Петя Шнякин : Г.Ч.м.же. Автобиографический рассказ

УЧЕНЬЕ и ТРУД...

Отработав год грузчиком в Манхэттене, я получил недельный отпуск, который целиком посвятил поискам новой работы - и нашёл её. Я стал служить “security” в городском колледже, стоял у входа, указывая посетителям дорогу на различные кафедры и другие места учебного заведения. Привычно заступал на пост, - но не в тулупе и с карабином, как раньше, - а в красном пиджаке, с галстуком на шее и рацией на поясе. Туда же я перетащил и Яшу, который, к тому времени, успел поступить в университет, где, вечерами, успешно учился на аудитора. Марина работала в забегаловке у подножья “Близнецов” – двух самых больших небоскрёбов, которые потом, в 2001 году, уничтожили арабские террористы-смертники.
Павлик забросил школу и пахал в кафе, приносил оттуда много вкусных булочек. Их бесплатно раздавали работникам в конце смены.
Жизнь налаживалась, мы поменяли квартиру и жили в хорошем русскоговорящем районе, где гулять можно было днём и ночью, без страха за морду и кошелёк. Я стал готовиться к экзаменам на фармацевта, два года спал по четыре-пять часов в сутки, всё учил фармакологию и, сдав первый экзамен со второй попытки, получил работу помощника фармацевта в одной из Бруклинских больниц.
Мы побывали с ГЧмже в Париже и Лондоне, гостили и в России, встречались с друзьями и родными. А время шло не напрасно - Марина отучилась год в кулинарном училище и, по распределению, попала на работу в престижное для повара место в центре Манхэттана. Даже десерт для президента Картера один раз готовила, а в другой раз, торт Михаилу Горбачёву преподносила, жаль фото не осталось... Закончив к тому времени интернатуру, прошёл второй тест, приобрёл необходимый опыт для работы фармацевтом, и, наконец, с неожиданно высоким баллом, я сдал последний экзамен . В неполные сорок девять лет, получил лицензию. Теперь к моему американскому имени Peter Shnyakin, прибавлялся титул лицензированного фармацевта – Peter Shnyakin, R.Ph.

Пошли уже другие бабки, и мы с Маринкой слетали в Австрию, в Рим, Квебек и Лас-Вегас. Слышь, товарищ Мартынов, уж в Лас-Вегасе ты точно, сука, никогда не будешь!!!
ГЧмже перешла на работу в новый отель “Marriott” в Бруклине, была там, как она говорила, на хорошем счету. Мы купили квартиру Пашке и новую машину “Хонда” Яше, он окончил университет и работал в банке. Я бросил курить и сильно располнел. Из-за избыточного веса, появилось высокое кровяное давление, чему способствовало ещё и крайнее раздражение к Пашке. Пристрастившись к кокаину и алкоголю, он потерял прекрасную работу бармена в том же Марриотте, проработав там чуть больше года. Но любовь к Марине никогда не проходила. Не знаю, что она сделала, чтобы так привязать к себе, ведь, кажется, всё было против этого, её пьянки, измены, да и сильной страсти-то к ней, даже в самом начале, у меня не было, как, скажем, к Маргошке.

МАРГОШКА и ВЕРКА

Ах, Марго! Работала она аспиранткой того же НИИПЗК – института пушного звероводства и кролиководства, о котором я упоминал в начале этой правдивой истории. Она была небольшого роста, с красивым лицом и крупным бюстом, жопу, правда, имела плосковатую, хотя этот недостаток частенько встречается у грудастых баб.
Работал я в институте на должности и.о.младшего научного сотрудника отдела кормления. Получал гроши, занимаясь биохимией крови пушных зверей. Хотя жаловаться на зарплату было грех - ведь значительную часть рабочего времени я проводил за распитием спиртных напитков с коллегами по научным изысканиям – Владом Бубским и Колей Дуликовым. Колю, потом, выбрали парторгом института, и, став Николаем Ивановичем, выпивать со мной он тут же прекратил.
Ни Марго на меня, ни я на неё, не обращали внимания и, вообще, с января по май семьдесят девятого, я почти не гулял, изредка ездил к Верке на Силикатную, что под Подольском. Там располагался областной аптечный склад, где она работала, и недалеко от склада проживала с маленькой дочкой в общежитии. Общага представляла собой трёхкомнатную квартиру, в одной из комнат, жила Верка, в двух других – две соседки, тоже складские. Одну из них, я трахал ещё до Верки, а другую уже после, но только один раз.
Верка, вся такая худая-худая была – кожа да кости, что сейчас так в моде, словно прыгнула на мой “мизинец” из 21-го века. И минет исправно делала, и порхала по мне, как бабочка. Я ей только в окно постучу, - а квартира на первом этаже - она меня и пьяного и трезвого, хоть днём, хоть ночью – всегда с радостью принимала. Любила сильно, поэтому и изменять-то стала, только когда я Маргошкой увлёкся и не ездил к Верке месяцев пять. А изменила с прыщавым Витей из Егорьевска, по фамилии Тырлов. Я, из-за одной фамилии ему бы не дал, а тут ещё и харя такая колхозная. Ну, да ладно...

