Свежый : Сельский и товарищи

1. Сельский и Мефодий.

Мефодий страдал. Он лежал в углу у балконной двери и с недоверием поглядывал на Сельского. Сказать по правде - Сельский был ему даже симпатичен, но пока не настолько, чтобы позволять ему с собой фамильярничать. Впрочем, тот фамильярничать даже не пытался и как будто даже не обращал на Мефодия никакого внимания или делал вид, что не обращает.
Сельский страдал не меньше, но по совсем другой причине – у него болела голова. С похмелья ли она болела или с голодухи – не имело никакого значения – выпить было нечего и не на что, и пожрать, разумеется, тоже. Но обе эти проблемы он собирался решить в течение ближайшего времени. Ему действительно было не до Мефодия.
Кто-то говорил Сельскому, что если зарядить брагу в старую роторную стиральную машинку, то она поспеет гораздо быстрее. Насколько быстрее – Сельский не помнил, но надеялся, что всё же раньше, чем пожарится курица.
Курицу было даже немного жаль – она уже почти стала членом семьи – два года в морозилке, скажу вам, очень даже срок… Ей даже дали имя – Марго, в честь железной леди Тетчер. У неё был такой же стойкий характер и это вызывало уважение. Она так основательно когда-то примёрзла в углу морозилки, что оторвать её оттуда не представлялось никакой возможности. Во всяком случае, терпения доселе никому не хватало. О более ранних попытках друзей Сельского добраться до её нежной плоти напоминали многочисленные рубцы и порезы её на иссиня-белой коже.
Курицу решено было взять измором, отключив холодильник. Пятисантиметровый слой льда таял с неохотой. Сельский периодически пытался тыкать в него ножом, но безуспешно. Тогда он соскребал немного инея, собирал его в ладонь и прикладывал ко лбу, вискам и затылку. Это немного помогало.
Монотонное гудение стиральной машинки действовало усыпляющее. Сельский прилёг на матрас, водрузив очередной сугробчик себе между бровей. Ледяные капли стекали по вискам и переносице и потихоньку заливали закрытые глаза. Сон словно тихий звон постепенно заполнял голову, наполняя её всякой белибердой типа полуобморочных снов. Снилось Сельскому, как дружбан Гарик катит его в железной клетке для овощей по проезжей части. Все машины вокруг были по свадебному увешаны разноцветными лентами, а на радиаторах вместо кукол закреплены безголовые ощипанные курицы. Вот и Гарика рядом уже нет, и Сельский мчится в клетке в сторону набережной. Решётка пробила перила и полетела над мутной водой Москва-реки в сторону Белого дома. Толпы гаишников собрались на набережной, свистели в свистки и махали жезлами, а клетка послушно снижалась к воде, пытаясь запарковаться поближе к берегу. Когда одна штанина Сельского начала уже намокать, он проснулся.
Штанина и вправду была мокрая от растёкшейся от холодильника лужи, а это значило, что Марго стала доступнее. Мефодия в комнате уже не было, и это, напротив, совсем не радовало. Сельский выглянул на балкон и успокоился. Мефодий валялся возле перил и грел на солнышке пузо с татуировкой в виде лягушки. Не свалился - значит Жабац не будет нервничать, не закатит истерику и не будет кричать, а это главное – крика голова Сельского не выдержала бы, несмотря на то, что боль слегка стихла.
Сельский посмотрел на часы – Жабац должен был прийти с минуты на минуту. А с ним – Доктор. А с ним – надежда на то, что все присутствующие на этот момент в квартире перестанут страдать. Даже если Доктор не даст спирту – Жабац обещал ликёр из своей сладкой коллекции. Сельский ткнул пальцем в пузо Мефодия – тот приоткрыл глаза, но не подал ни звука.
- Не ссы, свинья… Всё будет пучком… - сказал Сельский с едва уловимым сомнением в голосе.
Мефодий не ссал – он был воспитанным поросёнком. Да и ссать было особо не с чего – его давно не поили. Он тихо хрюкнул и опять закрыл глаза.

2. Сельский и Марго.

