саня гелин : Секес

08:34  16-06-2007
Святослава Павловича – СП - застукали в лаборатории. Есть такая картина у Дали “Полет пчелы вокруг граната за секунду до пробуждения”; так вот СП застукали за секунду до оргазма. Сексом он занимался со своей аспиранткой, которая так никогда и не стала кандидатом. Не уверен, что не стала именно из-за этого случая. И дело даже не в том, что все про это узнали. Просто время сменилось, и барышня нашла себе более достойную работу.

Но все началось лет десять до того, в августе 1980 года. Только что объявили продовольственную программу, одним из элементов которой было добровольное участие всего населения в производстве собственного пропитания. То есть раньше посылали в колхоз просто так, а теперь как бы появился повод.

СП жил в старом доме, но с плохой изоляцией. Однажды вечером, после заседания приемной комиссии с коньяком, он двинул своей жене промеж глаз, да так сильно, что та упала на кровать. После того как вернулось сознание, она сказала: “Эх ты, Слава, а еще член партии!” Соседский юноша за стеной после этой фразы не смог закончить сеанс рукоблудия от смеха. А жена ушла к другому. Не так. Сначала к маме, а потом к другому. Но разводиться и скандала подымать не стала. Таким образом, удалось сохранить моральную устойчивость, что означало, женат одним браком, и избежать обсуждения, как в коридорах, так и в парткоме. И сохранить должность замдекана по научной работе. Что, кстати, доплата в 175 рублей, деньги немалые, когда здоровая бутылка портвейна – вечное ноль-семь - стоит рубль сорок без стоимости посуды.

Но те, кто надо, не простили и послали СП на табак руководителем от факультета, как вклад в выполнение упомянутой программы. Там он ее и увидел. Свою мечту, бегущую по бурьянам. Ту любимую, красивую, веселую, самую-самую. О ней он бредил сорок лет после наступления половой зрелости и пять после начала угасания половой функции.

Он сразу офигел, когда увидел ее первый раз. Это заметили все. В первый обед, по приезду в табаксовхоз, толпа сотрудников пошла в столовую, где на гигантском засранном мухами столе химиков и лириков ждал разведенный водою борщ. Безумно красивая девица, что называется, модель, шла прямо перед СП. И, когда, не доходя до навеса, она свернула в так называемый туалет, то есть к яме, сверху покрытой доской, СП поперся за ней, как за магнитом. И далее вошел в сами пределы сакрального заведения. Барышни из очереди к очку слегка взвизгнули, и наш свежезастреленный купидоном быстро очнулся и выскочил наружу. И, впервые за полгода, почувствовал нечто твердое промеж ног.

Барышня, назовем ее Таней, просто для легкости повествования, совершенно не заметила этого рыхлого и толстого мужика, который стал глядеть на нее не отрываясь, при каждой встрече. Полуметиска с огромными зелеными глазами, длиннющими ногами и абсолютно правильными формами, сейчас бы она бы запросто могла бы появиться на обложке глянцевого журнала. Но тогда, журнал «Здоровье» утверждал, что кефир гораздо полезнее совокупления, так что дело до обложки не дошло. И в провинции все это происходило, где нравы, как известно, всегда построже. Да и журналов таких еще не было.

С появлением в колхозе этой желанной, половая функция СП расправилась и довольно быстро превратилась из грустной косинусоиды в хорошую экспоненту. И еще потребовала немедленного удовлетворения. Сначала он приписал это к вынужденному воздержанию, связанному с семейным разрывом, но потом, экспериментально, доказал сам себе, что все из-за Тани.

В первый же вечер СП решил пойти в атаку. Крепко поддав в одиночку, он подошел к женскому бараку в надежде увидеть ее. Он встал у входа и минут пятнадцать обдумывал, чтобы ему сказать в качестве повода для беседы и, не придумав ничего путного, вернулся к остальной химфаковской пьяни, где уже залил желанье до потери сознания. Перед тем, как вырубиться, в припадке откровения, он открыл душу соседу за столом, который почему-то не пил.

