Танин Глюк : От любви до ненависти

Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь.
А.С.Грибоедов

Его душила злоба.
- Эта тварь заплатит за все! Я ее уничтожу. Растопчу. Размажу. Она заплатит, заплатит!
Ярость заполняла его до краев, как пустой сосуд, плескалась, грозя разорвать сердце. Что с ним сделала эта лицемерная гадина! Убил бы своими руками, если бы мог взглянуть ей в глаза. Ну, ничего, он и чужими может, благо должность позволяет…

А как все начиналось! Пришла такая вся блондиночка с карими глазами, стройными ногами. Сразу приглянулись друг другу, на первой же корпоративке флиртанули, правда, сорвалась с крючка, испугалась, шеф тогдашний тоже ведь глазки строил – переметнулась к нему. Ну, можно понять – дело подневольное. Отношения самые дружеские все равно сохранял с ней, помогал, чем мог, когда советом, когда машиной казенной. Как она радовалась, сучка, когда он шефом стал! А он, в эйфории от своего нового положения, уже не сомневаясь, зажимал ее в углах, лапал за упругие титьки, лез под юбку… Ему казалось – она млела в его руках, а может, так оно и было, хуй их, баб, разберет, артистки, мать их…

Нет, вроде искренне к нему относилась, даже стихи писала, сроду ему стихов никто не писал. И красив-то он, и умен, и справедлив, и надежен… Тьфу, блядь! И ведь не скажешь, что расчетливо льстила, по глазам видел – влюблена. Теперь не верится… Купился на стишки, продвинул ее, должность хорошую, престижную, дал. И через короткое время трахнул все-таки в собственном кабинете. Лучше бы удержался, дурак. Знал ведь за собой изъянец, чего полез. Держал бы сучонку на расстоянии, на поводке коротком, обжимал бы по-прежнему по углам, томил – до сих пор бы теми же глазами на него смотрела. Все пьянка – поплыл, расслабился, раскрылся. А после того траха единственного разве пришла она еще раз? Нет, и понятно почему – не произвел, значит, впечатления. Еще бы он произвел, с размерчиком его! Ведь всю жизнь комплексовал, черт дернул снять штаны перед этой дрянью неблагодарной.

Да и хуй бы с ней, но и взгляд изменился, стал критичным, что ли. Стала мнение свое, на хуй никому не сдавшееся, высказывать, иной раз просто по башке бы дал, все ей не так! Оппозиционерка хренова. Больно умная, про таких говорят. Не выветрился школьный дух вольнодумства, ох не зря ее еще в вузе ГБ за диссидентство таскала, жаль, тогда не сломали, ну, ничего, он поправит.

Как-то сами собой прекратились разговоры «за жизнь», перестала доверять, лишь по инерции еще иногда делилась чем-то. Это напрягало – он больше не был кумиром! Не был непогрешимым оракулом, перестал быть для нее решателем проблем, без которого нельзя обойтись. Он раздражался, пытался ставить ее на место, начал даже покрикивать. Глупо, конечно, ведь часто она и дело говорила, хотя признать это было выше его сил. А все характер ее дурацкий, чувствовал – считает себя умнее других! Нет, оказалась бы сейчас здесь – задушил бы, так горело, пекло в груди…

Понятно, во многом сам виноват, унижал зачем? Зачем, дурак, унижал, ведь крыса кусается больно, если в угол ее загнать! И эта сволочь, как укусила, знала больное место… Идиотка, таланты свои вздумала проявлять! Остообрыдло ей, видите ли, так жить. Рассказики она свои дурацкие публикует, реализуется таким путем, раз он на работе ей кислород перекрыл. И даже на это глаза закрывал до поры, до времени – не хотел говорить, что стукнули ему давно уже, где она в рабочее время и по вечерам зависает, чем занимается. Но ведь, дура, зачем его приплела? Зачем, кретинка, написала эти слова о нем? Убил бы гадину, если бы мог. Но и так ей мало не покажется.

Он снова закурил, пытаясь успокоится. Пальцы дрожали. Он понимал, что потерял контроль над собой, а это опасно. А если она жене каким-то образом про все расскажет? С нее станется, что ей терять – одинока! Жена, конечно, никуда не денется – сидит дома, не работает давно, но отношения уже будут не те, а оно ему надо? Или догадается, книжку напишет, писательница, во всех красках распишет все их отношения, и что из этого вышло. Ненависть перехватывала горло. Сердце билось неровно, заставляя хвататься за таблетки.

- Первым делом уволить. Нет, сначала ревизия – дал уже установку, пусть накопают как можно больше, глядишь, и под статью удастся подвести. Уволить с позором, без копейки денег, никакого выходного пособия, блядь такая, голая пойдет, попиздует по холодку… да и работу хрен найдет, тут уж СБ постарается, недаром же прикормил там гэбистов бывших, пусть отрабатывают хлеб с маслом, псы цепные. Опыт в таких делах немалый – допрессуют, дожмут, под забором будет подыхать, сучка, за то, что посмела над его бедой ухмыльнуться. Ну, еще что-нибудь придумать, хорошо бы дельце завести посерьезней, запугать до усрачки, чтобы знала, что никто и звать никак, чтобы знала, зналаааааааааааа….

***

Она недоумевала недолго. Просчитав и припомнив все его намеки на ее неадекватность, поняла, где прокололась. Невинное увлечение обернулось такой хуйней! Подловил, гад. И как подленько себя ведет, убирает ее чужими руками. Она даже не особенно ненавидела его, противно, конечно, мерзко, но что с дурака возьмешь! Да еще закомплексованного – мужик с проблемой такой, ясен пень, кучу комплексов имеет, даже жаль его, бедного…

А ведь умел справляться, по крайней мере, внешне. Внешне – просто хоть куда, настоящий мачо! Стихи ему, дура, писала – и умен, и красив, и справедлив! Тьфу, блядь! И ведь вправду им восхищалась, практически любила. Вот только не воспитали папа с мамой умения прогибаться, вылизывать начальству разные места. Вечно со своей прямотой, никому не нужной! Да и он оказался вовсе не рыцарем из ее стихов – обыкновенный мужчинка с гипертрофированным самолюбием, тщеславный и малообразованный, дорвавшийся до властишки какой-никакой и деньжат. Когда такие начинают понимать, что взгляд у некоторых подчиненных меняется, становясь критическим, пощады не жди! Нет, она могла спокойно воспринимать критику, но выходила из себя, когда он становился несносно грубым, старался обидеть или начинал угрожать. Некоторые люди думают, что когда они ведут себя как ничтожества, любой должен прогнуться, чтобы помочь им. Вот зачем, придурок, унижал ее? Ставил, типа, на место. Вот и вырвалось в рассказе словечко об ущербности его, это ж психология! Прямо из подсознания выскочило само собой после очередного его грубого наезда. А жизнь такая – стукачи кругом так и норовят шефу доносик на блюдечке поднесть, неймется им, убогим. Да и хуй бы с ними, но ведь не оберешься теперь! Закусил удила, шлея под хуишко попала…

Ладно, что плакать – не дождется! Пусть ковыряется дальше в своих дерьмовых комплексах и интригах, а ей давно было душно среди унылых или натужно веселых лицемерных рож. Уволиться – какое счастье, ведь увольнение – от слова ВОЛЯ! Так что, на волю, на волю, в пампасы! В другую жизнь!..