Иезуит Батькович : Нем и наг

Он живет в высокой башне на краю острова. Рядом с башней только горячие камни. Чуть дальше уже начинается море. Там где стоит башня ничего не растет. К башне нельзя подходить, нам запрещено. Поэтому мы живем в лесу. К морю подходить можно, но только втроем. А он живет в башне. Один. В вечной каменной башне цвета сухой пыли. И туда нельзя. Хотя иногда он выходит и говорит с нами. Он не знает нашего языка, но ему достаточно жестов. У него медленные жесты. Властные. Ни один из наших стариков не может сделать подобного жеста. Даже мой дед не мог так. У человека из башни одежды. Много одежд. Ненужных. Смешных. Но над ним не смеются. Даже мой дед не смеялся над ним.

Человек в башне может забирать к себе людей. От него никто не возвращался. И поэтому его боятся.

Мой дед был сильным. Потом он стал всего лишь старым. И он уже не мог есть сырую рыбу и ходить к морю. Даже в окружении друзей. Он был слаб. И море забрало его.

Я не хожу к башне. Но иногда ночью я слышу клекот птиц и вижу, как человек из башни ходит вокруг нашего леса. Он ищет что-то. Иногда он заходит прямо в наши дома и забирает к себе людей.

Мне тоже страшно, как и другим. Но я отдал бы многое, чтобы узнать, куда уходят они. Куда их уводит человек из башни. Об этом молчат. Никто не хочет говорить про это. Это запрещено. Как выходить к морю одному. Как есть синюю рыбу. Как плевать в муравейники. Как наступать на колючки. Как проходить мимо дома со стороны заката. Как быть на солнце долго. Как пить ту воду, что исходит из тебя.

А если это запрещено, то об этом не говорят.

Мы отдаем ему часть нашей рыбы. Но он не ест ее. Она лежит в месте, куда он ходит один, и гниет. Много-много вкусной рыбы. Самой большой. Желтой рыбы, серой рыбы, рыбы с гребнем поперек головы, плоской рыбы и большой рыбы с зубами. Это вкусная рыба. Хорошая рыба. Рыба, которую тяжело достать. Ее там много. Но ее нельзя есть, это дар башне. Все верят, что если человек из башни заберет вкусной рыбы, то он не будет трогать нас. Но ему не нужна рыба. Ему нужны мы.

Старики, сидя у костра советовались. Я помню. Они говорили, что нужно отдавать человеку из башни копья. Но копья нужнее рыбы и их очень тяжело сделать. Никто не согласился со стариками. Еще старики говорили, что нужно приводить к башне людей. Своих. Наших. Но никто не пошел. Я понимаю. Всякий скорее ушел бы в море раньше срока, чем отдал бы себя человеку из башни. Мой дед говорил, что нужно напасть на него. Поймать и снять одежды, чтобы человек из башни потерял свою силу. Его не слышали. Так делают, когда говорят о том, о чем нельзя. После деда погнали к морю одного. Он смеялся. Это был странный смех. Больше я не видел деда. Его забрало море, чтобы дать нам больше вкусной рыбы.

Мой дед стал рыбой.

Я верю, что он стал самой большой рыбой, наверное, одной из тех, на чьих зубах держится небо. Наш лес живой и море живое. Наш лес плывет по живой соленой воде. Его несут на спинах большие рыбы. Но мой дед стал той, которая еще больше. Больше деда может быть только башня. Поэтому я ненавижу её. Башня мертвая. Она гниет. Хотя она не источает запаха, она гниет. Она чужая. А чужого боятся.

Когда дед ушел к морю, я стал меньше есть и медленней ходить. Меня обходили стороной. Знали, что мой дед сделал то, что нельзя. Я стал маленьким. Я ходил к морю реже. Моя женщина была недовольна. Она говорила, что я должен быть большой. Но я не слышал ее.

Я мечтал напасть на человека из башни и снять его одежды. Я стал приносить меньше рыбы, и моя женщина ругалась сильней. Однажды я вернулся от моря и бросил перед ней рыбьи кости. Она завыла, изменилась лицом. Сделала много странных и непонятных жестов. Ее лицо стало походить на сухую глину. А живот ее был больше чем нужно. Но она ушла. И это было хорошо.

Потом вместе с моей женщиной вернулся отец и бил меня тупой стороной копья. Он выбивал из меня дух деда. И это было плохо. Но я был сильнее отца. И отец ушел, забрав мою женщину. Отец смеялся. Женщина плакала. Это был плохой смех и плохие слезы.