Три дня он стеснялся позора и не выходил из своей комнаты – как руководителю, ему полагался отдельный номер с индивидуальным сортиром. Последний был, правда, тоже во дворе. Но танина красиво постриженная черная грива так возбуждала каждый раз, когда она проходила мимо окна, что СП начал выползать из барака в поле, чтобы понаблюдать за ней, а не просто мечтать о случайной встрече около умывальника. Это был своего рода подвиг, учитывая ежевечерний литр бормотухи. В первый день он придумал повод для появления и вручную изготовил журнал учета – чтобы быть как бы при деле. На второй день, не выдержав силы любовного притяжения, СП подошел совсем близко. В поисках причины для приставания он понес какую-то трескучую чушь про профессинализм, который должен иметь каждый, неважно, какую работу тот выполняет. Он даже согнулся раком, чтобы продемонстрировать, как нужно обрывать табак, рядом с ее напарницей Линой которая также находилась в известной позе. СП опустил свою опухшую рожу вниз, обхватил лапищей три нижних листа табачного куста и в эту же секунду, совершенно неожиданно, подглядел снизу грудь своей любимой, которая (грудь) бессовестно торчала из-под майки. Не в силах ответи глаз от центра притяжения, он продолжил двигаться по рядку, глядя на эту видоизмененную потовую железу. Через пару метров его башка закрутилась на неестественный угол. Когда он отвернулся, едва не свернув шею, то чуть не потерял сознание от прилива крови в половые органы. Продолжая находиться в полугоризонтальном положении, он с удивлением увидел свое естество, выпершее из пределов семейных трусов, и не решился выпрямиться. В этой позе СП пошел дальше по полю, обрывая табачные листья и складывая их на межу. Минуты через две приступ молодости прошел, и СП с облегчением медленно разогнулся, потирая виски от бьющего в голову пульса. Надо сказать, что профессионализм его не подвел, и на протяжении всего процесса возбуждения, он продолжал нести высокопарную ерунду про экономику, которая самостоятельно должна контролировать свои расходы. Но не сказал как экономика может это сделать сама.

Он не вернулся за журналом учета, который бросил в начале демонстрации своих нечеловеческих возможностей похмельного пропагандиста, и поплелся с поля, не разбирая дороги, как те зомби, которых он недавно впервые увидел по видику. Рома, который был рядом - тот непьющий месхетинский турок, которому СП открыл тайну своего вдохновения три дня до того - орлом бросился тетрадь в траве, которую забыл очарованный руководитель. Ромка глянул на обложку, и увидел на ней танины имя и фамилию, написанные раз двести подряд, все понял и принял решение.

Наверное, самым важным достижением принудительного переселения народов 30-40-х годов в наши края было то, что, кого только не было на палубе того ковчега: от обычных евреев, немцев, греков и корейцев, до чеченцев, албанцев, персов и даже загадочных ассирийцев. В 1980-х, видимо в качестве приправы, власти добавили туда кубинцев, палестинцев и даже одного экваториального гвинейца Феликса, который мог – видел своими глазами – возбудить себя и в одиночку завершить половой акт, просто сжав кулаки перед собой. Кстати, сейчас в нашем городе живет не менее двадцати феликсовичей от разных мам. Так что наличие турка не было чем-то из ряда вон.

В перерыве Рома подошел к руководителю и попробовал отпроситься домой в обмен на журнал учета. Он даже не успел выговорить суть своей просьбы, как СП выхватил тетрадку и гнусавым си-бемолем гобоя заорал, чтобы тот убирался к себе в барак, и что СП никогда ему не простит такого предательства.

Для тех, кто не в курсе, сообщаю, что турка обвинения в предательстве звучат примерно так же, как для грека обвинения в онанизме (маляка), а для русского в прилюдном оральном сексе (ёбанаврот). Ромка приподнялся на носках и ответил без страха за последствия:

– Слушай, ты, блядь, Палыч! Если еще раз такое скажешь, то я тебя прирежу, несмотря на твою великую должность. Лучше даже не так. Я тебе пидарасу молотком повыбиваю все зубы, а потом им же разобью твою голову, несмотря на то, что ты мой руководитель! – вежливо сказал он, для чего-то упомянув в последней фразе, что он имел сексуальные отношения с матерью СП.
– А что я такого сказал? – не понял причины возмущения сын упомянутой матери.
– Вы сказали, что я вас предал, - Ромка вернулся к вежливому обращению.
– Зачем ты взял мою тетрадь?
– Чтобы спасти вас!
– С чего ты взял?
– Да я же все вижу!
– Что ты видишь?
– Как вы за ней ходите и пишете ее имя по триста раз в день! Да ты же мне сам все рассказал, - неожиданно он снова перешел опять на “ты”.
– Ну и что из того, что она мне нравится.
– Да ничего, - неожиданно остыл Ромка. – Отпустите меня, пожалуйста с сельхозки.

