Дуня Распердяева : МАШИНКА-ИНВАЛИДКА

Недавно встречала детей из школы и увидела, как неподалеку старшеклассники развлекаются с неким подобием машины. Помните инвалидку из «Операции Ы», к которой в конце фильма привязывали Труса, Балбеса и Бывалого? Вот такую же малютку добивали пацаны возле школы. Только киношная бабуля-сторожиха сидела за рулем серенькой и округлой машинки, а эта была зеленой и с острыми уголками. Именно так выглядело средство передвижения, на котором я прокатилась первый раз в жизни.

Зелененькая инвалидка принадлежала маминым знакомым – пожилой супружеской паре. Оба они - участники Великой отечественной. Жена дошла до Берлина и расписалась на Рейхстаге, а муж потерял ногу в мае сорок пятого, не дотянув до германской столицы считанные километры. Я помню их весьма смутно, особенно мужчину. С «высоты» моего тогдашнего четырехлетнего роста хорошо просматривались лишь дяди Шурины костыли, подвернутая пустая брючина и единственный огромный ботинок. А вот тетю Веру я помню чуть лучше: маленькая (ростом с мою сестру, которой тогда было тринадцать) и очень подвижная бабуля. Она напоминала мультяшную старуху Шапокляк – худенькая, улыбчивая, всегда в шляпке и темном платье с белым воротником. Вера Николаевна держала меня на руках, пока Александр Григорьевич наворачивал круги возле их дома в Лялином переулке. Я заворожено смотрела, как большие сильные руки крутят руль в разноцветной оплетке, и как быстро проносятся мимо скамейки и кусты за окном.
- Станция Березай, кому надо – вылезай, – пошутил дядя Шура, - а теперь путешественников будем в гости звать, да чаем поить.
Старый восьмиэтажный дом дореволюционной постройки поразил своим огромным парадным и притороченной к дому полупрозрачной кишкой с лифтом, где двери нужно было закрывать самостоятельно и в два приема. Не меньше потрясла мое воображение и коммуналка. Коридор, по которому на велике кататься можно. По правую сторону коридора – окна и подоконники сплошь уставленные кактусами (тети Верино хобби); по левую – целых пять дверей. Из некоторых смотрят люди, которые называются соседями. Они улыбаются и выражают восторг по поводу нашего визита: «А кто это к нам пришел?» И предлагают мне подходящие к случаю конфетки.
В комнате у маминых друзей все не так, как у нас дома: мебель слишком массивная, множество вязаных салфеточек на всех горизонтальных плоскостях, а на комоде шеренга выстроенных по росту фарфоровых слонов, от которых я первое время не могу оторваться.
- Это грустные слоны, поэтому у них хобот опущен вниз, - рассказывает об их слоновьем житье-бытье Вера Николаевна, - вот у тебя на майке слоник с поднятым хоботом – он веселый, а нам с дядей Шурой теперь положены только грустные.
На печальных слонов долго смотреть неинтересно, тем более соседка приносит неожиданный дар – голубой воздушный шарик. И я мчусь с ним в коридор поиграть. К моему великому огорчению шарик вскоре гибнет, приземлившись на одного из колючих питомцев тети Веры.
- Ах, он злой, нехороший! – Вера Николаевна грозит кактусу желтым прокуренным пальцем (как и большинство фронтовиков, она уничтожает за день по пачке сигарет без фильтра), - Ты смотри, не трогай его, а то укусит.
Естественно, что минутой позже я проверяю, как именно кусает злыдень кактус, оповещая об этом всех жильцов коммуналки громким плачем. И мама ведет меня умываться на огромную кухню с двумя газовыми плитами и несколькими маленькими столиками.
Через несколько лет, когда уже умерли следом друг за другом дядя Шура и тетя Вера, мама рассказала мне их историю. До войны Александр Григорьевич, а тогда просто Шура был рослым голубоглазым, белокурым и очень серьезным парнем. А Верочка - полной его противоположностью: миниатюрная кареглазая хохотушка с каштановыми кудряшками. Александр учился в консерватории по классу скрипка и подавал большие надежды. Вера так высоко не метила. Закончила медучилище и работала в районной поликлинике. Пациенты её любили - все как один стремились «ставить» уколы лишь у нее: легкая рука у Верочки.
Молчаливый Шурик и болтушка Верочка гармонично дополняли друг друга. Все знакомые и родственники прочили им счастье, ожидая скорой свадьбы.
- Что за девушка, такая в хмурый день вместо солнышка – одобрительно кивали Сашины родители.
- Такой парень всю жизнь на руках носить будет, - говорили Верочке соседки по коммунальной квартире.
Их радужные планы разрушила война. Александра призвали в первый же день, не доучился он в консерватории всего-то год. А после войны доучиваться не стал: руки огрубели, «забыли» скрипку за четыре года. Вера пошла на фронт медсестричкой, когда немцы подошли к Москве и разбомбили дом, где раньше жил жених. Под обломками погибли Сашины родители. Верочка вместе с другими соседями сама вытащила их тела из-под завалов. Ночью дрожащей рукой написала на фронт письмо, а вот отправить так и не решилась. В глаза такие вести надо сообщать, подумала она, и чуть свет отправилась в военкомат. Там отговаривали: «В тебе же и трех пудов не будет, как раненых вытаскивать на себе станешь?» Но девушка не ушла, пока военком не сдался.