Мать давно лишилась волос. Она стояла и смотрела на меня издалека. Губы ее шептали заклинания. Губы ее дрожали. Она была старой и слабой. Море должно было забрать ее. Она должна была стать рыбой. Плоской рыбой или синей рыбой. Но она ушла к башне. Одна. Без всех. И человек из башни забрал ее.

Меня обходили стороной, но не трогали. Трогать того, в ком поселился чужой дух нельзя. Это запрещено. Я советовался с дедом по ночам, во сне. Дед подсказал мне, что нужно ходить к морю одному. Я стал жить у моря, там, где много солнца. Один. Я узнал про место, где есть родник. Дух деда подсказал мне его. Я стоял на солнце долго, я наступал на колючки и плевал в муравейники. Я даже однажды съел синюю рыбу. Мне было плохо, но море не забрало меня. Я сломал копье, но научился ловить рыбу руками.

Я был в море дольше других. Один. Дети бегали посмотреть на меня, они смеялись и бросали камни. Это был хороший смех. Тогда я говорил детям, что я человек из башни.

Дети пугались и убегали. Дух деда говорил, что это плохо. Тогда я перестал говорить совсем. Даже когда ко мне пришли старики и предлагали вернуться, я не отвечал им. Я останавливал их жестом, чтобы они не подходили ближе. Старики боялись также как дети. Они кричали, что я уже стал рыбой и море заберет меня. Я смеялся. Это был плохой смех.

Я плавал очень много. Я почти перестал ходить по земле. Я выбирался на берег, только чтобы попить воды из родника и уснуть. Я знал, что духи моря не тронут меня. Я спал на горячих камнях, куда не могли пробраться муравьи. Меня охранял дух деда. Когда я спал на берегу, он плавал вокруг и грозил всем большими зубами.

Когда солнце уходило спать, я смотрел на башню и собирал песок в горсти. Я щелкал зубами и бил землю. Иногда я подходил к роднику и просто слушал, как течет вода. Иногда я бил воду. Человек из башни обходил меня стороной. Наверное, я был не нужен ему. Может быть, человек из башни боялся не меня, а деда, который не боялся его.

Я жил так долго.

Однажды я убил большую рыбу с зубами. Сам. Один. Это было сложно. Она оставила на моей руке раны. Но их вылечило море. У нее была другая кровь. Холодная. Я понял, что снова стал большим. И дух деда покинул меня. Я испугался, что убил деда, я понял, что дед мог быть той самой рыбой, но было уже слишком поздно.

Я плакал от ран и от страха. Я снова был один. Я вспомнил деда, отца, мать и свою женщину. Это были хорошие слезы. Когда раны закрылись совсем, я решил идти к башне.

Я съел так много рыбы, как только смог. Я взял самый большой и тяжелый камень, который мог нести долго. И я пошел к башне. Тело мое стало другим. Гибким. Сильным. Большим. Я не заходил в лес далеко. Только чтобы попить воды. Находить родники стало трудней. Я слышал поступь людей задолго до того, как они могли увидеть меня. Те же, кто видел меня, убегали в страхе. Мне даже не нужно было делать жестов, чтобы отгонять их. Я шел вдоль берега. Когда мне было плохо, я заходил в море. Когда мне хотелось есть, я ловил рыбу.

Я искал человека из башни.

Но он не ходил вдоль берега. Становилось жарче. В море нужно было укрываться чаще. Камень становился все тяжелей, но я нес его, чтобы кинуть в человека из башни. Я нес его, чтобы не испугаться человека из башни, когда я смогу заглянуть в его глаза и сорвать с него одежды.

Я был наг, море забрало у меня все. Но море было живое. А башня мертвой. Поэтому я не боялся наготы.

Я боялся грозы. Когда небесные копья били в лес, там загорался огонь. Плохой огонь. Я вспомнил, что старики говорили, будто так самые большие рыбы ловят нас, людей. Но я знал, что от небесных копий и огня можно укрыться в море. Я мало спал. Я становился слабее. Но я был большой. И башня росла вместе со мной.

Настал тот день, когда я вышел к башне. Я был очень слаб. Но башня была прямо передо мной. Нужно было укрыться в море и отдохнуть. Я смыл с себя пыль. Я не пил давно и перед большой башней не было родников. Тогда я решил, что буду пить ту воду, что исходит от меня.

