающий обратно во вчера, какой-то маленькой частью организма, остающимся трезвым, чувствовал: моя собеседница вся дрожит и волнуется. Сеня, не поверишь, я это чувствовал так, как будто сам дрожал и волновался...
Сеня у тебя есть дача? Причем тут дача? Сейчас объясню. Если у тебя есть дача - значит, там растет малина. Ты собирал когда-нибудь малину? Слушай, это целое искусство - собирать малину. Хорошие спелые, налитые соком ягоды всегда прячутся за листьями, а в руки тебе лезут одни ярко красные недозрелки. На первый взгляд, они очень привлекательны и красивы, кажутся упругими и стройными, острые грудки так и норовят тебя пронзить. Но с ними очень много возни. Во-первых, их трудно срывать, они ломаются и не даются в руки. Во-вторых, когда, наконец, надкусишь и войдешь в их плоть, или, точнее, их плоть войдет в тебя - тебя ждет разочарование. Да, туго, упруго, но совершенно кислый и сухой вкус. Хочется поскорее выплюнуть. Совсем другое дело, когда малина поспела. Но такую малину еще надо уметь найти, она обычно скромно прячется в тени листьев далеко позади своих молодых красногрудых соперниц. На вид она, может быть, не столь ярка, краски чуть тусклее, но стоит тебе дотронуться до нее хотя бы одним пальцем, она тотчас отдаст тебе свою влагу и сама упадет в твои руки. А какая у нее плоть! Не надо даже кусать: ягода сама тает во рту и истекает терпким, вязким и сладостным нектаром... Все искусство заключается в том, чтобы вовремя сорвать малину. Если она хотя бы чуть-чуть перезрела - опять эффект будет не тот. Ягода начинает разбухать от своих могучих внутренних соков, в один прекрасный момент она не выдержит напряжения, сок выйдет наружу и малина, сморщившись, упадет с ветки на землю, чтобы начать омерзительный процесс саморазрушения и гниения.
Моя Незнакомка была той самой спелой ягодкой, но ее никто не рвал, потому-то она томилась и мучилась от переполнявшего ее внутреннего напряжения. Она подошла к той самой роковой черте, когда если малину не сорвать, она уже никогда и никого не сможет напитать своими сладостными соками...
А вот сейчас, Сеня, не перебивай и не опошляй. Подожди - все нормально.
Короче, я говорил и делал банальности. Ну например, такую - я тебе, Сеня, уже об этом рассказывал? - я предложил ей выпить на брудершафт. Ну куда еще банальней!
Больше того, я полез к ней этот самый "брудершафт" исполнять. Но она с омерзением, несмотря на все свое внутреннее напряжение - я так думаю, а иначе, как еще могло быть? - отстранилась.
Я насупился. Она от меня ушла. Как будто заваривать кофе. Деликатная женщина. Я это оценил.
Но что она от меня хотела? Я нормально спал в гостинице номера, тьфу, в номере гостиницы, и никого не трогал, никому не мешал, и вдруг - звонок, прерывающий мой сон. Кому помешал мой сон? И мне говорят: ты должен встретиться, что это очень важно. А что может быть важнее... Стоп, Сеня, я знаю, что ты сейчас скажешь. И я знаю, что ты прав, и ты знаешь, что ты прав, и она знает, что мы оба правы, так кого ей рожна надо?
Нет, нормальная баба! Как ни в чем не бывало, приносит на подносе кофе. Кофе - это хорошо. Особенно с коньяком. Нашелся и коньяк. И тут, Сеня, я подумал: а может, вот этих зихерей мужских ей и не хватает в этой эмансипированной Европе?
Я сейчас стал врагом всех баб. Я знаю. Но так, милые барышни, все устроено в мире. И не мной и не вами. Подожди, Сеня, есть же песня, давай споем:
Этот мир устроен не вами,
Этот мир устроен не мной.
Нет, правильно, нет? Ну что-то типа того.
Итак, подожди, Сеня, вот сейчас я тебе один умный вещь скажу - только ты не обижайся. Вот. Значит, так... Масть ушла. Но мы ее удержим... Нет, не канает, Сеня, надо снова пить. Как мне все это надоело!!!
...Итак, погнали дальше. Погнали наши городских. Я знаю, что ты Сеня из деревни, ну а я городской. Какая разница: город - деревня, Австрия - Россия, чукча - эскимос? Все мы люди, все мы человеки.