ТОЛЬКО МАРГО

С Маргошкой в мае семьдесят девятого всё и случилось. В нашем институте намечался праздничный вечер на 7-е мая, девятого – День Победы, а восьмого - вторник, кстати, день моего рождения. Седьмого же, основная институтская масса должна была после работы выпивать, закусывать и танцевать в подведомственной столовой в посёлке Родники. Но что-то не сработало, и праздничный вечер отменили, но узнали мы об этом только к обеду, ну а ко мне с утра на работу брат Андрей приехал, Царство ему Небесное!
Уже похмелённый, и горящий желанием кого-нибудь “отпетрушить”, как он любил выражаться. “Петрушить” оказалось некого, и мы, уж было, собрались идти ко мне домой, опустошать запасы спиртного, приготовленные нами к торжеству – литр водки и бутылку 0,75л. красного. А тут Марго предложила нам с братом, и моему начальнику Давиду с женой Наташей, отметить этот вечер у неё, в двухкомнатной квартире, вблизи станции Лосиноостровская. Все были согласны, только за “бухлом” нам, с Андреем, пришлось идти ко мне домой, где я проживал с женой Танюшей, и где было припрятано наше жидкое сокровище. Пробрались в сарай... Андрей выпустил наружу белую рубаху, поместив под ней спереди , между волосатым худым животом и поясом джинсов “Super Rifle”, две бутылки белого. Затем, где-то в области копчика, загрузил сзади красное и потрусил на станцию Удельная. А я, уже без спиртного, зашёл в дом, выкурил сигарету, поменял рубашку, сказал, что еду к Андрею на ночь - и пулей вылетел наружу. Таня, почуяв неладное, выпустила вслед за мной нашего шотландского сеттера Дьюка, без ошейника и поводка. Кобель меня легко настиг, и назад возвращаться не собирался. Так вместе до станции и добежали, где нас ждал Андрей с водкой и вином, и Маргошка с Давидом и Наташей.
Я им грустным голосом говорю, что делать? Собаку в метро не пустят, да и на чём я Дьюка поведу? Поводка ведь нет, отдайте бутылку вина, а сами, без меня, поезжайте гулять. Это всё, как-то пошло, напоминало сцену из фильма о войне, когда раненый партизан, с простреленными нижними конечностями, просил оставить ему наган с одним патроном, а товарищам завещал идти дальше по лесному болоту.
Маргарита решительно сняла с талии широкий бордовый ремень и ловко затянула его на красивой шее моего гордона. Дьюк благодарно облизал ей ладони и завилял хвостом.
- На метро не поедем - электричкой до Казанского, перейдём на Ярославский, и до “Лосинки” снова на электричке, а там пешком, - твёрдо заявила владелица ремня.
В её квартиру мы попали часам к семи вечера, закуски в холодильнике оказалось много, да и выпить, тоже хватало. Давид с Наташей уехали около полуночи, и к Маргошке начал приставать Андрей. Он был высокого роста, симпатичный, чернявый и баб перетрахал, раз в десять больше моего, я даже не пытался как-то препятствовать привычному для него занятию. Но, к моему удивлению, главный претендент был начисто отвергнут и отправлен в другую комнату на раскладушку, под которой свернулся калачиком Дьюк.
Мне же, был предложен неказистый диван, а сама хозяйка квартиры улеглась на просторной кровати напротив. Минут через пять, как погасили свет, я стал туда подкрадываться, но Марго властно прогнала меня обратно. Я чуть расстроился, но был сильно пьян и быстро заснул.
Встал рано утром, пошёл в ванную, принял душ и хотел зайти к Андрею “поправиться”, но тот ещё спал, а Дьюк похмеляться не умел, он лишь радостно бил по полу мохнатым, чёрным хвостом, лёжа под раскладушкой. Я вернулся назад к своему месту и только собрался прилечь, как слышу Маргошкин голос:

