Лев Рыжков : Мозг (часть I)

Под утро Наташу атаковали сны, которые она не любила. Их было два. Обычно они изводили ее по отдельности. Но сегодня вдруг приснились один за другим.
Около трех ночи она увидела сон про просителя. В этом сне она была секретаршей большого босса. У нее был стол, телефон. Она знала, что где лежит. И еще Наташа хотела полить цветы. Она делала это каждый обед.
А сейчас не могла. Потому что в приемной сидел этот тип. Он был сутулый, унылый, старый, в скособоченных роговых очках. Он нервно шевелил губами, барабанил пальцами по папке с замусоленными матерчатыми завязками.
Наташа знала, что пускать его к Борису Арнольдовичу - смерти подобно. В ее сне всякий раз возникало воспоминание об оплошности, которую она допустила - день, два, неделю назад? Тогда унылый прорвался к Борису Арнольдовичу. И - что потом ей босс устроил.
Ага, разбежалась она, как же! Пускать всяких. Чтобы тебя потом еще и наказывали.
Унылый и сутулый, конечно же, осознавал свою нежеланность. Но был упрям. Уходить из приемной не хотел. Наташе он оказался какой-то тощей нечистой силой, которая пугает не клыками, а именно своей жалкостью. Когда Наташа видела его, она впадала в депрессию. Жизнь и без того текла как-то не слава богу. Но детали этой жизни - такие яркие во сне - под утро испарялись.
Во сне от сутулого пахло пылью. Спящей Наташе он казался кем-то вроде паука, высасывающего ее энергию. Нежеланный же гость в противоположность Наташиному упадку начинал чувствовать свою силу.
- Девушка! - нудно дребезжал он неприятным своим голосом. - Ведь зря же стараетесь. Ведь знаю же я, что ворюга-то ваш, Борис Арнольдович, не занят сейчас ничем. Просто принимать меня не хочет.
- Да какое ваше дело? И как вообще вы смеете?
Хамила Наташа устало. От отчаяния. Не из вредности. Просто ее трясло от этого типа. И все тут.
- Да ладно, - скалил унылый бурые прокуренные зубы. - Просто спёр он у меня деньги-то! Спёр, понимаете? А теперь вот видеть меня, видите ли, не хочет! Мы же ученые, девушка!
«Какие еще мы?» - хотела спросить его Наташа. Но не спрашивала. Не было желания говорить с этим типом. Не было никаких «мы». Унылый сидел в приемной один.
- Нам же грант американцы выписали! Понимаете? Два миллиона! А ваш этот хрен моржовый, который меня принимать не хочет, эти деньги у нас просто спиздил. Понимаете?
Дребезг переходил в визг.
- Я сейчас милицию вызову, - предупредила Наташа, поднимая с рычагов трубку телефона.
- А и вызывайте! Только угадайте, кого уведут отсюда в наручниках? Ха-ха!
Скандал на том и заканчивался. Унылый принимался глотать таблетки из убогого пластикового флакончика. Иногда выходил курить. Тогда Наташа проветривала. А еще совершала рискованные вылазки в туалет. Тот был сразу напротив, через коридор. А курилка, где кашлял и задыхался унылый, была дальше, на лестнице.
А потом он возвращался. И бубнил. Про то, что какой он был дурак. Доверить сомнительному дельцу два миллиона не своих денег. Польстился, дурак старый, на семьсот тысяч прибыли.
- Все на исследования хотели потратить. Вы, девушка, не подумайте. Нам же, микробиологам, денег позарез надо на опытный материал. И то тогда - минимум потребностей покроем! А ваш босс у меня занял! И я, дурак, поверил! А теперь принимать меня, видите ли, не хочет.
- Слушайте, не отвлекайте меня! - нервничала Наташа.
- А разве я вас отвлекаю? Вы же в пасьянс играете!
- А вот это не ваше дело! - Наташа жалела, что не может разрыдаться. Как в детстве. Зло, с обидой.
Или может?
Нет, конечно, можно было сдаться. Пропустить унылого в кабинет. И попрощатьсяс работой. Ведь Борис Арнольдыч ее уволит. Как и было обещано.
…А потом сутулый ее обманул. Он с хитрым видом достал сигареты «Пегас», поместил одну из них в рот. «Курить здесь будет!» - испугалась Наташа. Но нет. Вышел.
Как и было сказано, она пользовалась никотиновыми отлучками досадного гостя, чтобы сбегать в уборную. Вот и теперь выскочила.