...В общем, кофе нас, Сеня, примирил. Хотя, знаешь, я кофе не пью. Но иногда в жизни приходится быть дипломатом и выдавать то, что не любишь за то, без чего как будто жить не можешь.
- Отличный кофе! Это было как раз то, что мне нужно. Спасибо.
- Вам, Тим, правда, стало легче?
- Что значит легче? Разве мне было тяжело? Я как тебя увидел, сразу понял (Сеня, признаюсь в скобках, что я здесь запнулся, не зная, что сказать дальше, но она, кажется, не заметила), я сразу понял... ну в общем я понял все.
- А что вы поняли?
- Слушай, давай для начала не будем "выкать". Ну хорошо, этот мой брудершафт был глупостью, но я же его, или о нем, вспомнил (вру, конечно, Сеня) только для того, чтобы быть ближе к тебе.
Она задумалась, Сеня. Она вычислила скобку, но виду не подала. Вот за это - умница!
- Зачем вы хотите казаться хуже, чем вы есть на самом деле?
Банальней фразу не придумать. Этого, Сеня, я не выдержал. По-моему, я матерился. Может быть, я матерился не по-моему, а по-твоему, не суть важно. Но мне это опять перестало нравиться.
И она это поняла. Она поняла, что я ее понял в последний раз, и она от меня того, что в своем девичьем уме насочиняла, не получит. Не будет так гладко и красиво, как в ее мечтах. Все будет так, как будет или никак не будет…
И она это поняла. А может, она только этого и добивалась. Она в этой ситуации была умнее меня. И это нормально.
Чтобы уйти в нейтральные воды, я спросил:
- А где твоя кошка?
Этот в общем-то безобидный вопрос снова поверг ее в странное замешательство. Она снова напряглась как струна.
- Я отдала ее подруге. Надеюсь, она мне больше не понадобится.
Ты че-ниидь понял, Сеня? Я догадываюсь, но оставлю свои догадки при себе.
Тем более, дело близится к финишу. Она достала из сумки листок бумаги и подала мне:
- Я хочу, чтобы ты прочитал это, Тим.
...Что ты сказал, Сеня? Рождественские сказки? Ты так считаешь, да? Хорошо, я сейчас докажу, что все это никакие не сказки, а чистая правда. Я сейчас покажу тебе ее письмо.
Нет, Сеня ее письмо - вот тут оно у меня в кармане, - но я тебе его не дам. Ну есть такие вещи, о которых нельзя никому говорить. Хотя это письмо существует, вот оно, посмотри, на австрийской мелованной бумаге. Видишь, какой изящный женский почерк, а больше показать я не могу. Не могу и все тут!
Между нами? Зуб даешь? Никому? Точно?
Хорошо, братан, но только между нами.
Ты меня извини, - ты меня сейчас, Сеня, не слушай, это я уже ей говорю, а не тебе, - ты меня извини, милая, но в этом ничего плохо нет, да в твоих чувствах ничего плохого нет, это нормальные женские чувства. Поэтому никто не узнает о тебе. Даже мой лучший друг Сеня. Я тебя не предал и не обманул, я тебя по прежнему люблю, но ты тоже пойми, наш разговор с Сеней, он тебе никакого вреда не причинит, потому что никто не знает, кто ты. Ты там, в далекой Австрии, а мы здесь в воздухе, уже, считай, на территории России, - погляди, Сеня, в иллюминатор, там уже Россия? - Там уже Россия, и я даже имени твоего не знаю. Просто то, что ты пережила, может быть интересно всем. Прости меня...
Вот, Сеня, это письмо. Читай. Нет, лучше я его тебе сам прочту. Слушай. Так, тут, в общем, начало, да вот, слушай:
" Я понимаю, что я поступаю неправильно. И, может быть, я потом об этом пожалею.
Но поймите мое отчаяние, мою надежду на последний шанс, который, может быть, выпал в моей жизни.
Нет, все не то, я не знаю, не могу высказать то, что хочу. Мне стыдно.
Но я должна. Я не знаю, кто вы и как вы отнесетесь к моей ситуации. Но я сегодня утром была в замешательстве. Я точно знаю, что вслух эти слова никогда не произнесу. Поэтому я решила написать вам письмо.
Скажите, вы верите в сны? Я тоже не верила. До сегодняшнего дня. А теперь не знаю: верить или нет?
