Хренопотам : Летний дождь.

Спасибо Eagle. Креатив к ней отношения не имеет, но самим фактом своего появления - обязан напрямую.
***
(*Память уже не жалит, мысли не бьют по рукам*)
… На солнцепеке находиться просто невозможно. Жара парализует и лишает воли. Кажется, что вот-вот стечешь в туфли. Летние брюки и светлая футболка кажутся горой одежды и весят почти тонну. В тени по крайней мере едкий пот не льется в глаза и мир вокруг не плывет. Но тени на перроне нет, он весь безжалостно простреливается солнечными лучами. Спрятаться можно было бы с той стороны состава. Но надо находиться с этой.
Впрочем, в этом пекле есть свой плюс. Мысли вялые и сонные, чувства и эмоции притуплены. Я смотрю на тебя почти равнодушно, и даже твое тело, так недавно сводившее меня с ума, выглядит далеким и чужим. И вполне обычным. Хоть и прикрыто легким белым (почти прозрачным) летним платьем. А учитывая, что я знаю каждый квадратный миллиметр твоего тела, можно сказать, что не прикрыто совсем.
(*Я тебя провожаю к другим берегам*)
Я смотрю на тебя почти равнодушно и думаю о том, что сейчас ты уедешь. Возможно, навсегда. Может быть, я никогда тебя больше не увижу.
Раскаленный плацкартный вагон скорого поезда унесет тебя вдаль. Пожалуй, ты будешь смотреть в окно и плакать. Ты будешь вспоминать все, что было между нами и снова и снова думать, не ошиблась ли. А я наконец-то уползу с этого остоебенившего перрона, спущусь в прохладу тоннеля, дойду до первых торговцев, куплю банку ледяного, только из холодильника, пива, и буду долго катать ее по пылающим лицу, плечам, рукам, груди … А когда банка почти полностью отдаст вожделенный холод, сяду на скамейку и опустошу ее.
Женщины очень тонко чувствуют взгляд сквозь них.
- Ты здесь? – спрашиваешь ты.
Сил хватает на слабый кивок.
- Я тебе не мешаю тут? – твои губы обиженно подрагивают. Я вяло думаю, что ты можешь разреветься и до того, как поезд тронется.
- Нет … - терпеть не могу твоих слез. Это жалкое и унизительное мучение – соглашаться с любым твоим бредом, лишь бы ты перестала плакать.
- Ну тогда ответь, пожалуйста.
Епта! Ты что-то спросила? Неужели я опять прослушал твой вопрос? Блядь. Блядь, блядь и блядь.
Дальнейшее мы проходили сто тысяч раз. «Эээ, я отвлекся – повтори вопрос, дорогая?» «Как это отвлекся? Я говорю о таких важных вещах, а ты отвлекся?» В нынешнем случае пожалуй будет – «Я уезжаю, слышишь, уезжаю, а ты опять не здесь? Да пошел ты на хуй, мудак! На хуя ты вообще приперся меня провожать, ублюдок?» - Ну и так далее, с неизменными финальными слезами.
Ты смотришь на меня вопросительно. Похоже, я пропустил еще что-то.
- Да, - наугад говорю я.
- Что «да»? – я гляжу на твои ресницы и понимаю, что ты уже в полной боевой готовности.
И начинаю заводиться.
(*Ты – перелетная птица, счастья ищешь в пути*)
- Все уже сказано и пересказано тысячу раз. Зачем опять начинать?
- Так я и знала, - делаешь вывод ты. – Ты меня никогда не любил.
Блядь! Началось!
Я открыто гляжу на часы, отмечая, что до отправления поезда – три минуты.
- Я тебя не задерживаю? – насмешливо говоришь ты. – Небось уже на радостях блядей своих пообзванивал, мол, сука уезжает – все ко мне?
- Нет у меня никаких блядей, - автоматически отвечаю я и осекаюсь. Почему я опять оправдываюсь? Ну почему?