Та Наташа, что видела сон, знала, чем все кончится. Однако никак не могла повлиять на безжалостный ход событий. Глупая корова в ее сне делала все по-своему, по-тупому. Пока она балансировала с задранной юбкой, цепляясь высокими каблуками за скользкий фаянсовый край (сиденья не было), нежеланный гость проникал в святая святых. В кабинет Бориса Арнольдовича. Унылый-то, оказывается, вовсе не выходил покурить. Он притаился за поворотом коридора. Засек, что Наташа вышла. И - вперед.
Когда Наташа вернулась, ситуация стала уже необратимой. Из кабинета раздавались крики. Дребезжал и блеял унылый. Угадывались слова «деньги», «ворюга», а также «микроклонирование». Но большинство его слов заглушал уверенный, хорошо поставленный баритон Бориса Арнольдовича. В котором, однако же, чувствовалась немалая усталость.
- Ну, и что вы мне этими расписками тычете в нос-то? Такие я и сам могу написать. Где печать нотариуса, а? Нет печати-то!
- Вы хотите загнать меня, заслуженного профессора, на нары, да?
- Да вы сами себя туда загнали, старый вы осел! Кто же так, как вы, с деньгами обращается? Доверили, значит, все какому-то проходимцу, а теперь…
- Ага! Значит, признаете! - торжествующе лязгал унылый.
- Нет, - чеканил Борис Арнольдович.
Наташа перевела дух и шагнула в кабинет.
- Наташа, - сказал босс, глядя ей в лицо своим особым, тяжелым взглядом. - Что делают у меня в кабинете посторонние? Да еще и сумасшедшие.
- Борис Арнольдович, я…
- Оставьте в покое девушку. Она не виновата. Я ее обманул.
- Наташенька! Зовите охрану.
- Ага, - виновато кивала во сне тупая испуганная корова.
- Да не надо охрану, - Унылый встал (он сидел на просительском месте). - Я и сам уйду. Мне просто в глаза ваши ворюжные хотелось посмотреть. А если вы думаете, что управы на вас я не найду, то ошибаетесь. Вот что я вам скажу.
В складках лица Бориса Арнольдовича обозначился страх. Посторонний человек посчитал бы, что босс просто хмурит брови. Но Наташа работала здесь долго - сколько? Она умела разбираться в оттенках мимики непосредственного начальства. Сейчас в лице босса не ощущалось прежней уверенности.
Унылый перегнулся через стол, вонзился колючим взглядом в переносицу Бориса Арнольдовича.
- Я ведь гибну. Гибну из-за вас. Так вот. Я вас и с того света достану, гондон вы зажравшийся.
Лицо босса покраснело. Из широких пор солеными гейзерами брызнул пот. Складки (канавы?) упитанного лица пришли в движение.
- Вон! - сказал он.
Наташа, тупая корова, хотела исправиться. Вымолить прощение. Зачем-то обхватила пыльного ученого сзади за пояс. Стала оттаскивать прочь. Нелепо чихнула.
- Да уберите вы, девушка, руки! И сам уйду!
И ушел.
Наташа стояла в тишине. Раскачивалась на высоких каблуках, как на ходулях. Наконец-то удалось расплакаться. Ведь она же не виновата? Ведь так?
- Дверь закрой, - раздалось ворчание из-под носорожьих складок на лице.
Эта часть сна Наташе и подавно не нравилась. Однако проснуться не получалось. Приходилось смотреть. Хотя какой там смотреть? Участвовать.
Она сделала несколько шагов. Повернула ключ. Вернулась обратно.
Босс поднялся из-за стола. Оказался рядом с ней. Он был ниже ее на полголовы. Таких мужиков Наташа в глубине души презирала. Но сказать об этом было, конечно же, нельзя.
Борис Арнольдович задрал юбку на ее бедрах.
- Что это такое? - хрипнул он. - Почему в колготках? Специально, что ли?
Тут тупая корова опять разрыдалась. Босс был прав. Специально. Если бы она пришла в чулках, то оказалась бы легкой добычей.
- Я сниму, Борис Арнольдович!
- Да ладно, - сказал он. - Не надо. На колени.
Сказано было буднично, но сказанное следовало принимать всерьез.
Наташа встала на колени, послушно открыла рот. Хуй у босса был нетверд. Наташа зажмурилась и принялась за дело.
Сон повторялся часто. Но до этого места доходил не всегда. Обычно Наташа находила в себе силы проснуться, пока не началась порнография. Когда же во рту у нее во сне оказывался хуй, просыпалась всегда.
