отважный адмирал Бен Боу : калмык

20:38  07-04-2007
Кровь – великое дело. Познать хитросплетений судьбы не под силу никому, лишь Творец решает, когда настанет твоё время появиться на свет и наступит пора уходить. Без вариантов. Но Он позволил нам взглянуть сквозь мрак, скрывающий наше будущее, оставив нам одну подсказку – кровь. Кровь определяет характер человека, его внешность, его судьбу, его рождение и его смерть.
Он ходил пришаркивая, чуть сутулясь и расставив костлявые локти, так что его можно было легко представить себе только что слезшим с карликовой лошади и бредущим по родной степи против ветра по какой-то надобности. Мишка был калмык. Но не это достоинство и даже не способность его глаз совершенно исчезать с лица, когда он был с будунища, и становилось непонятно, как он вообще добрался на работу, выделяло его из людской толпы. Мишка был единственным, наверное, в стране (уж в центральной её части точно) счастливым обладателем шикарного, но жутко поношенного черно-белого клетчатого свитера с вышитыми на нём шахматными фигурками, гербом Элисты и надписью на спине: «(какой-то там) чемпионат мира по шахматам (такой-то год)». Я не помню, чтобы он снимал это рубище в течение, наверное, двух лет, пока оно не распалось на нём, превратившись в прах. По конторе ходили легенды о его подвигах. О борьбе на центральной площади города с начальником своего отдела, с последующим маканием обоих в фонтане, о побоище с таксистами, когда пять человек избивали Мишку балонниками, а тот всё поднимался и пёр на них, а когда, наконец, не смог подняться, продолжал залупаться лёжа. Он вообще всегда был в конфронтации с окружающей действительностью. Например, каждое требование постовых ментов предъявить документы, заканчивалось для Мишки райотдельской клеткой, где Мишка подробно и громко объяснял дежурному, как, на чём и сколько раз он его вертел. Я не помню, кто и когда дал ему прозвище «Боевой Пёс Бандерос», но оно намертво приклеилось к Мишке. Однажды, во время очередного застолья, я спросил его, почему он такой? Мишка долго и пространно объяснял мне, что в нём течёт кровь великого калмыцкого племени, которое было настолько отмороженным, что Чингисхан формировал из них передовые отряды нападения. Все мужики в его клане, со слов Мишки, носят погоны около тысячи лет. «Первые триста лет мы ебали вас, последние шестьсот – вы ебёте нам мозги и просвета не видно, а всё потому, что мы вкусили вашей огненной воды». На мой резонный вопрос, почему же ему не живётся в степях, Мишка с горестным вздохом отвечал: «Понимаешь, у нас с Илюмжиновым закус, он братишку моего уже несколько лет в каталажке держит, пёс». За всю свою жизнь я не видел более открытого и добродушного человека, он жил абсолютно один в совершенно чужом городе и ни разу не козырнул или не воспользовался своими московскими, очень серьёзными связями: «Дядя сказал, чтобы я добился чего-нибудь сам». В результате, на следующий день после зарплаты, мы ехали в ломбард забирать его телевизор и дивидишник, а через две недели я вёз его с тем же грузом в обратном направлении. Широкая его душа жила одним днём. Раз в год, в отпуск, он летал на родину, привозил оттуда баулы с салом, мясом, осетрами и икрой. В первое же своё появление на работе, Мишка растворял содержимое баулов среди трудового коллектива и, через пару дней, его начинали по очереди водить с собой на обед ребята, живущие неподалёку. Из последнего отпуска Мишка вернулся со своим уменьшенным втрое клоном, гордо держа его за ручку. Он переводился в Москву и переезжал туда с женой и сыном. На прощание я подарил ему свою небольшую коллекцию метательных ножей, вокруг которой Мишка давно ходил и облизывался: «Если калмыку не дарят понравившееся оружие, он его отбирает». Он обрадовался, как ребёнок. Долго и безуспешно копался в своём сейфе, в столе, отчаявшись, снял с пояса китайскую «Зиппо» в чехле и задарил мне.
Через месяц Мишка пропал. Он пошёл на встречу с человеком, без обычного в таких случаях прикрытия. Москва. Здесь все бизнесмены. Кому придёт в голову заботится о безопасности какого-то калмыка, когда горит «шкурняк». В известной телепрограмме дали объявление с контактными телефонами, по которым, конечно же, никто не позвонил. Опрошенные продавщицы ларьков у станции метро «Текстильщики» показали, что район здесь криминальный, очень много скинов, нацболов и прочих отморозков, и что приблизительно в то время, когда Мишка пропал, на районе действительно была какая-то заварушка с их участием: «…гоняли чурок, а что, давно пора, хоть кто-то за нас заступается, а то понаехали тут…». За нас «заступаются» наши дети, да НАШИ дети – злобные недоноски, сбившиеся в стаи, смертным боем бьют людей, виноватых лишь в том, что они по-другому выглядят – с одной стороны и марширующие строем бездушные и потому беспощадные Путинюгенд, уничтожающие книги талантливых людей, только за то, что они по-иному мыслят – с другой. И те и другие – две ниточки в одной руке. Кто окажется между ними следующим?
Мишкин телефон работал еще около суток в том районе, где он пропал. У Мишки был дешёвый телефон и ублюдки на него не позарились. «Фэйсы» почему-то не смогли, а может, не захотели запеленговать его точнее. А мы - два десятка здоровых мужиков - сидели и, скрипя зубами, переживали своё бессилие как-либо повлиять на ситуацию. Постепенно, как это бывает, поиски сошли на нет. Новое Мишкино начальство пыталось представить этот случай так, будто он не вышел на работу, шлялся по городу пьяный и так далее. Их грубая и неприкрытая ложь не прошла. Имя его останется незапятнанным. А душа... Я думаю, даже в Его воинстве, в авангарде, не лишним окажется отчаянный и не ведающий страха «Боевой Пёс Бандерос».