Trezor : Москва-Питер-Москва

10:50  23-05-2007
Туда-точка-спб
Плотное расписание командировки вселяло некоторую надежду на сохранение орднунга. Опасение вселяло только наличие бутылки Жано. Выезд был корпоративным и скучным. Накрапывал небольшой дождик, казённое авто довольно быстро домчало нас с коллегой до Ленинградского вокзала. Потихоньку погрузились, посмотрели на хмурых соседей, молодую семейную пару. Всё как обычно. Бутылка «Жано» составляла основную часть багажа коллеги, полиэтиленовой сумки магазина «МЕТРО» и она была открыта сразу. Соседи вежливо отказались, заверив, что нет, мол, не смутим. Лёгкое сомнение царапнуло откуда-то изнутри, но было развеяно вкрадчивым голосом коллеги:
- Михалыч, если я эту бутылку один выпью, мост точно будет, если пополам- нет.
Надо сказать, коллега гордится гибкостью членов в сорок лет и едва выпив, демонстрирует её посредством изображения гимнастической фигуры «мостик».
Пополам много, рассудил я. Душновато. Но сдался. Первый глоток «на поворот колеса». Жидкость убывала стремительно. С трудом удавалось скормить печенье-бутерброд-банан-шоколадку начавшему набирать обороты гимнасту.
- Алексей Васильевич, ещё по одной и спать, ладно?
- Да-да, Михалыч, я только покурить схожу…
Вернулся быстро, неуловимым движением хлестнул в горло 50 грамм, улыбнулся и закрыл глаза. Успокоенный, я залез наверх и задремал. Сон, однако, скоро был прерван. Коллега громко учил основам семейной жизни молодого супруга и Питера. Молодая жена предусмотрительно вышла.
- Уважение, Дима, нет, Денис, да? Денис, уважение с первых дней!
- Алексей Васильевич, потише, а то за ссадят,- пришлось вмешаться.
Курсы молодого супруга переместились в тамбур. Ярко светило солнце, подтверждая очередную ошибку Росгидромета. Ехать было ещё долго и, с чистой совестью, я уснул.
- Михалыч, на, накати!,- услышал я громкий шёпот. Алексей Васильевич держал в руках стакан и бутылку. Сосед Денис был красен и плохо понимал, где он. Его молодая, безымянная супруга из Татарстана, готовилась к удушению обоих. Запах в купе указывал на то, что это не первая бутылка.
- Не уследил, пиздец…,- мысли, планы и образы менялись с калейдоскопической скоростью. Вот мы в милиции. Вот мы потерялись в Питере и не знаем, что делать. Вот Лёха прыгает в Неву. Вот проёбаны деньги и документы. Чувствуя, как от этих мыслей седеют волосы на ягодицах, вышел в коридор.
- Когда прибываем?- с фальшивой бодростью спросил я монументальную проводницу.
- Уже вот. – ответ порадовал лаконичностью.
- Алексей Васильевич, где твоя командировочная папочка, которую Лида делала?
Лёха спал и улыбался во сне. Почти пустая бутылка водки смотрелась резким диссонансом рядом с похожей на луковицу идеально пустой бутылкой «Жано».

На штурм.
- Алексей, ебать Вас в рот, вставайте!
Сам удивился, что назвал его на Вы. Хотя и не стоило, поскольку поезд вползал на перрон, вещи были разбросаны, а Алексей Васильевич спал как сурок.
В панике начал собирать разбросанное. Лёха проснулся, махнул из горлышка и метнулся в коридор. Вы пытались поймать кузнечика рукой? Этот был самый резвый на моём жизненном пути. Всё. Кутузка, блядь. Печально. Хотя, если обездвижить- пронесёт. Мысль практически нереализуемая, Лёха метался по вагону. Помощь пришла неожиданно: очнувшийся Денис воспользовался тем, что субтильная супруга отлучилась, таща огромный кофр на перрон и подозвал Лёху. Поразительно, как они любили друг друга в тот момент. Допили и разговорились.
- Ты, Алексей, мостик обещал. Вы с коллегой как оружейник Просперо и гимнаст Тибул…
Лёха опять вскочил. В купе места явно не хватало и он начал рваться на перрон. Лёха, сука, вещи блядь, собирай, документы, командировочное и деньги сюда!!! Лёха пометался по вагону и стал совать какие-то вещи в мою сумку. Хуй с ним, на месте разберёмся. Больше всего я боялся, что новоявленный Тибул захочет немедленно найти и выебать куклу наследника Тутти.