Но не сейчас. Сейчас все произошло как в кино. Р-раз, и другой эпизод. В котором, к слову, Наташа раньше никогда и не бывала.
Во сне наступил вечер. Наташа знала, что Борис Арнольдович ее не уволил, но радости от этого нисколько не испытывала.
На улице была слякоть. С неба моросило. Наташа шла к трамвайной остановке. И откуда-то из-за угла, в сумерках, перед ней возник унылый.
- Что вам от меня надо?! - Наташа чуть не уронила зонтик. - Отойдите, или я закричу!
- Зачем кричать? - Голос унылого можно назвать заговорщическим шепотом. - У меня к вам деловое предложение.
- Не надо мне ваших предложений.
- Почему же не надо? - старик неприятно усмехнулся. - А вдруг вас заинтересует?
- Нет.
- Нет? Ну, почему же? Речь-то, девушка, идет о двух миллионах. Моих миллионах. Наличными. В трех чемоданчиках.
- Хватит бредить, - Наташа неловко отшатнулась, пошла прочь.
- Миллион ваш, - остановил ее голос унылого.
- Что? - обернулась Наташа.
- Миллион оставьте себе. А другой - отдайте мне. Так будет честно. А? Они все равно краденые. Никто вас в тюрьму за них не посадит…
Наташа не знала, что и сказать.
- Миллион долларов, - соблазнял старик. - Вы не представляете, что это за деньги! Вы сможете сбежать куда-нибудь на Мальдивы. Навсегда. А? И мне все одно легче будет.
Ответить Наташа не успела. Старик протянул ей визитную карточку. «Семин Степан Эмильевич, заведующий лабораторией микроклонирования, профессор». Наташа взяла ее и проснулась.
На краю дивана храпел Ромка. Наташа осторожно перебралась через него, вышла на балкон, где лежали сигареты и зажигалка. Высекла огонек, закурила.
- Как же достал этот сон, - тихо сказала она. Потом усмехнулась: - Миллион долларов.
В ее обыденной жизни появления такой суммы не предвещало ничто. Да и секретаршей она, сколько себя помнила, никогда не работала.
Однако дурацкий сон взволновал. Сейчас, в три часа ночи, ей казалось, что кто-то с той стороны сна хочет ей что-то сообщить. Но что именно?
И вообще - к чему снятся деньги? Проще сказать, что снится к деньгам. Говно. А миллион долларов, соответственно, снится к говну. Очень большому.
Когда Наташа ложилась в постель, ей казалось, что она не сможет заснуть. Однако в сон она провалилась немедленно, едва лишь голова коснулась подушки.
Но теперь это был совсем другой сон.
***
Наташа и это видела несколько раз. И если предыдущий сон был просто навязчивым и гадким, то второй - настоящим кошмаром.
В этом сне Ромку, ее мужа, пытали какие-то люди. Один из них был в джинсах и кожаной куртке. Еще был хачик в длинном плаще. Третий был совсем огромным, как борец сумо. Одет он был в до предела растянутый спортивный костюм.
Ромка сидел на стуле совершенно голый. Привязанный к спинке, прямо как в бандитском фильме. Тело Ромки блестело радужными разводами. Лицо не выражало ничего, поскольку было избито, распухло. Ромка лишь глухо стонал.
Наташе не было его жалко.
По правде сказать, она не очень-то следила за происходящим на ее глазах. В ее голове клубился веселый белый туман. Ей казалось, что у этого тумана были мягкие, пушистые щупальца. Они изнутри гладили Наташин череп, и от этого становилось легко и весело. Тело переполнял восторг, да такой, что хотелось закричать от радости. Но Наташа сдерживалась. Она просто сидела, хихикала. Над тем, как пытали ее мужа.
- Где баблё, ты, шакаль? - с угрозой говорил хачик. - Быстро сказаль.
Он говорил так смешно, что у Наташи уже не осталось сил смеяться. И она стонала, цепляясь ногтями в маленькие выщербины на бетонном полу. Они были на каком-то складе. Или в ангаре? Горело электричество. Но не везде. Часть склада (если это был склад) тонула в темноте.
- Что с ней? - донесся из темноты чей-то очень знакомый голос.
- Сыворотка, - сказал человек в кожанке. - Морфиновая основа. На хи-хи пробивает. Специальная разработка, эфэсбэшная.
- Больше у вас нет? Этому пидарасу вколоть?