Марго откололась с первой попытки с огромным куском льда. Сельский хотел приложить её ко лбу, но почему-то подумал, что будет нелепо выглядеть, хотя в кухне никого и не было. Он положил Марго в раковину, включил воду и открыл окно – было довольно душно.
Жабац запаздывал, и это давало надежду на то, что инь и янь (выпивка и закуска) совпадут во времени.
Лёд снаружи растаял, но внутри Марго оставалась всё той же снежной королевой. Долго ждать Сельский не собирался – он принёс топор и кусок фанеры с выжженной в далёком детстве картинкой. На картинке с секирой в руке стоял рыцарь на фоне средневекового замка. Сельский перехватил топор так же, как рыцарь, словно посмотрелся в зеркало и от души заржал.
Марго безропотно легла на импровизированную плаху. Сельский зачем-то зажмурил один глаз, целясь, и рубанул сплеча… Удар пришёлся вскользь, и Марго вылетела в окно. Во дворе завизжала автосигнализация. «Ну, хоть не убил никого» - подумал Сельский и выглянул в окно. Жил он на 8-м этаже. Ничего не разглядев за зеленью, Сельский бросил в раковину топор и, как был, босиком выскочил из квартиры. В лифте было нассано, и спускаться пришлось пешком.
На первом этаже он снизил скорость, пропуская разъярённого соседа со второго этажа – хозяина 99-й модели «Жигулей», запаркованной как раз под окнами Сельского. Сосед грозился убить какую-то суку, если найдёт, но на спускающегося босяка не обратил никакого внимания.
Во дворе было тихо. 99-я уже молчала. Двор был почти пуст, только трое детишек тихо ковырялись в песочнице. Курицы нигде видно не было. Сельский заглянул под машину – пусто… На крыше 99-й была приличная вмятина, а это означало, что идти к соседу за информацией о курице не стоило. Сельский снова посмотрел на детей – вид у них был подозрительно скорбный – они уже не играли, а только грустно смотрели на песок. Посреди песочницы красовался бугорок с крестиком из берёзовых веточек.
Сельский вспомнил, как в детстве хоронил лягушку, которую сам же и замучал, надувая её через жопу соломинкой, и от этого головная боль усилилась. Он подошёл, ткнул босой ногой в песчаную могилку и понял, что не ошибся. Дети против эксгумации Марго не возражали, но один, рыжий, всё-таки втихаря плюнул в спину Сельскому…
По всем законам жанра ключ от квартиры должен был захлопнуться внутри квартиры. Ан нет… У дверей Сельского ждал другой сюрприз – Жабац с Доктором. Доктор спал стоя, прислонившись к косяку двери, а Жабац мерил шагами лестничную клетку, попыхивая сигареткой в мундштуке.
- Вы заебали… Вы… Заебали… Вы меня все за-е-ба-ли!!! Быдло двуногое! Тут с кем-то о чём-то договориться вообще можно? Ты где шляешься? Где Мефодий?!!
- На балконе загорает…
- Где?!!! Клю-у-у-у-у-уч!!! Где клю-уч?!!!
- Вот…
- Бля… Бля-а-а-а-а-а-а-а!!! – Жабац дрожащими руками суетливо пытался попасть в скважину…
- Да угомонись ты, - Сельский отнял ключ и спокойно открыл дверь.
Жабац метнулся на балкон и упал на колени перед Мефодием.
- Живой… Золотце моё… Живой…
- А каким ему быть? – подал реплику из комнаты Сельский.
- Отвянь… - рявкнул Жабац.
- Да отвяну, не вопрос… Что с Доктором делать?
- В ванну паразита!
- Э-э-э… Я не по этой части… Это уж ты сам… Я тебе хату как операционную предоставил, а не как дом свиданий! И, кстати, даже без задатка…
Жабац чмокнул Мефодия в живот и нервно виляя бёдрами вышел в подъезд.

Сельский омыл подмякшее тело курицы и положил на доску с рыцарем. Прикрыл окно. Взял топор. И ударил…
Видимо Марго понравилось летать. И оконное стекло ей не было помехой.
Сельский съёжился в ожидании визга сирены. Но было тихо. Он мелко перекрестился и побежал на выход, на секунду задержавшись у дверей ванной – там Жабац загружал тушу Доктора в чугунную купель.
- У-у-у!!! – завыл Доктор и поёжился, но глаз не открыл.
- Ща, - сказал Жабац и включил холодный душ.
Сельский, не дожидаясь развязки, поскакал на улицу…

Марго снова не было. Но дети уже играли в криминалистов – на асфальте был мелом очерчен контур тела Марго. Рыжий что-то старательно записывал в блокнотик…
- Где тело, начальник? – спросил Сельский и сплюнул через прореху в зубах.
- В морге, где ж ещё? - Рыжий показал пальцем на удаляющуюся фигуру бомжа, тащившего Марго за одну ногу…
Сельский вообще-то не был брезглив, но бомжами брезгал. Лицо его как-будто растянулось по диагонали, выражая высочайшую степень внутренней борьбы. Брезгливость всё же победила, тем более, что Жабац вроде как пришёл с пакетом, содержимое которого пока было загадкой.
Сельский присел на забор и закурил…

3. Жабац и Доктор.