Марш отверженных.
Питер встретил ярким солнцем и жарой. Перрон встретил первым мостом, выполненным на удивление чисто: на руки и назад на ноги.
- Школа!- восхитился Денис. Он не мог стоять. Не нём был огромный рюкзак, сам он висел на супруге. У неё было ещё два чемодана и изящная сумочка. «Документы»,- уважительно подумал я.
- Документы! Лёха, взял?!
- Нет, Игорь Михалыч. И брюки где-то проебал.
- Лёха, блядь, твоя жизнь- реклама безопасного секса. Где?!
- Хуй знает…
Брюки нашлись в вагоне. Вместе с сумкой с документами. Когда, сопровождаемый многозначительным взглядом проводницы, я вышел из вагона, Лёха ушел в отрыв. Бежал он быстро. Но, споткнувшись, упал. «Могила моряка в море»,- почему-то думал я в этот момент. Пока я шёл к нему, он уже сел. Сориентировавшись, вцепился в пакет. «Пакет маловат, не влезет»,- с сожалением подумал я и, обняв его за талию, понёс к выходу в Колыбель революции.
- Михалыч, сейчас к матрёхам,- Мефистофелем шептал Лёха.
- А давай, хором крикнем: «Все питерские суки!»,- увидел он группу юношей в майках «Зенита».
- Пусти, я сам!- лягался он действительно больно.
- Носильщик, стоять, я покажу, куда! – достав из пакета уже один раз проёбаные и вновь обретённые брюки, он сел на тележку и поднял их, как флаг. Это был пиздец. От нас шарахались бомжи и милиционеры. Носильщик был невозмутим. Выданная Лёхой купюра на корню убила все его жизненные принципы. Пока ехали, Алексей Васильевич успел поменять рубашку.
- Хуйня, Михалыч, ща к матрёхам- голос Лёхи звенел на всю Лиговку.
Выгрузив вещи у входа, носильщик поспешно ретировался.
- Почти на месте, Алексей Васильевич,- зачем-то сказал я. Это было опрометчиво. Лёха вскинулся и выдал второго моста. Ступени гостиницы были безразлично-беспощадны. В глазах гулявших вокруг иностранцев явственно читалось истинно русское «Ой бля….». Согласен, ни в одной стране мира такого не увидишь. Вспомнился эпос «Корона Российской империи» «Господа, русский самоубийца! На ваших глазах он пройдёт по всему парапету Эйфелевой башни!» Как ни в чём не бывало, Лёха сел.
- Михалыч, а мы тут живём?- получив утвердительный ответ, он ухватил меня за штанину, с ловкостью кошки вскарабкался по мне и встал, после чего бодро шагнул в прохладу гостиницы.

Синий питерский вечер.
Хорошо, когда из жары попадаешь в прохладу. Гулкие своды «Октябрьской» встретили нас весьма гостеприимно. Видавшие виды ресепшн-девушки только спросили «А у него есть паспорт?»,- и, получив утвердительный ответ, безропотно определили его в номер. Узнав, какой у него номер Лёха бурно отреагировал, то есть, сделал моста. Звук типа «затылком с размаху о мрамор» усилили высокий потолок и арочные своды. Гордо подняв его вместе с сумками, я удалился его селить. «Бля, Михалыч, когда пойдём к матрёхам?»,- потирая макушку, шептал он. Вот и номер. Лёха счастливо упал, сделал четвёртого моста, переполз на кровать и закрыл глаза. Убедившись, что денег и документов у Лёхи не осталось, немного приведя в порядок его вещи, я пошел устраиваться на ночлег.
- Вы разве не в одном номере?- удивилась новая ресепшн-баба. «Лёха умрет, когда увидит меня вместо вожделенной матрёхи»,- подумал я и завил протест. Быстро согласившись, бабель определила меня на постой. Войдя в номер и закрыв дверь, я с облегчением вздохнул. «Сейчас станет почти заебись»,- решил я и начал распаковываться. И тут стало понятно, какие вещи собрал Алексей Васильевич. Мой гардероб пополнился вагонной простынкой, вешалками и спецэкипировкой проводника- чехлом с красным и жёлтым флажками. Увидев их, я едва не зарыдал: я так хотел иметь такие в детстве… Но сейчас они были на хуй не нужны. Разложив барахло, решил проведать гимнаста. Он открыл дверь, поклонился и упал на кровать. Всё было в порядке, даже брюки висели на месте. Решив, что приключений до утра не будет, положил документы и деньги на стол, после чего удалился готовиться к завтрашней конференции.