- Одна только быля, - сказал хачик.
- Блядь, - сказал голос. - Вечно с вами так. В общем, через час я должен знать, где деньги. Если я этого не узнаю - минус пять штук.
- Узнаете, босс, - пообещала кожаная куртка. - Или мы будем все знать, или он их не брал.
- Действуйте!
Раздались шаги. Вдалеке хлопнула дверь.
Дальше начиналась худшая часть сна. Наташа хотела проснуться, но опять ей это не удавалось. Она смотрела этот сон с мукой, как какой-то жестокий фильм по телевизору. И с души воротит, и переключить нельзя.
Наташа знала, что будет дальше. Сейчас хачик будет водить вокруг Ромки зажигалкой. А ведь Ромка облит бензином. И знает это. Хачик щелкает зажигалкой в опасной близости от Ромкиных яиц и скукожившегося члена. А поджигает все-таки волосы на груди. В ангаре воняет горелым. Истошный Ромкин вопль. Сумоист выливает ведро воды Ромке на грудь. От нее валит темный, удушливый дым.
Сама Наташка - дура дурой - катается по бетонному полу. Ей смешно и интересно. Все эти выщербинки в полу. Это же - целый мир. У каждой, если задуматься, есть своя история.
- Я не знаю, незнаюнезнаю, НИЧЕГО НА ХУЙ НЕ ЗНАЮ!!! - воет Ромка. Страшно всхлипывает, ревет в голос.
А потом ему отрубают мизинец. Не весь, две фаланги. Тот пролетает несколько метров, падает на пол около Наташи. И Наташа, тупая дура, ползет к нему, цепляясь ногтями, подтягивая непослушное тело по полу.
- Не брал я ничего! ОТЪЕБИТЕСЬ!!! - воет Ромка.
- А сейчас еще и хуй так же отрубим, - обещает тип в кожаной куртке.
Эта мысль вдруг возбуждает Наташу. Ее одеревеневшие губы обнимают отрубленный мизинец. Она сосет его, сама не понимая, что делает.
Люди, которые пытают Ромку пристально смотрят на нее.
- Сейчас мы баба твоя выебем, слышишь, шакаль? - говорит хачик. - У тебя на глазах выебем, да. Или говори, где баблё.
- Да не знаю я, - извивается в путах Ромка.
Бандиты приближаются к хихикающей (теперь уже нервно) Наташе. Кто-то хватает ее за волосы. Она кричит.
Здесь Наташа всегда просыпалась. Вот и сейчас выскочила в темную явь. Кажется, на самом деле она все-таки не кричала.
Ромка больше не храпел.
Наташа вспомнила, что легла спать на голодный желудок. Вот и снится всякая хуйня.
Наташа прокралась на кухню, закрыла дверь и включила свет. Двадцать минут пятого. Сна не было ни в одном глазу. Наташа достала из холодильника йогурт, взяла ложечку.
Послышались шаги, зажегся свет. Дверь открылась и появился Ромка.
- Чё не спишь-то?
А Наташа смотрела на пятно ожога у него на груди. В детстве обварился кипятком. В походе. Он рассказывал. А мизинец он в армии потерял. Деталей этой истории Наташа не знала. И не потому, что Ромка ее скрывал. Просто как рассказчик он был так себе. Рассказывал нудно, утомительно. Грузил, усыплял. Его рассказы увязали в ненужных подробностях, словно в болоте. В столярном цеху он что-то делал. Вот и отрезало, если кратко.
- Чё не спишь-то?
- Хуйня всякая снится, - сказала Наташа, глотая йогурт.
- Поебаться бы надо, - сказал Ромка.
Наташу передернуло. Ромка не знал подхода к женщинам. Был чудовищно неотесан. Как она могла влюбиться в него? Она не знала.
Ромка мог казаться хорошим парнем. Был заботлив и вежлив на людях. На своей «восьмерке» встречал Наташу с работы. Но Наташа ничего не могла с собой поделать. Она не любила его. Нелюбовь произрастала из подсознания, никаких разумных оснований под собой не имея. Стоило Наташе увидеть в муже хоть какой-то недостаток, как он поглощал все ее внимание без остатка. Разрастался до катастрофических размеров в воображении. Это было неправильно. Наташа это знала, но ничего с собой поделать не могла.
От секса с Ромкой она увиливала вот уже почти месяц. Ромка стал ей отвратителен после одного открытия. Оно было сделано совершенно случайно. Однажды, примерно месяц назад, она сопоставила один с другим кое-какие армейские рассказы мужа.