Доктор был хорошим врачом. Он был даже очень неплохим человеком. Он любил детей и животных, он прекрасно знал своё дело, иначе бы Жабац ни за что не доверил ему самое дорогое – своего домашнего поросёнка. Но кое-что всё-таки смущало 30-летнего содомита. И даже не то, что Доктор успел пропить аванс до начала обещанной операции и был в стельку пьян, и, возможно, даже не в состоянии её провести… Дело было в том, что Доктор не нравился Жабацу как мужчина. Стоит ли говорить, что, поливая из душа пузатое кривоногое тело доктора, облепленное мокрым насквозь белым халатом, Жабац морщился и даже не скрывал омерзения.
Доктор давно уже открыл глаза. Он с ужасом смотрел на Жабаца и никак не мог взять в толк, как он мог оказаться в этой ситуации.
- Т-т-т-ты кто?
- Для тебя, пьянь, Сергей Валентинович. – Жабац выключил воду, - Очухался?
- Чем это тут так воняет?
Жабац приоткрыл крышку стиральной машинки:
- Брага…
- Где я?
- В приёмном покое, блин… Руки трясутся?
Доктор поднял руки и содрогнулся всем телом. Пальцы не тряслись…
- Профи, бубёныть, - Жабац кинул Доктору полотенце и вышел.
Доктор вытер голову и попытался вытирать тело, но быстро сообразил, что он в одежде. Закрыв дверь на щеколду, он принялся раздеваться.

4. Жабац и Мефодий.

Не найдя Сельского, Жабац вышел на балкон.
Мефодий всё ещё был там и всё ещё страдал. Он хотел женщину. Простую свинскую женщину - свинью, короче… И хотел давно.
Знакомый гей из мединститута даже напугал Жабаца, что Мефодий может даже сдохнуть, если не случать его со свиньями.
Жабац любил Мефодия всем сердцем, не подумайте плохого – хоть он и был педерастом, но зоофилом - никогда. Но искать по Москве свиней, чтобы ублажать похоть годовалого декоративного поросёнка – этого Жабац позволить себе не мог – его банально душила жаба… Он честно пытался уломать знакомую лесбиянку на свинский секс по любви, но эта сука не соглашалась на сумму ниже 500 грёбаных долларов. Учитывая что Жабац на своей работе получал 750, это была просто неприличная сумма…
Жабац пытался даже заниматься с Мефодием спортом, чтобы хоть как-то сублимировать животную похоть, но поросёнок абсолютно не желал бегать и прыгать – он любил валяться в пыли и рыть подкопы на соседской клумбе.
В общем, выбор был не велик. За тыщу деревянных рублей изрядно датый ветеринар с улицы Юннатов согласился оскопить бедную тварь.
Жабаца мучила совесть. Он даже упустил тайком пару слезинок и элегантно промокнул их шёлковым платочком. Он грустно вздохнул и погладил Мефодия по яйцам. Тот довольно захрюкал, дрогнув бочком.
- Не бойся, больно не будет, - словно извиняясь, сказал Жабац и настороженно повёл носом – откуда-то пахло гарью.
Из ванны, прикрывая полотенцем гениталии, выбежал голый Доктор.
- Машина горит!!!
- Какая машина?
- Стиральная!!!
- Как горит?!!
- Сильно!!!

5. Машинка и Брага

Машинка не горела - машинка дымила. Видимо потёк старый сальник и сладкая субстанция начала заливать потихоньку мотор, который из последних сил старался провернуть липкий ротор, выделяя едкий дым. Шнур шёл куда-то под ванну, а кнопку выключения заело.
Тут подоспел Сельский.
- Выруби машину!!! – завизжал на него Жабац.
- Брага не поспела… Может ещё минут двадцать?
- Ты охуел?!! Вырубай!!!
Сельский нажал на кнопку – никакого эффекта. Попробовал дёрнуть за шнур…
- Ща ёбнет, - откомментировал Доктор.
Сельский метнулся на кухню и вернулся с топором.
Перекрестился и рубанул по кабелю.
Пробки вышибло, свет погас. Машинка умолкла, оставив всех троих наслаждаться тихим шипением бродящей браги и едким запахом горелой проводки.
Все вышли из ванной.
- Может всё же поспела? – с надеждой спросил Сельский, - попробуйте кто-нибудь…
- Ага… И дристать потом дня три. Нет, ты уж как-нибудь сам, - Доктор протянул Сельскому руку, - Доктор… Андрей, то есть…
- Ага… Я тоже… - Сельский пожал руку.
- Доктор?
- Не… Андрей…
- Сельский он, - добавил Жабац…
- В каком смысле?
- Да в любом… - заржал содомит…
В комнате хрюкнул Мефодий.
- А вот и пациент! – Доктор обернул полотенце вокруг бёдер, подошёл к поросёнку, присел на корточки и протянул ему руку.
Мефодий дал ему правое переднее копытце.