С похмелья СП не понял самой первой ромкиной фразы. Но вопрос об отъезде заставил его задуматься на минуту: “Ели отпущу этого гада сейчас, то начнут отпрашиваться все подряд. А если не отпущу, то он всем расскажет. Хотя может и не расскажет…”

– Молодой человек, как вас зовут?
– Рамис, но по-русски меня зовут Рома.
– Рома, давайте, - он тоже перешел на “вы”, подчеркивая серьезность разговора, - побудете еще пару дней, а потом я вас отпущу, как будто у вас кто-то заболел.
– Нет, так не пойдет, - теряя темп, попробовал заупрямиться потомок насильственно переселенных месхетинцев, - мне нужно сегодня уехать. Завтра пятница, базарный день: я тут херней занимаюсь, а дома помидоры гниют.

С запозданием на пять минут до СП дошло, что он встал на одну доску с недоученным студентом, и он перешел в атаку, привстав на носки:

– А что это вы, молодой человек, со мной так разговариваете. Вы на каком курсе?
– На четвертом!
– На четвертом? – переспросил СП. В свои двадцать, мохнатый и лысоватый Ромка выглядел опытным осеменителем, - а почему вы не на целине, как все ваши однокурсники?
– Да я вот...
– Что вот?

Турок понял, что этот алкаш может докопаться до фальшивой справки, конверта и коробки конфет, которые он отнес в деканат, и опустился с носков. СП тоже просчитал последствия ромкиного знания и тоже перестал приподниматься на носках.

– Я единственный кормилец моих родителей, - соврал турок, мысленно попросив прощения у пророка.

СП еще раз задумался, что было непросто, и принял решение.

– Вот что, Рома, давайте сделаем так. Я отпущу вас, помочь матери в выходные, но вы вернетесь к утру в понедельник.
– А можно, я совсем уеду. Я готов возместить...
– Чего? – заново взвился СП. – Чего возместить? – поборов искушение, восликнул СП.
– Нет, ничего, извините. Я буду в понедельник.

Рома помчался по пыльному проселку прямо к автобусной остановке, а СП на полусогнутых поплелся в барак, разрывая обложку журнала учета на мелкие квадратики.

Утром в понедельник СП увидел новенький ярко-красный жигуль, припаркованный прямо к его окну. Угар выходных превратил его в животное. Он зарычал от оскорбленного социального чувства – тогда машины были редкостью у интеллигентской прослойки - но в ту же секунду увидел ящик плодово-ягодного вина в пол-литровых бутылках, который Ромка боком заносил через полуоткрытую дверь.

– Это вам от моей семьи.

Собрав остатки воли в кулак, СП присел на кровати. Это было последнее, что он смог. Сил отказаться от подарка у него не осталось. СП хмыкнул, подбирая слова, а Ромка выскочил на улицу, чтобы перепарковать машину подальше от барака.

Остатки недели прошли в калейдоскопе винных этикеток. Он забыл про Таню, а в среду забыл даже, что он еще и руководитель, замдекана и старший научный сотрудник. И полдня проработал на поле как все. Его запой не произвел никакого эффекта на качество и объем работы подчиненных: включившийся автопилот руководителя ухитрялся нагонять такой страх на вынужденных колхозников, что даже заподозрить, что командир этого автопилота находится в сумеречном состоянии, не было никаких оснований.

В пятницу вечером он опомнился в машине, сидя на переднем сиденье. Ромка спрашивал, куда его везти. СП ответил, что к “Cтоличному” гастроному, где он жил неподалеку. От тряски и резких остановок - Рома только что купил права и пока плоховато ездил - СП понемногу пришел в себя и даже пригласил добровольного водителя к себе в лабораторию, чтобы, как он сказал, познакомиться поближе. Ромка ответил, что придет и добавил, что он не пьет. СП бурно отреагировал, что он тоже не пьет, а приглашает Ромку выполнить дипломную работу.

Через пару недель в дверь 415-й робко постучали, и СП едва узнал Ромку в очень прилично одетом молодом человеке. А Ромка не поверил своим глазам, признав в интеллигентно выражающемся мужчине, того колхозного алкаша. Они проговорили минут пятнадцать, и через две недели турок надел свой первый прожженный халат.