Один из них был про тувинских проституток. Муж служил в Кызыле. Рассказывал о них Ромка плохо, больше мычал, надувал щеки, ходил вразвалочку, нелепо размахивая руками, изображал блядей.
- Страшные и жиром воняют! - говорил он, от смеха хлопая себя по коленям.
- Ты их ебал? - спросила Наташа.
- Да от них чмырь распоследний рыло воротил! - веселился муж.
Служил Ромка при свинарнике. Мясником. В другой раз он рассказал Наташе, что особо вкусная свинина получается, если свинья испытывает оргазм. Кончает она минут по сорок. И вот ее вешают на крюк, режут. А она - кончает. Зато потом - вкуснятина!
Наташу, когда она впервые это услышала, передернуло.
Еще через какое-то время Ромка к чему-то сказал, что единственного хряка на ферме насмерть переехал на «уазике» бухой прапор. Случилось это в самом начале Ромкиной службы.
- Постой, - сказала Наташа. - А от кого тогда кончали свиньи?
- Когда? - удивился муж.
- Ну, когда вы их резали. Ты же рассказывал.
- Я? Рассказывал?
Тем же вечером Наташа все поняла. Обреченных на съедение хрюшек доводил до оргазма ее муж. Вместе с мясниками-сослуживцами. Возможно даже, что свинья была его первой женщиной.
А теперь тем же хером Ромка лез к ней…
- Пошли ебаться? - трусовато гладил Ромка Наташу по коленке.
- Нет, Рома. Голова болит.
- Она у тебя всегда болит.
- Я не вру, Рома. Иди спать. Я сейчас приду.
Ромка ушел. А Наташе хотелось заплакать. Ей было жалко себя. Она - красивая. Ей бы в модели. А она работает в книжном магазине. Замужем за свиноебом.
Если разобраться, то вполне можно понять ее сон. Где Ромку пытали. Как-то в детстве в пионерлагере ей приснилось, что она попала под дождь. А оказалось, что на нее брызгала водой из самодельной брызгалки придурочная соседка по палате. Но Наташа готова была поклясться, что во сне, под дождем она мокла не меньше часа. Во сне так бывает. Время растягивается, а подсознание ищет оправдания ощущениям. Вот и она, Наташка, даже во сне ищет оправдания Ромке. Придумывает для него абсурдные героические истории. Уж лучше бы его действительно пытали, что ли.
На душу тяжелой плитой рухнула тоска. Наташа спрашивала себя, что она могла найти в Ромке, в этом убожестве? Какая муха ее укусила? Ответа не было.
Наташа выключила свет. На цыпочках направилась к шкафу, на одной из полок которого находился альбом с фотографиями.
- А то поебемся? - сказал с постели Ромка.
- Да спи уже!
Она вернулась на кухню, закурила прямо там. Едкий дым проник в глаза, вызвал слезы. Наташа смотрела на снимки. Вот свадьба. Вот курорт Геленджик. Наташа всмотрелась в свое лицо. Взгляд отсутствующий, расфокусированный. О чем она тогда думала? Уж явно не о любви.
Все эти фотографии она знала.
Наташа вернулась к свадебной фотографии. Смотрела на нее. Анализировала. На Ромкином лице не было счастья. Была трусливая гримаса. Будто не по чину свезло. И свалившееся на голову нечаянное счастье вот-вот могут отобрать. Сама же она на этом снимке какая-то… Смущенная? Растерянная? Испуганная?
Да какая угодно. Только не счастливая.
Фотография была гадкая. Ее хотелось разорвать в клочья.
Наташа достала ее из под пленки. Доставая, почувствовала между дешевыми, полиэтиленовыми листами еще что-то. Не просто клочок бумаги, а ровно обрезанный кусок картона.
Между листами была… Визитная карточка.
Наташе показалось, что она уже знает, что на ней увидит. Когда же увидела, зажала рот ладонью, чтобы только не закричать.
«Семин Степан Эмильевич, заведующий лабораторией микроклонирования, профессор». Ниже - цифры телефонных номеров.
На обороте тоже что-то было.
Надпись. Ее собственным почерком. Уж эту витиеватую загогулину под прописной «З» ни с чем не спутаешь.
«Привет, зайка! - было написано на обороте карточки. - Встретимся 19 июля».
И все.
Догоревшая сигарета, о которой Наташа уже и забыла, обожгла кожу на пальцах.