- Это у ТЕБЯ сегодня день рождения?
- Да…
- Иди сюда…
К тому моменту, я был уже дважды женат, да и баб других поимел штук пятнадцать, но стал мужчиной только в то утро, когда мне исполнилось 29 лет.
С ней, я впервые познал, что такое женщина, желанная, зовущая, подаренная мне Судьбой, выполняющая мои прихоти так естественно и страстно, как и мне было радостно делать всё, что ей хочется, и гордиться тем, что неужели это Я, держу в руках такое необыкновенное создание!

Андрей уже проснулся, умылся, “освежился” и позавтракал, сварил овсянку Дьюку и накормил его, а мы всё трахались и трахались…
Алкоголь выходил из моих лёгких, а любовь входила в сердце моё... В то утро я не похмелялся и не пил после целых тридцать дней. К вечеру мы проводили Андрея, а сами вдвоём провели ещё две ночи. Вскоре она уехала с мужем, отдыхать на Селигер, а я весь месяц думал только о ней.
Потом я всё-таки выпил, и любовь, не то, чтобы пошла на убыль, а просто ничтожное моё положение в обществе, нищета и алкоголизм, обтянули какой-то вонючей войлочной заглушкой мои чувства... Я старался гнать прочь мысли о ней, считая, что между мной, и этой богемной женщиной, лежит огромная пропасть.
Впрочем, через двенадцать лет, в 91-м, она, разбогатевшая, предложила жить с нею, но тут я уже не хотел, ведь у меня была моя Маринка…

А СМЕРТЬ-ТО РЯДОМ...

Многие, как помнится, с надеждой и нетерпением, ожидали наступления нового века и тысячелетия, которые, казалось, сулили что-то необычное и чудесное.
Но, начало года, нежданно, принесло много бед и несчастий, как мне, так и большинству моих друзей и знакомых. Коля Берковский и Юрий Юрьевич потеряли работу, а их друг Володя Платонов и вовсе помер. Совсем молодым, пятидесяти ещё не исполнилось.
Зимой 2001-го, в России, мы чуть заживо не сгорели при аварии, на пути в Новгородскую область, куда с Юрием Юрьевичем и его друзьями – Андреем и Сергеем, мы ехали на подлёдную рыбалку и охоту.Произошло это глубокой ночью, у посёлка, со странным названием Эмаус.
“ЗИЛок”, нагруженный, как в последствии оказалось, баллонами с пропаном, а может и взрывчаткой, ехал навстречу и перевернулся на левый бок, его выкинуло на нашу полосу. Мы затормозили, до грузовика оставалось метров двадцать. Пассажир “ЗИЛка”, открыв сверху дверь кабины, проворно выскочил оттуда, побежал к краю дороги, и почему-то залёг в кювет. Юрий Юрьевич и Андрей рванули к грузовику, стали тянуть за руки шофёра, который застряв в кабине, не мог выбраться из изкорёженного железа и дико кричал, взывая о помощи. Они старались, как могли, но всё было напрасно. Я, из машины, увидел, как горящие ручейки бензина поползли вдоль и вверх по брезентовому кузову, разгораясь сильнее и сильнее.
- Ребята, давай назад, в машину, сейчас жахнет! – звал я друзей. Огонь набирал силу, а они всё пытались освободить обречённого мужика.
- Козлы! Нам всем пиздец тут настанет, поехали!!! – не унимался я.
Они вернулись и мы медленно тронулись между, уже сильно горевшим, грузовиком, и остановившимися машинами на другой стороне дороги. Проезжая горящий “ЗИЛ”, я почувствовал сквозь стёкла и двери нашей машины, какой-то адский жар, идущий от него. Отъехав метров сто, сквозь заднее стекло, мутного от дорожной грязи, мы увидели свет первого взрыва, затем ощутили мягкий толчок от ударной волны, потом взрывалось во второй, и в третий и в четвёртый раз. Сергей начал вслух читать “Отче Наш”. Мы были страшно подавлены - жуткая, тёмная ночь, все мы молча сидим и слушаем молитву, под частые всполохи огня и тупые звуки взрывов, сознавая, что в эти мгновения гибнут люди.