Я нагло смотрю тебе в глаза.
- Но мысль хорошая. Не подскажешь парочку подружек?
Ты удивленно, коротко и глубоко вдыхаешь.
- Очень жаль, - говоришь ты. – Очень жаль, что ты действительно оказался мудаком. А ведь я тебя любила …
Ты всхлипываешь.
- Если бы любила, - говорю я, - ты бы никуда не собиралась.
Это уже выстрел. Это уже началось желание зацепить.
- Если бы ты любил, - возражаешь ты, - ты бы хотя бы попытался меня остановить.
- Хуясе вы, бабы, странный народ, - говорю я с ежесекундно усиливающейся злостью. – То свободу вам подавай, то на цепь сажай …
- Ну почему же сразу на цепь-то? – уже почти кричишь ты.
- Уезжающие, заходим в вагон. – говорит проводница. Наверное, ей надоело слушать очередную семейную ссору. Наверное в поезде вы с ней сядете и наебенитесь водярой по самое не балуйся. Под отличную закуску в виде разговора про мужиков-козлов.
Ты осекаешься и пристально на меня смотришь.
- И что – даже не поцелуешь на прощанье? – говоришь ты.
- Там, - машу я рукой вдаль, - найдется кому тебя поцеловать, не так ли?
Ты разворачиваешься на каблуках и молча запрыгиваешь в вагон.
(*Приходишь, чтобы проститься и снова уйти*)
Я бы не выдержал. Приблизиться к тебе, почувствовать твое тело, вдохнуть твой запах … Сердце резко сжимается и начинает ныть. Ты уезжаешь. Возможно, навсегда. Я тебя больше не увижу.
Лучше считай меня мудаком, девочка моя. Считай меня сволочью. Так тебе будет легче, любимая.
Прощай.
Поезд медленно проплывает мимо меня.
Как хорошо, что жара.
Ведь побежал бы догонять.
А так – лениво.
Я плетусь к тоннелю.
Пытаясь сообразить, что это – пот или слезы?..
***
(*Летний дождь, летний дождь начался сегодня рано*)
Гроза собралась в какие-то минуты, как это часто бывает летом. Только что невыносимо парило, душило спёртым горячим воздухом, выматывало тающий организм – и вдруг над городом громыхнуло, и в пыль шлепнулись первые крупные капли.
Я подставляю лицо небесной воде.
«Люди постыдно бежали, сверкая коленками
Спрятавшись, слышат победный литавр перезвон.
С неба в юпитерах молний спускаясь шеренгами
Армии капель штурмуют зонтов бастион…»
Кто это писал? Когда? В прошлую эпоху? Тот, кто когда-то был мной?
Я ловлю себя на том, что почти ни о чем не думаю. Просто стою и ощущаю ливень.
(*Летний дождь, летний дождь моей души омоет рану*)
«Гром протрубил о начале стихии правления.
Птиц распугал, разогнал по щелям комарье.
Дождь, на жару обозленный до остервенения
Струями-розгами хлещет нещадно ее…»
Поднимается ветер, и становится холодно в мокрой одежде. Ежась, прячусь под навес остановки. Я о тебе почти не думаю, прикинь? Почти не думаю. О тебе. Вот сейчас вообще не думаю. Забыл тебя, видишь? Уже забыл. Не успела ты уехать …
Может, правда кому-нибудь позвонить? А впрочем, ну на хуй. Не хочу сегодня никого видеть.
Потому что все равно буду видеть тебя, с кем бы ни был.
(*Мы погрустим с ним вдвоем у слепого окна*)
Гроза уходит столь же внезапно, как и появилась. Выглядывает солнце, и над асфальтом появляется пар. Мир наполняет легкая влажная свежесть.
Транспорт ждать влом, и я не спеша иду вдоль дороги, потягивая пиво из банки.
Может быть, я ошибся? Может быть, не так все было плохо? Может быть, действительно не надо было тебя отпускать?
