Какащенко : Вервольф ( продолжение)

Поднимаюсь далеко за полночь, чтобы залить в в пылающее нутро хотя бы каплю спасительной жидкости. Качает. Пальцы цепко хватаются за ускользающие в темноте стены. Тычусь в поисках воды… Вот и он, живительный кран. Вода -сладкая ,с легким привкусом хлорки и железа.
Пофиг.
В тошнотворном кружении падаю в жерло огромной вращающейся воронки. Подо мной-бездна. Хаотичные промельки обрывков впечатлений сжимаются в светящуюся точку. Все . Вырубаюсь.

Дом.

В этом доме прошло мое детство. Там , в углу за неряшливо обернутой жестью круглой печкой припрятаны отцовские спички и початая пачка «Беломор-Канала». Мне не нужно заглядывать в тайник, я знаю они там: пожелтевшие от времени папиросы , потрескавшийся пыльный коробок. Своевременная заначка из далекого прошлого.
Закуриваю. Безвкусно. Гадость. Забыл: вот уже пять лет, как не курю.
Полы выгнулись хищным горбом и напоминают клавиши огромного выброшенного на свалку пианино. Каждый шаг сопровождается стоном умирающего жилища, страдальческие вздохи гулко резонируют в пустых коробках нежилых комнат. Дом не радуется моему приходу: ему нужно сочувствие, которого у меня нет.
Во дворе – все та же безжизненность и запустение: ощерившиеся в серое небо ржавые скелеты качелей, пытающиеся взлететь под углом сорок пять градусов сараюшки , пыль, плесень; убогость в степени такой крайности, что может претендовать на эстетику Босха.

Серые сырые стены, свисающая лохмотьями совдеповская краска, зияющие дыры сквозящих мертвенным холодом окон, разлетающиеся по пустому полу обрывки газет и запах.
Стойкий запах страха. Запах несчастной старости. Запах покинутости и забытья

Старик

Старик материализовался из дворовых полутеней . Или он всегда стоял там? Такой же мертвец , как и окружающий его урбанистический пейзаж. Засеменив грязными ногами в домашних тапках, зябко кутаясь в севший застиранный пиджачок, зашамкал- застрекотал , брызгая густой белой слюной из проваленного рта:
- Леша-Леша, заждались, ну наконец-то…не узнаЕшь? Ну ,ничего-ничего, ничего-ничего…- он так приговаривал свое «ничего» , поманивая изредка меня костлявой ладонью : приглашая следовать в понятном ему одному направлении.
Сутулая спина… острые выпирающие ключицы …ветхость … болезненность…отчаяние- да, определенно, он был составной частью этого мира. Старик - ожившая плоть городских сумерек.
Идти за ним не хотелось, точнее, было пофиг, безразлично: идти - не идти… ни страха, ни интереса. Движение привносило некий элемент разнообразия в эту скучную черно-серую гравюру покинутого всеми прошлого, ну и ладно.
-Ага-ага! Вот видишь-видишь, соображаешь, значит!- опять забубнил безумный проводник, не удосужившись даже обернуться.
Пустынные улицы когда-то родного города с брошенными домами утопают в слоях вездесущей пыли. Автобусная станция с несколькими крутобедрыми «Пазиками» , упирающимися ободами сдутых колес в трещины асфальта. Позеленевшая фигура бронзового солдата хмуро глядит себе в подножье , словно разыскивает взглядом пропавшие навсегда венки.
- Ну вот- ну вот…Я привел! Его-его-его…го-го..о !- жуткое эхо пустой площади исказило голос старика до неприятного клекота.
Из темных уголков и уголочков, из мусорных куч и ошметков когда-то цветущего города поплыли к нам десятки, затем сотни зеленовато- серых согбенных фигур. Несколько вязких мгновений , и площадь наполнилась шуршащей молчаливой толпой.

Женщины , старики, дети, хмурые мужики и старухи -повсюду. Таращутся одинаково- равнодушными белесыми глазами , беззвучно шевелят сизыми полосками ртов, нерешительно тянут руки, ручонки и культи , так и не решаясь дотронуться. Смутно знакомые лица, всех когда-то видел ,случайные персонажи , запутавшиеся в сетях подсознания.

Рыжий.

- Наш-шшш…наш-шшш-Что это? Шорох пыльных ссохшихся одежд , или глухой стон толпы призраков?
Взгляд выхватывает паренька в выцветшей армейской хэбэшке. Короткий ежик когда-то огненно –рыжих волос вызывает неопределенные воспоминания.
Сердце неожиданно подпрыгивает к горлу. Ну да ,это он, товарищ мой по детским проказам, соседский цыганенок Рыжий. Сколько нам было , когда время разметало нас по жизни? Лет шесть –семь, не больше…Странно, на вид ему лет двадцать, все та же коренастая фигура, только обросшая взрослыми мускулами и утратившая детскую угловатость. А мне сорок уже.
- Рыжий, ты…?- голос с трудом преодолевает густой , вязкий воздух и предательски вздрагивает.
- Я …привет, Толстый…
- Лет тридцать уже не толстый… как сам-то?
- Нормально. Все нормально… было ,до восемьдесят пятого…Ну ты знаешь , наверно…не повезло мне чуток, в Афгане.
- Да-да, дружище! Мне что-то говорили. Ранили тебя , вроде?
- Убили.
- Елы –палы…Рыжий , извини, я не знал.
- Знал-знал-знал также вяло зашелестела толпа.
Неожиданно от скопища отделилась хрупкая фигурка пацаненка лет восьми. Быстро подбежав , хватает мою руку холодной , как лед , ладошкой.
- Он не знал! Правда же , ты не знал?! Скажи им…- тусклые голубые глазенки просительно ,снизу-вверх , пытаются взглянуть мне в лицо.