А СМЕРТЬ ВСЁ БЛИЖЕ...

А в сентябре 2001 года, на тетеревиной охоте в Тверской области, на Верхней Волге, я чуть, насмерть, не подавился жареной картошкой.
Мы остановились у лесничего, в другой половине его дома, газа нет, печка не исправна, пищу готовили во дворе, на костре. Хлопотно, но как вкусно! Чай с привкусом дымка, напоминал мне счастливые годы, проведённые за рыбной ловлей с Мишкой Хламовым. Плов из баранины, приготовленный на костре в чугунном казане, просто сам в рот просился!
Охотились мы, километров за пятнадцать от места проживания. На нашем УАЗе ехали через лес, к нежилой деревне, вокруг неё раскинулись заброшенные поля, в которых, на границе с лесом, пряталось сказочное изобилие тетеревов. Нас было трое – друг Андрей, с кем мы чуть не сгорели при аварии, его знакомый Антон, молодой пацан, но очень дотошный во всём и, не по годам, знающий многие жизненные вещи – мог барана ободрать, неплохо готовил, знал кое-что из медицины, да и пил он в меру. Ну и я, Ваш, как говорили до перестройки, покорный слуга.
Мы охотились так – Андрей, самый здоровый и ловкий, заходил неглубоко в лес, Антон шёл по кромке, а я, метров в сорока от него, по полю. Тетерева взлетали тут и там и, порой, стволы ружья накалялись от частых выстрелов. Если бы нам помогал ещё и хорошо натасканный сеттер, то после таких охот можно было спокойно умирать. Я бывал в Костромской, Ярославской, Новгородской и Архангельской областях, охотился в Карелии, за Полярным Кругом, у Белого моря, и, даже, в Туве, но никогда не видел ничего подобного.
Однажды, а Америке, в штате Нью-Йорк, километров за триста от города, я попал на очень странную охоту – большущее поле посреди леса, в центре поля стоит вышка, с которой, устроители охоты, подбрасывая, выпускали из клетки фазанов, выращенных на ферме. По периметру поля, разбрелось человек сорок охотников, которые стреляли по птицам, летящим с вышки в лес. Уцелевших фазанов, затем, там искали, с собаками и без. Больше на такую охоту я не ездил, хотя впервые попробовал мясо фазана, мне понравилось.
Так вот в России, на этой охоте, мне подумалось, а не выпускает ли кто-то на нас этих тетеревов, так много их было...
Рядом с этой деревней был, так называемый, “кордон” – дом, с сараем и летней кухней. Обитателями “кордона” была необычная пара – старуха, лет семидесяти и её сожитель, мужик, сорока пяти лет, который, судя по его виду, сильно пил. Электричество в доме, года три, как отрубили, бабка сама пекла хлеб, держала кур и выращивала овощи и картошку на небольшом огороде. В первый день, добыв семь тетеревов, пару штук мы подарили им, а старушку попросили растопить печку в летней кухне. В УАЗе, в большой чугунной сковороде у нас оставалась вчерашняя недоеденная картошка. Андрей разогрел её, там же пожарил яичницу. Печка находилась внутри маленького сарайчика, даже места для стола не было. Когда еда была готова, мы, по одному, заходили в сарай , ложкой брали картошку со сковороды и уступали место следующему. Так и ходили, хватая куски и, глотая их, двигались по кругу, весело обсуждая успешную охоту. После очередного захода, я неудачно вдохнул, и кусок картошки влетел в гортань, перекрыв доступ воздуху. Я пробовал дышать, но не мог, страх обуял меня, и в те мгновения, было жутко оттого, что вот СЕЙЧАС, я здесь и умру. За свои прожитые годы, я часто попадал в ситуации, когда моей жизни грозила смертельная опасность. Во время анафилактического шока, я прибывал в состоянии клинической смерти, о чём я поведал вам в начале моего рассказа. Не однажды, сильно пьяный, в одном пальтишке и без шапки, каковую обычно воровали у меня в электричке, проспав свою остановку, я в лютый мороз вынужден был идти семнадцать километров по шпалам домой. Много пьяненьких замерзало холодными зимами в Подмосковье, лишь к весне, когда снег подтаивал от тёплых мартовских лучей, находили “подснежников”, тщетно разыскиваемых с начала зимы. Но большинство случаев, грозящих моей жизни, были те, когда меня пьяного избивали, иногда чересчур сильно. Вот один пример:
ВОРОНА