Отношения портились с каждым днем.
Еще чуть-чуть – и мы начали бы друг друга ненавидеть.
А я не хочу тебя ненавидеть, любимая.
Может быть, так больнее, может быть, так более жестоко, но все нужно было прекращать.
Кому нужно?
Кому?
(*Летний дождь, летний дождь шепчет мне легко и просто*)
«Когда войдет в распахнутые двери
То, что могло бы, но не может быть,
Тогда поймешь – останется поверить,
И примешь – но останется простить.
Поверить – от заглавия до точки.
Простить – от «ненавидя» до «любя».

И робко прикрывать ладонью строчки …

И быть собой – хотя бы для себя …»
(*Что придешь, ты придешь, ты придешь, но будет поздно*)
Увижу ли я тебя еще раз? Почему-то хочется верить, что да, увижу. Почему-то хочется верить, что я буду весь такой успешный и счастливый, а ты уставшая, замотанная и непохожая на себя. И ты скажешь «черт, как же я ошиблась». Мне почему-то все равно, прав ли я. Мне хочется думать, что ты не права.
«Она любит, когда ты не пьян,
Обожает когда ты приносишь зарплату,
Помнишь все ее важные даты
И стучишь молотком по гвоздям.
Она любит грузить по утрам,
И футбол, переключенный на мелодраму
Ты согласен во всем с ее мамой
И не смотришь по сторонам.»
Я невесело усмехаюсь.
«Ты узнаешь ее из тысячи.
Пурум пурум пурум
Ее образ на сердце высечен …
Пурум пум.
Ты узнаешь ее из тысячи
По слезам, по соплям, по жалобам,
Ее образ на сердце высечен
Несмываемым штампом паспорта …»
Я смеюсь, размазывая по лицу стекающие с мокрых волос капли.
Надо ж было такое придумать.
А тебе, кстати, я этот ремейк не показал тогда.
Испугался, что ли?
(*Несвоевременность – вечная драма, где есть Он и Она*)
Я запрыгиваю в автобус. Он едет медленно, но я и не тороплюсь. Я пью пиво и смотрю в окно. Отдыхая от предшествовавшего твоему отъезду двухнедельного непрерывного скандала.
Сейчас, когда я знаю, что меня встретит тихая квартира, на душе спокойно и пусто.
На глаза почему-то постоянно попадаются места, где были Мы. Сколько времени мне понадобится, чтобы смотреть на них без эмоций.
Я закрываю глаза и спешно их открываю, потому что ты возникаешь в сознании так быстро, что я не успеваю ничего предпринять.
Я тяжело дышу и едва не уронил банку.
Первым делом нужно напиться. Ужраться до чертиков. На недельку. По капле выдавливая твой образ. И заменяя его алкоголем.
Я мечтаю о том времени, когда переболею, и буду вспоминать о тебе с легкой улыбкой. Вспоминая нашу общую жизнь как светлое время. Теплое время.
Сейчас еще ничего. Я еще совсем недавно тебя видел.
Скоро начнется ломка. Я где-то читал, что за долгое время вместе возникает физическое привыкание, как к наркотику.
Одежда на мне высыхает.
Жарко, но меня бьет озноб.
Я выхожу из автобуса и затариваюсь в ларьке ящиком пива.
На сегодня должно хватить.
***
(*Ты перестанешь мне сниться скоро совсем, а потом*)
Я просыпаюсь от того, что мне плохо. Невыносимо мутит, я протягиваю руку, хватаю недопитое пиво, и, переборов отвращение, пью.
После короткого приступа тошноты становится легче.
Пить перед началом рабочего дня – бесспорно моветон, но шопаделать. Пока я еще не заебал окончательно начальство своей «семейной драмой», пользуюсь моментом.
Впрочем, не так уж это и «бесс порно моветон». Ибо мое порно дрыхнет рядом, посапывая в подушку.