Утро стрелецкой казни.
Сны были разные. Альпинисты с ледорубами, Чубайс на Порше, Путин стучит в дверь. Впрочем, это был счастливый Алексей Васильевич.
- Михалыч, телефон у тебя? – да, оказался у меня.
- Я двести накатил. У них тут по три тысячи коньяк.
- Ну ёб твою мать, Алексей Васильевич, тыж пиздец творишь! Может тебе не ездить? – смалодушничал я.
Но Лёха был непреклонен. Сделав жест, который должен был означать «Не боись, провёмся», а на деле был похож на смесь «о’кея» с факом, он развернулся на пятке. Покачавшись на каблуках, развязанной походкой гимнаста, держась то за правую, то за левую стены коридора, он ушёл приводить в порядок свой внутренний мир. До отхода автобуса оставалось чуть больше часа. Это было хорошо. Собравшись, я отправился за Лёхой. Подойдя к номеру, я понял, что всё хуёво. Номер открыт и Лёхи там нет. Но, к счастью он вскоре выплыл из-за поворота. Выглядел он ничего, только немного шатался и пах дикой смесью свежего перегара и одеколона.
- Лёх, может не поедешь? – с надеждой спросил я.
- Тогда опять напьюсь,- печально ответил Лёха.

Чужой среди своих.
Мы медленно вышли из гостиницы. Утро было просто изумительным. Свежий тёплый ветер, солнышко и маленькие облака. Всё-таки воздух в Питере чище, чем в Москве.
- Игорь Михалыч, я пойду пописаю,-
- Лёха, только без глупостей!-
- Ладно…

- Михалыч, я ещё сто накатил! – утро перестало быть томным.
Погрузив Алексея Васильевича в автобус, я посадил его к окну и преградил путь к выходу собственным телом. Но расслабляться было рано. Лёха начал живое общение с соседями спереди и сзади, давая им в полной мере вкусить палитру коньячного перегара. Ждать отправления оставалось не долго. По радио какой-то еблан наяривал шлягер про снятые с машин чиновников мигалки. Представитель организатора объявила планы. «Узкоглазая матрёха»,- дыхнул мне в ухо коллега и задремал. Люди за окнами спешили по делам. Мы ехали на конференцию. Изредка Лёха открывал глаза и шептал мне на ухо голосом старого сводника: «А матрёхи в гостинице есть, точно, я с утра договорился, но пришлось ехать», после чего засыпал. Наконец, после многочисленных поворотов, автобус ткнулся в ворота огромного комплекса. Комплекс произвёл серьёзное впечатление: гектара три, ни одного дерева, лишь несколько кустиков и коттеджи с газонами. Чистейший воздух и глубокое до синевы небо. Истинный парадиз. Алексей Васильевич счастливо ломанулся пить кофе с бутербродом, что дало пищу моему оптимизму на счастливый исход командировки. Но в зале я приуныл: стулья были неудобными, а сидеть предполагалось 8 часов. Лёха встрепенулся и, испросив разрешения пописать, ушёл. Вернулся через 15 минут и, счастливо дыхнув на меня свежаком, громко прошептал:
- Михалыч, здесь коньяк по три шестьсот. Я сто скушал, ты не против?
Куда там… А на трибуне кипели страсти. Выступающие говорили о недооцененности в разы компаний, про которые никто и не слышал, но все вежливо делали вид, что типа да, известнейший бренд. Лёха дремал. Когда все аплодировали, он во сне тоже аплодировал. Иногда он просыпался и оценивающе оглядывал публику. От него волнами плыл перегар. Но вот ему не понравился аналитик из Реника. «Ууууу, горилла, да что ты мне о преемнике, кого назначат, тот и будет»,- «Ни хуя, вырастит- продадим». Но при этом он спал. И даже посапывал. Изредка он вскидывался и говорил: «Игорь Михайлович, пописать. Или покурить». Надо ли говорить, что за обедом Лёха, немного поковырявшись в салатике ложкой с ножом, пошёл покурить-пописать? Но после обеда он оживился. Он начал общение с миловидной девушкой из Омска о перспективах женитьбы, а если не получится, то сегодняшнего вечера. Девушка одобрительно хихикала и от Лёхи не отсаживалась. От обрывков их разговора меня бросало то в жар, то в холод: «Здесь я профессионал, у меня трое детей- два близнеца, а старшей шестнадцать». «Я удивлюсь, если сегодня мы не огребём пиздюлей»,- сказал мой внутренний голос. Но девушке нравилось. Лёха прочно закрепился на этом рубеже и начал покорять её глубиной профессионализма. Его жертвой пал Энергокапитал и Иркутск кабель. «Ни копейки пидарасам, спред платить не будем, это невозвратная инвестиция». Народ уважительно косился и принюхивался. К последнему кофе-брейку Алексей Васильевич стал совсем молодцом. Он отлучался ещё несколько раз и амбре зашкалило за разумный предел. Общению с прекрасным полом это только способствовало. Он придвинулся поближе к носу симпатичной блондинки-обозревателя из Альфа-банка и завёл с ней непринужденную беседу. Девушке из БКС просто предложил провести вечер вместе. Но, к счастью, прозвучали слова закрытия официальной части конференции. Нам предстояла теплоходная экскурсия и ужин.