С СП оказалось все гораздо лучше, чем могло показаться по колхозному опыту. Он дал новому дипломнику довольно толковое задание и помог запустить работу. Через пару недель все уже привыкли к Ромке. Да и как не привыкнуть – у него всегда были деньги взаймы. И еще очень вкусные продукты, которыми он начал делиться со своими новыми коллегами. Но это все быстро надоело: деньги не возвращали и делиться гнилой краковской не спешили. Ромку больше всего раздражали бесконечные чаи. Обеденный перерыв часто продолжался до трех, а уж в пять в лаборатории никого уже не было.

Темным октябрьским вечером, когда новые коллеги свалили по своим важным делам, он привел ее в лабораторию. Еще в колхозе он выяснил, что Таня была вечерницей, и что ее занятия начинаются около шести. Что она живет с мамой, и что ей очень не нравится ее работа. Ромка налил чаю из стеклянной колбы и предложил свой план: он позовет сюда СП, а она познакомится с его руководителем. Начнем разговор, и ты, мол, скажешь, что ищешь работу. И у них, наверняка, есть бюджет для одной лаборантки. Ну а дальше я выйду, и ты сама обо всем договоришься.

Он прочел вопрос на танином лице, и как ни в чем не бывало, сказал:

– Да чё там, просто улыбнись ему, и все получится.
– Что получится?
– Ты что, дура? Он тебя сразу возьмет к себе в лабораторию.
– А кто это он? – Таня, как и положено красивым барышням, была безнадежно глупа и не замечала никого вокруг.
– Ну кто-кто? Святослав Павлович!
– Это тот, что был в колхозе начальником, что-ли?

Ромка кивнул, а Таня резко встала из-за стола, едва не перевернув круглую колбу с чаем.

– Я не смогу с ним говорить! И вообще, я пошла. Ну его к черту. У него так воняют подмышки, что с трех метров слышно.
– Я ему скажу, и он помоется, - зачем-то начал оправдываться Ромка.

В этот момент в лабораторию ввалился СП. Он снова чуть не потерял сознание от возбуждения, но быстро пришел в себя.

– О, чай готов! – притворно обрадовался он, - а я тут конфеты принес! Садитесь, барышня, - обратился он к Тане. (Коробку конфет он купил для зубной врачихи).
– Да я убегаю, мне пора на лекцию! – ответила она.
– Подождет ваша лекция, - по-отечески загулил СП. Я с любым тут договорюсь! Присаживайтесь, я прошу вас.
– Нет-нет. В следующий раз, - девчонка сделала последнюю попытку удрать.

СП поглядел на Ромку в отчаянии. Ромка вскочил и безо всяких церемоний усадил Таню за стол.

– Подождут занятия! Не переживайте, Таня! – продолжал СП, от волнения проливая чай мимо стаканов.

Работа была нужна, чтобы оставаться вечерницей, и Таня сдалась. Та станция переливания крови около Зеленого базара, где она работала в лаборатории последний год, ее достала до чрезвычайности. “Да и что может сделать с ней этот старый дуралей“, - подумала она в рифму. Они просидели с полчаса втроем, затем Ромка, как и обещал, вышел. Еще через пять минут она писала заявление на работу под диктовку. СП вел себя достойно, несмотря на хроническую эррекцию и непреодолимое желание трахнуть ее прямо на столе. Он устроил ее не к себе, а в подвал к Мише по фамилии Гинсбург, а по кличке Габсбург. Кличку тот придумал сам, и активно ею пользовался, когда говорил о себе в третьем лице.

Таня стала ходить на химфак. Через неделю СП спустился к ней и попробовал поговорить. На танином столе что-то кипело и стреляло, так, что она даже не слышала как кто-то вошел. СП предусмотрительно надел плавки, чтобы не выказать своего желания. И сделал это не напрасно. Он подошел к ней так близко, что Танька подпрыгнула от неожиданности и сильно покраснела. СП чуть сразу не кончил.

– Предупреждать надо, - смогда сказать она нервно смеясь, подумав, что термин “старый использованный гондон” очень подошел бы как обращение к этому идиоту.
– Да я и не прятался, - хихикнул привычным фальцетом СП, протягивая руку к ее талии.