Глажу ее по голове. Порно просыпается и очаровательно хмурит лоб.
- уууу, - стонет она. – Нельзя так пить.
Я подаю ей пиво. Она морщится, но пьет. Потом смотрит на меня.
- Я вчера переборщила, - жалуется она.
- Да я тоже. – говорю я.
- Не надо нам было этого делать. – тихо говорит она.
Ага, значит, помнит, что я ее выебал. Интересно, насколько точно и полно. Ну извини, дорогая, шлюх принципиально не ебу. Так что попала ты под раздачу.
Мне не хочется ничего говорить, и я молчу ей в ответ.
Она, смущаясь, вылезает из-под одеяла, одевается, и пошатываясь, бредет в ванную.
Я провожаю ее взглядом.
Любая порядочная девушка иногда хочет побыть распутной, вопрос в том, насколько часто это «иногда». Если удается поймать ее в момент провала в блядство – гарантировано, что будет нечто фантастическое. Как вчера, примерно.
Думаю, теперь она будет меня избегать. То, что нужно.
Я откидываюсь на подушку и закуриваю.
(*Новой мечтой загорится остывший мой дом*)
- Я могу рассчитывать на твою порядочность? – осторожно спрашивает она.
Бля, щас я все бросил и побежал рассказывать твоему мужу. Вероятно, чтобы не отходя от кассы выгрести в ебальник. Мазохист, ага.
- Конечно, можешь, - силюсь ласково улыбнуться я.
- Я не такая, - оправдывается она, и выглядит это просто смешно. Не оправдывайся, девочка. Не порти о себе впечатление. Твое вчерашнее «ааааа, еби меня, сильнее!!!» выглядит честнее и гармоничнее.
- Я знаю, - говорю я, думая, как бы поскорее свернуть разговор и отправить ее домой.
- Правда, - говорит она и хлопает ресницами.
- Кофе будешь? – спрашиваю я, меняя тему.
- Да, - и она рада смене темы.
(*Что от любви любви не ищут – ты с годами поймешь*)
Я стою на кухне, раскладывая в чашки сахар и кофе. Хоть мне уже легче, время и алкоголь лечат все, мысли иногда возвращаются к тебе. Особенно по утрам.
Интересно, тебя так же ебут? Ты тоже кричишь «аааа, глубже»? Тоже упоенно, взахлеб сосешь чей-то хуй? Просишь поаккуратней с попой?
Что тебя не устраивало? Что? Нет, конечно, я сотню раз был ознакомлен с подробным списком претензий, но так и не смог найти главного, истинного. И до сих пор не могу.
Чайник щелкает выключателем.
Я наливаю в чашки воду.
Порно смотрит на меня испуганно. Поздняк метаться, девочка. Не пей больше столько. Сама же наверняка знаешь, что «пьяная баба – пизде не хозяйка» (с). Будет тебе урок впредь.
- Ты была великолепна, - ободряюще говорю я, и она смущается окончательно.
- Мне, - запинаясь, говорит она, - мне … тоже … очень … но … не надо больше, ладно?
Да не буду я больше. Угомонись. Я, конечно, мудак, но не настолько. По крайней мере, хочется верить, что не настолько.
- Ладно, проехали.
- Спасибо.
Откуда в женщинах столько краски?
(*Ну, а сейчас ты не слышишь, и тебя не вернешь*)
Домофон играет заебавшую дебильную мелодию, поэтому я резво выскальзываю из подъезда и быстрее запираю дверь.
Лето потихоньку уходит, и уже не встречает с утра надасфальтным маревом.
Я смотрю на небо. Похоже, сегодня опять будет дождь.
Стоять на остановке лениво, и я сразу ловлю такси.
Начинается сорок четвертый день.
Без тебя.
***
В работе использована песня И. Талькова "Летний дождь" и отрывки из моих старых стихов. Все персонажи рассказа вымышлены. Хотя что-то общее у героя и автора, конечно, есть.