Мне приснился сон. Это даже был не сон. Это как будто бы происходило со мной наяву. Возможно, кто-то там, кто выше нас, наконец, услышал меня и послал мне этот сон. Хотя, как я уже сказала, это был не сон.
Я так долго обо всем говорю, потому что боюсь сказать о главном. Но я все равно скажу, только ты, - можно я буду говорить тебя "ты", мне так хочется! - не торопи меня.
Женщина сделана из ребра Адама, из ребра мужчины. Во всяком случае, так сказано в Библии. Если я и сделана из чьего-то ребра, то из твоего. Я это знаю точно. Мне об этом приснился сон. Но до этого я тебя увидела случайно в китайском ресторане, и уже тогда все поняла… Поэтому я знаю, я уверена - о, сколько лет я не была такой уверенной! - что ты все поймешь. Потому что ты - это я.
Но если это не так, я не знаю, как дальше жить...
Поэтому я тебе хочу сказать все. На самом деле все банально, и это больше всего меня бесит. Я - синий чулок, мне 28 лет, и я.... Нет, дальше я ни о чем говорить не буду, лучше расскажу при встрече.
Нет, не бойся, никакой физиологической патологии во мне нет, меня консультировали лучшие врачи. И никто из них не нашел никаких изъянов. Я абсолютно здорова. И в то же время я неизлечима больна. Потому что меня совершенно не интересуют мужчины. Вернее, не интересовали до сегодняшнего дня. Я не могу никого к себе допустить. "В чем тут проблема?" – спросишь ты. Ведь есть очень много таких женщин: монахинь, фригидных, которых никогда не касались мужчины.
Но я не фригидна. Я наоборот, наверное, очень страстная женщина. И в этом моя проблема. Если бы я была фригидна, я посвятила бы себя благотворительности, как мать Тереза, и была бы счастлива.
Но моя плоть разрушает меня, и я не могу, я устала с ней бороться. Мое тело просит, каждая клеточка моего организма всегда, каждую минуту, каждую секунду просит мужчину. И из этого нет исхода. Наверное, я в душе проститутка. И если бы я была ею на самом деле, была бы, наверное, счастлива. Но я не могу, передо мной какой-то барьер, ты не думай, что я не пыталась его преодолеть, очень и очень много раз пыталась, но уже на дальних подступах, когда даже еще ничего не было, что-то со мной происходило, я вся зажималась и просто позорно убегала, оставляя моего очередного партнера в полном замешательстве. Никогда, понимаешь, Тим, никогда, ни разу в жизни этого у меня не получалось!
Потом, в одиночестве, я снова переживала эти минуты… Но, пойми, я не могу всю жизнь оставаться одна, мне нужен кто-то еще, мне нужен мужчина, мой мужчина, чтобы я его не боялась, и чтобы мне с ним было хорошо. Я знаю, я чувствую, как это может быть хорошо, хотя никогда не испытывала этого чувства. Но за это чувство я отдала бы свою жизнь. Вот такая я плохая женщина.
Да, я была у врачей и у психологов. У лучших врачей и лучших психологов, но никто из них мне не смог помочь.
И вот вчера ночью, как и прежде, я была в отчаянии… У меня много знакомых мужчин, кому я могла бы позвонить и они с радостью навестили бы меня перед Рождеством. Но я знаю, что опять ничего бы не получилось.
На какую-ту секунду я забылась. И тут приснился мне ты…
Мистика, чушь? Ты мне не веришь, да? Но все было именно так, поверь, иначе, зачем бы я стала подключать всех своих друзей, чтобы узнать, где остановилась группа туристов из России, гулявшая вчера в китайском ресторане!
Я тебе сказала все и полностью доверяюсь тебе. Пусть будет так, как будет. Извини, наверное, я сошла с ума, но у меня ничего другого не остается, как только поверить этому сну. Ты - моя последняя соломинка. И поэтому, я сегодня позвонила, не зная даже куда и кому. Но если ты сейчас читаешь это письмо - значит, все оказалось правдой.
Если это правда - помоги мне. Очень и очень тебя об этом прошу. Больше так жить я не могу".
***
Вот и все, Сеня. Вот такие, брат, дела. Что было дальше? Нет, Сеня, об этом не будем. Я скажу тебе только, что все было нормально, а больше ни о чем говорить не будем. Лады?
Давай лучше выпьем.
1997 г.