Все те же веснушки, короткий вздернутый носик. Мы сидели с тобой за одной партой, до второго класса. Парнишка со смешной фамилией Гриб. На твоих похоронах я, вместо неожиданно забычившего отличника, прочитал наспех сварганенный текст о том «каким он парнем был…» Половина из написанного была неправдой, но о мертвых нужно говорить только хорошее- первые жестокие уроки жизни. Спасибо тебе, мой нежданный маленький адвокат. Я вырос, а ты – нет. Взрослые отвечают за свои поступки сами:
- Я знал. Я знал , что ты, мой дружок Рыжий , прикрывая отход разведгруппы из афганского ущелья был смертельно ранен и умер , так и не дождавшись такой нужной в тот момент «вертушки». Знал, что представлен ты был посмертно к «Красному Знамени», а получил обычную солдатскую «звездочку».Знал, что новую школу назвали твоим именем. Не помню только , как тебя звали, Рыжий…?
- Борис.
- Прости , Борька, десятки раз проезжал через наш городишко и , честно (!), собирался сходить к тебе на кладбище. Но как-то…
- Все нормально, Толстый…без обид.
-Спасибо, брат…
Цепкое холодное рукопожатие, и вот уже сотни рук цепляются за одежду, высохшие , но все еще сильные тела наваливаются серой массой на грудь.
Вырываюсь, молочу что есть силы по бездушным знакомым лицам, ужом кручусь по асфальту,пытаюсь кричать, не получается: рот забит дорожной пылью.
Стряхиваю с себя невесомые тела, выпрыгиваю , уклоняюсь, молниеносно провожу толчки и подсечки.
Все это в звенящей тишине…Наконец-то! Бегу! Привычно набираю темп.
Раз-два –трриии….хххх..ых…хххх…Где воздух? Ноги становятся ватными и непослушными. Не паниковать. ХХХ…ЫЫ…ХХ…ГДЕ ВОЗДУХ!
Лоснящийся асфальт вспучивается черным зловонным фурункулом. Задыхаюсь, обессилено падаю на колени, чугунная голова клонится все ниже к расползающимся трещинам…Снова они , подземные хозяева. Как крепки , как холодны их объятия… я беспомощная муха, запутавшаяся , тупая муха-…Я НЕ ХОЧУ К ВАМ! ЫЫЫХХХ! ГДЕ МОЙ ВОЗДУХ?!
-ЛЕШАааааа…..

- Леша!
- А! – я …что?
- Леша проснись! Что-то не так …Потрогай, по-моему он не шевелится…- Ленка трогательно сложила тонкие руки на уже огромном животе. Тусклый свет уличного фонаря бликами рисует ее тревогу. Ленка…Теперь она сама в себе- будущая мама. Ее мир- это раздувшийся шар живота, она хранительница будущего, нашего с ней общего будущего.- Послушай. Сердце бьется? Он с вечера не шевелится…
Я кладу ладонь на шелковистую теплую сферу. «Видеть « руками меня никто не учил, не знаю откуда это во мне, но это есть. Вот он : скрюченный шестимесячный человечек , спит…-Ну отзовись же !- пропускаю через ладонь теплую волну. Толчок! Парень не доволен : ему помешали спать.
- Ну вот, родная , все нормально…Спите, ребята. Спасибо, Ленка, опять меня выручила, думал-кранты…
- Опять этот сон?
-Не опять , а снова. – грустно улыбаюсь: за грехи молодости приходится платить повторяющимся ночным кошмаром.
Заворачиваюсь в одеяло с головой . Интересные мысли приходят в таком вот состоянии полусна- полудремы. Сколько лет прошло…В моем теле за эти годы , наверно, сменились все клетки, только вот память…где купить новую память?
То что мне , двадцатилетнему , казалось незыблемым и главным, нынче кажется подлым и очень, очень жестоким…
Примитивное кодирование « на крови» , любой урка, любой психолог, любой знахарь или гипнотизер может воспользоваться этим, если хватит природной подлости и решительности.
Дядя Эдик, дядя Эдик…хитрый старый подонок. Применять методику гипнокодирования на четырнадцатилетних пацанах… Старой лисе нужна была безбашенная идеально послушная бригада, и он ее создал. « Лучшие солдаты – восемнадцатилетние, они думают , что смерти нет…» Чья это фраза? Какая разница…