Солнце палило слишком сильно, поэтому я шел вперед только ночью. Гроза пугала меня, но приносила воду и отдых. Только перед башней я понял это. Я понял, что не нужно боятся грозы. Вокруг башни все было в сухой мертвой пыли, и только ночь и гроза приносили отдых.

Рядом совсем не было рыбы. Только муравьи. Иногда солнце забирало часть моей души, и я падал на горячие камни. Но ночью я поднимался снова. Мой камень был нестерпимо тяжел.

Человека из башни рядом не было.

Башня росла, а человека из башни рядом не было. Когда море было уже далеко, а башня все еще не близко, я понял, что я не могу дойти. Я не нужен был человеку из башни. Он не хотел забирать меня. А море было слишком далеко. Не осталось ничего кроме меня и тяжелого камня. Моего камня. И множества чужих, горячих камней вокруг.

Я стал так мал, как не был никогда до этого. Слишком мал. Все вокруг было чужое, большое, горячее, ожигающее. А я был мал. И я не мог дойти до башни. Была только пыль, камни и муравьи. Они должны были съесть мое тело, чтобы дать мяса своим детям. Пыль жалила мои глаза.

Я глотал раскаленный воздух ртом и тяжело дышал. Как рыба, выброшенная на берег.

Солнце забирало меня совсем. Наше. Живое солнце. Я лежал и смотрел на небесный океан, такой же огромный как наше море. Не хватало сил даже на то, чтобы обратить свой взгляд к башне. Но я не хотел на нее смотреть. Я уходил. И когда я почти ушел, в тот момент, когда я почти растворился в камне, я услышал шаги.

Это мог быть только он. Человек из башни.

Я должен был подняться, но у меня не было сил. Я стал маленьким. Он полил мне лицо водой. Странной красной водой. Это не была кровь. Я узнал бы вкус крови, но это была не кровь. Было хорошо и плохо одновременно. Затем он полил меня водой еще. Напоил из горсти. Я мог только пить и смотреть на его руки. Старые руки. Слабые руки. Руки в смешных одеждах. И он говорил. На нашем языке.

- Пойдем в башню. Ты все нашел. Ты укроешься там от солнца. Ты сможешь уйти и увидеть другие острова, где много рыбы и совсем нет муравьев. Так сделала твоя мать. Но ты можешь остаться здесь. Пойдем. Я укрою тебя одеждами. Я покажу тебе, как нужно лечить людей. Я научу тебя другому языку. Оставь камень, он не нужен тебе. Ты сможешь вернуться к людям. Ты сможешь уйти. Я очень стар и слаб, мне тяжело лечить людей одному. Пойдем со мной, это рядом.

Я поднялся. Я смотрел на него. На человека из башни. Он был стар. Слаб. Немощен. Он прятал свое тело, он прятал свое лицо. Его глаза были цвета синей рыбы. Чужие глаза. Таких глаз не бывает у людей. Я был больше его. Он дал мне воды, дал мне жизни. И это было хорошо. Но он был тем, кто забирал у нас все.

Поэтому я бросился на него и прокусил его ладонь. Потекла теплая кровь. Живая. Теплая. Соленая. Человек из башни закричал. Это был крик страха. Он попытался убежать от меня, но я был быстрее. Его страх дал мне сил. Я повалил его на землю, и схватив ближайший камень пробил голову человека из башни. Он был маленький, я был большой.

Только когда он перестал двигаться, я сорвал с него одежду. Это был человек. Просто человек. Старый и слабый. Я отбросил одежду в сторону и попытался встать на ноги. Я кричал. Это был злой крик.

Я кричал долго. Затем я нашел свой камень и бросил его в сторону башни. И только тогда я заметил, что вдалеке от меня стоят люди в смешных одеждах.

Их было много. Среди них я узнал и тех, кто уходил, и тех, кого забирали. Многих я не видел раньше. Их было много. Они были старые и слабые. Маленькие. Только тогда я узнал среди них деда.

Он не был рыбой, он остался человеком.

Я хотел подойти к нему. Но люди из башни остановили меня властными жестами.

- Ты мог бы остаться человеком. Но ты останешься нем и наг. Иди к морю, пусть оно заберет тебя, – так сказал мой дед. И люди ушли к башне. А я остался один. Море было слишком далеко.

Солнце смеялось надо мной. Это был странный смех.