Шёл я как-то в Быково из посёлка Ильинская от Володи – приятеля-собаковода. Я только начинал интересоваться делами собачьими, растил гордона Дьюка, и любую информацию впитывал с огромным желанием. Володя был лет на двадцать старше меня и давно помешался на легавых – держал четырёх курцхааров и трёх английских сеттеров в малюсеньком доме, с таким же маленьким участком. Я, чуть ли не каждый день, ходил к нему на “инструктаж” и слушал байки о неповторимых охотах. Но, главное, я узнавал, у кого можно достать “подсадного” перепела для натаски собаки, как нужно натаскивать и в каких местах лучше охотиться.
Платой за учёбу, как правило, являлась бутылка водки, что я приносил с собой, но, бывало, и Володя угощал.
В тот мартовский день я принёс бутылку “Пшеничной”, сам уже был вдутый, а приятель ещё и красным угостил. Так что мы больше говорили “за жисть”, а не о собаках.
Пьяный, я ничего не соображал, беседа наша совсем утратила смысл, и я быстро покинул друга. Добираться пешком до дома нужно было минут тридцать. Не одолев и половины пути, я увидел мента-сержанта, а с ним мужика в штатском, в длинном синем плаще. Они шли мне навстречу. Мусора я не знал, лимитчик какой-то, а с другим мы вместе в школе учились, он был на год младше меня, но, на голову выше и намного здоровее. Фамилия его была Орёл, а в школе его дразнили “Ворона”. Когда я с ними поравнялся, Орёл-Ворона говорит:
- Здорово, Петя!
А я, чудило, спьяну-то, и перепутал – привет, изрекаю, Ворона!
- Что ты сказал, сука?
Ворона-то сам ментом оказался, как потом я в больнице узнал, старшим лейтенантом Ильинского отделения милиции. Сержант молча двинул мне “под дых”, я тут же упал на грязный лёд дороги, они попинали меня, но, видя, что собираются прохожие, поглазеть на происходящее, оттащили меня в какой-то двор с нежилым домом, и стали там “мудохать” уже по-настоящему, порвали кожаное пальто, два зуба выбили. Но Вороне этого показалось мало – он поднял с земли грязную сковородку, и краем её, размахнувшись, врезал мне в лоб. В больнице швы на рану наложили, но это было потом, ночью, а пока эти козлы никак не хотели от меня отстать. Они вызвали машину и отвезли в отделение, где ещё пару часов меня мутузили, грозили совсем убить, но, в конце концов, накатали на меня бумагу на работу в аптекоуправление за “появление в нетрезвом виде в общественном месте и унижение человеческого достоинства”. Не знаю, что сталось с сержантом, а Ворона через полгода, в ванне, сдох от инсульта, в возрасте 29 лет.
Так вот что я хотел сказать – даже в таких переделках, я ни на секунду не задумывался, что могу умереть, а тогда, на “кордоне”, почти физически ощутил свою смерть, оттого и страшно так сделалось.
Андрей утверждал потом, что лицо моё посинело, я же, из последних сил, подошёл к машине, где в рюкзаке держал ингалятор от астмы. У меня, астмы не было, но иногда, перед охотой, делал пару ингаляций, чтобы легче дышать при ходьбе, вес в то время у меня был немалый – 116 кг.
Пока я доставал аэрозоль, Антоша крикнул: ”Выпей воды!”
В машине стоял ящик минералки, я послушно глотнул из бутылки, - и кусочек пищи слегка переместился, я смог втянуть в себя немного воздуха и сделать две ингаляции, которые вряд ли помогли, но мне что-то нужно было делать – не умирать же, совсем без борьбы. Чуть упокоившись, стал осторожно дышать, но боялся, что картошка переместится на прежнее место. Наконец, собравшись с духом, кашлянул, и виновник моей несостоявшейся кончины, пулей вылетел из гортани.
Опять смерть меня лишь попугала, подержала за горло, и ушла. Но, видимо, недалеко – тот самый бабкин сожитель, что стоял рядом со мной, когда я задыхался, через три месяца, зимой, пьяный замёрз в двух шагах от крыльца своего дома. А бабка до сих пор жива, только с “кордона” съехала.