Всю войну прошла Вера без единой царапины – везло ей. В одном только не везло – все никак Шурочку своего встретить не получалось. В Берлине все равно будем вместе - писали друг другу в письмах. Не сложилось. Получила Верочка уже после 9-го мая краткое и жестокое послание от жениха: «Верочка, прости меня и забудь как можно скорее. Я полюбил другую. Так уж случилось. И не переживай сильно. Такая девушка, как ты, достойна лучшего. Обо мне не беспокойся, все у меня хорошо. Лежу в госпитале с легким ранением. В Москву не вернусь, так что не ищи меня».
Верочка перечла странное письмо несколько раз, отвергла все утешения боевых подруг и поехала по адресу, который был обозначен на конверте. Шура и правда лежал в госпитале – с ампутированной выше колена ногой, худой, измученный, с плохо узнаваемым потемневшим лицом.
- Ну, зачем ты приехала, Вера? – еле слышно проговорил Александр, - как же я теперь жить буду, после того, как тебя увидел?
- Не за чем, а за кем! – решительно произнесла Верочка, - я за тобой, Шурочка.

Вера сама выходила жениха. Привезла его в свою комнатку в Лялином переулке. И соседи по коммуналке могли видеть, как хрупкая Верочка чуть не на руках таскала Шурика в ванную и как потом учила ходить с протезом в просторном коридоре. Как встал Александр на ноги, так и начала жизнь потихоньку налаживаться. Вера устроилась опять в поликлинику, Шура детей в музыкальной школе учить стал. Одно плохо - своих детишек так и не послал им господь. Зато что ни день, ребятки из музыкальной школы наведывались к Александру Григорьевичу. Вера Николаевна особенно тех из них привечала, у кого отцы не вернулись с фронта. Среди этих детей и была моя мама.

Все меньше остается наших ветеранов. И уже давно не увидишь на улицах этих смешных тарахтелок – машинок с мотоциклетным движком, которые бесплатно выдавали инвалидам Великой отечественной войны. Откуда только взялась эта зелененькая малютка возле школы? Наверное, кто-то решил освободить гараж очередного усопшего дедули ветерана. Мамины знакомые умерли очень давно. И не такими уж и старыми. Александр Григорьевич скончался после неудачной операции на культе – инфекцию занесли в больнице. А Вера Николаевна годом позже умерла дома от сердечного приступа, так и не дождавшись «скорой», которая слишком долго ехала.