6. Операция

Жабац наебал. Анестезии не было. И Мефодию должно было быть вполне ощутимо больно.
- Ладно, нечего кота за яйца тянуть, - сказал Доктор. Приступим?
- Ага, давай свинью потянем – ответил Сельский.
- Сам ты – свинья, - обиделся Жабац, - это поросёнок, хряк…
Доктор усмехнулся:
- Кто хряка держать будет? Придётся обоим – один не удержит.
- А ему очень больно будет? – всхлипнул Жабац.
- А ты на себе попробуй, - подколол Сельский.
Жабац поморщился.
- А это не опасно?
- Да на моей памяти ни один ещё не помер…
Доктор достал из пакета стерилизатор с инструментом.
Мефодий, чуя неладное, слинял на балкон.
- Может сперва это? – Сельский многозначительно поводил пальцем по правой части горла.
- Хорошо бы, - согласился Доктор.
Жабац начал потрошить пакет. Стоит отдать ему должное – он не поскупился. Правда, немного странно смотрелись суши и роллы рядом с бутылкой хорошей водки, но сервировка всё же радовала глаз.
Выпили и закусили молча.
Опять налили.
- Вы только это… Между нами… А-то лицензию – того… - попросил Доктор.
- Ясен пень – хором согласились Жабац с Сельским.
Закусив после второй, полуголый Доктор вытер руки об полотенце на бёдрах и направился к балкону. За ним – Сельский. Жабац театрально закатил глаза и прислонился лбом к стене.
На балконе раздался душераздирающий визг Мефодия и, почти сразу, крики снизу:
- А ну, кончай животное мучить!
- Ты глянь, и до свиней добрались, пидорасы!
- Звоните в милицию!!!
Жабацу пришлось оторваться от «стены плача» и поспешить на помощь к товарищам.
В результате недолгой возни Мефодий укусил хозяина, лягнул Сельского, но всё же с забинтованным рылом был распластан на клеёнке. Он стойко перенёс первый надрез и даже почти не дёргался, только плакал. Рыдал и Жабац, то и дело умоляя Мефодия его простить. Но зато когда Доктор добрался до сокровенного, хряк рванул изо всех сил так, что чуть не перевернул стол. Жабац зажмурился, но хватку не ослабил. Сельский же перехватил Мефодия за шею и так плотно прижал к столу, что тот даже хрюкнуть не мог. Доктор шустро орудовал инструментом:
- Ещё маленько… Потерпи… Сейчас-сейчас! За-ши-ва-ю…

Когда последний узел был уже завязан, но пока не затянут, в дверь позвонили.
Приятели замерли. Казалось, было даже слышно, как булькает в ванне брага.
Доктор затянул последний узелок.
- Кто откроет?
Сельский отрицательно покачал головой.
- Дай-ка перехвачу, - сказал Доктор Жабацу, - резко отпускать нельзя, у него шок.
- У меня тоже, - Жабац передал лапы поросёнка в руки Доктора.
- Ой!
- Что?
Доктор медленно разжал ладони. Лапы поросёнка не шевелились. Жабац прижал ухо к груди Мефодия и медленно сполз на пол без сознания.
В дверь уже громко стучали:
- Откройте! Милиция!!!
Доктор тихо сел, откинувшись, на диван, вытер рукавом пот и уставился в потолок.

7. Эпилог.

Сельский стоял перед трупом Мефодия и смотрел на свои ладони.
Надо было открывать.
Он взял поросёнка вместе с клеёнкой, вынес его в коридор и открыл дверь.
Менты опешили.
- Это вам, - прохрипел Сельский и отдал Мефодия ближайшему милиционеру. Тот - автоматически принял.
- Что это?
- Свинья… Хряк…
- Зачем?
- Съешьте…

Сельский тихо закрыл дверь, сел на пол и заплакал так, как не плакал с самого детства.