Пиратствующий эстет.
Корабль, какой бы он на хуй не был прогулочный, всегда корабль. На нём можно упасть за борт, наебнуться на трапе и расхуярить голову об металлические поверхности. Причём не слабо. Вероятно, мои опасения стали понятны читателю. Лёха был неумолим. Он незамедлительно начал общение с девицей из РБК, усыпляя её бдительность коньячными парами. Она весело хихикала и глазами раздавала авансы. Стало беспокойно.
- Лёха, я второго вечера не выдержу,- честно сказал я.
- Хуйня, прорвёмся,- был ответ.
В сомнениях доехали до пристани. Да, впечатляло. Тяжелая свинцовая гладь, пронзительно синее небо и огромные прибрежные валуны. Рыбаки, солнышко и изумительный свежий ветер.
- Михалыч, а вода сейчас сколько градусов? – вопрос заставил меня искать пути решения проблемы. И теплоход мы брали на абордаж, в первых рядах. Заняли стратегическую сидячую позицию. Сидели по-императорски- за столом, лицом в стоящей публике, мило улыбаясь неудобно стоящим дамам. Все, кого Алексей Васильевич успел очаровать, строили ему глазки и надеялись на продолжение. Но вот хуй. В Лёхе проснулся эстет. Были пирожки, пирожные, полно всякой сладкой и мясной поебени, вино, шампанское. Более многочисленные чем мы, компании, по двое-трое отлучались за вкусностями и громко обменивались впечатлениями, потребляя их. Лёха грозно встал и пошёл. Его не было довольно долго. Деться с парохода было некуда- никто не кричал, за борт не падал. Но вот люди начали удивлённо оборачиваться. Это шла единственная официантка на корабле и несла красиво сервированные ништяки и бокал со льдом. За ней шёл Лёха, виски он ей нести не доверил. Пир начался. Когда первая порция вискаря оросили измученную коньяком глотку, Лёха исчез во второй раз. На этот раз он и официантка отсутствовали меньше. Но вот в третий раз забросил старик невод и пришел с невиданной досель хренью-пепельницей. Лёха доверительно сообщил, что ему претит трясти пепел на палубу и в стакан. На корабле пепельница была одна. У капитана. В глазах остальной публики мы были похожи на индийских набобов.
- Лёх, а может, ну на хуй ресторацию? В гостиницу и на покой?- забеспокоился я.
- Как скажешь, Михалыч…- стало ясно, что здесь или там- мосту и матрёхам быть. В воздухе витал страшный дух праздника.

Коньяк, пиво и сумерки.
Корабль начал швартовку. Пристань была разбитой до такой степени, что было страшно на неё смотреть. Странно: на ней сидели без движения люди, много людей, и улыбались нам. Ни одна сука не пошевелилась. Было немного жутковато. Но вот мы и на Крестовском острове. Да, пивной большой ресторан с приличной баварской кухней. С нами сели два молодых понтовых финансиста. Первый, немедленно отказавшись от пива, заказал вискаря. Лёха- коньяку. Бутылку. Когда разбитной официант громко назвал её стоимость, оркестр сфальшивил, а коллектив участников конференции воззрился на Лёху. Но он безмятежно вытащил требуемую сумму из кармана брюк, которые как флаг, и дал на чай. Не выдержав, я понюхал разлитый по бокалам коньяк. Он отчётливо пах деньгами. И грянул праздник. «Дымовая шашка хорошо, но плохо… Я сам с Осетии… На падении надо брать, на росте продавать… Близнецов заебенить уметь надо… У нас поезд… Да можно и завтра… Нет, я за вещами… Подсаживайтесь к нам… А как вы нереза разместили в итоге… Перед лицом ноги могу, за голову нет… На той неделе пообедаем… Ещё вискаря, триста… Мужчина, вы меня совсем прижали…». И было так и даже круче, пока не стало ясно, что коллеги опаздывают на поезд. Но было хорошо. Было заранее заказанное такси, относительно пустая дорога и тёплый вечер. Только ехали впритык.
- А по встречной?- спросил коллега.
- Пятнадцать тысяч рублей,- ответил водитель.
- Нетрезвое вождение- двадцать до оформления, сорок после оформления.
- Да вы охуели,- вскинулся Лёха
Но коллеги успели. Спокойно дойдя до входа в гостиницу, Лёха меня остановил крепкой рукой.
- До завтра,- не терпящим возражения тоном сказал он и растворился в сумерках.
Утром, по традиции, я был разбужен стуком в дверь. Усталый и довольный Лёха искал обратный билет. Всю дорогу назад он спал.
- Славно съездили.
Лёхины глаза горели молодым задором тигра, заточившего целую зебру и греющегося на солнцепёке. Пружинистой походкой гимнаста он шёл к станции московского метрополитена.