“Ну пусть подержится, - подумала Таня, не уворачиваясь, - все-таки же устроил меня сюда”. СП прикоснулся к объекту сначала рукой, а потом и причинным местом. И полетел. Такого с ним еще не было никогда. Даже в сексуально-голодном детстве. Он крякнул селезнем, и вышел из лаборатории не прощаясь. Таня ничего не поняла, и продолжила кипятить какую-то дрянь. Через минуту вошел Ромка и спросил, не видела ли она СП, на что Таня ответила, что тот заходил, но всего на несколько секунд.

Ромка нашел СП только поздно вечером в стеклодувной. Руководитель был в никаком состоянии, но сиял как признаки первичного сифилиса. Ромка повез его домой. В машине попросил ускорить написание плана дипломной работы. Пьяный СП пообещал сделать все, если турок поможет ему.

– Чем помочь-то?
– Ты что, не понимаешь?
– Понимаю. Но ты то, Палыч, понимаешь, что она младше тебя на тридцать, а то и больше лет?
– Понимаю, потому и прошу твоей помощи.
– Я подумаю, - ответил Ромка.

В понедельник он пришел к Таньке в лабораторию.

– Таня, ты хочешь перейти на дневное отделение?
– Ну не знаю, но было бы неплохо.
– Все зависит от него. Захочешь – он переведет.
– А что мне нужно сделать?
– Дай ему, и все получится!
– Что дай?
– То и дай! Что у тебя убудет? И закончишь химфак быстро и эффективно.

Таня аж присела на стул.

– Но я ведь не люблю его, - несмотря на свою густо раскрашенную физиономию и соответствующую репутацию, Таня оставалась тайной девственницей.
– И не надо любить. Просто побудь с ним. Я все организую.
– Что ты организуешь?
– Я получил в профкоме две путевки на лыжную базу в эти выходные. Просто побудь с ним и все. Всем от этого будет только хорошо.

На базу приехали в переполненном автобусе. Только они двое без лыж. СП пер пол-ящика шампанского, а Таня везла пачку презервативов. Это были первые импортные индийские гондоны. Их дала ей ее подружка со странным именем Эмилия. Милка была соседкой и уже самостоятельно воспитывала двухлетнего матерщинника.

Как профессиональные конспираторы, они записались в гостинице с интервалом в полчаса, хотя автобус ездил раз в час. Ромка не обманул. Номера были одноместные. Таня вошла в прокуренную конуру и легла на кровать, не раздеваясь. Она представила его гнилые зубы и мерзкое пузцо и заплакала от жалости к себе самой. Она лежала минут сорок, просчитывая все варианты, включая месячные, усталость, опьянение и прочее, что могло бы спасти от. Она привстала и выглянула в окно, прыгать было высоко и умирать совсем не хотелось. СП за стеной напевал “Взвейтесь кострами”, подбадривая свое либидо.

В дверь резко постучали. Таня вскочила, открыла и увидела Милку. Та схватила ее за руку и молча потащила вниз по лестнице. У входа стоял КамАЗ, в который они запрыгнули и понеслись по серпантину горной дороги. Таньку продолжало колотить, то ли от счастья, то ли от страха за последствия. Милка же хватала водилу Толика за все места и счастливо верещала, что спасла Таньку от чудовища. На повороте обладатель КамАЗа не смог выйти из заноса и самосвал стало крутить. Машина успела сделать три оборота вокруг своей вертикальной оси, за которые Таня успела попрощаться с мамой и пообещать дать первому кто попросит. Грузовик ударился о придорожный столб и повис одним колесом над обрывом. Толик ловко вывернул машину назад на трассу, и через час они сидели у Милки дома. А через два Толик трахнул обеих. И не заметил ничего.

В понедельник Ромка ворвался в подвал. Он стал орать, как профессиональный сутенер, требуя объяснений. И еще сказал, что ее паспорт – у СП. Тот забрал его из регистратуры, вмместе с танькиной сумочкой и фотографиями, оставшимися в номере. Таня ответила, что объяснений не будет, и что он может убираться отсюда. А СП пусть подотрет жопу ее паспортом. Ромка замахнулся ударить, но Таня увернулась, схватила гаечый ключ 34 на 36, который она припасла в предчувствии разборки, и ударила им со всей силы о металлический стол. Ромка продолжал наступать, и еще одна затрещина пролетела в миллиметре танькиного левого виска.

На грохот вбежала Лина, которая вечно мешалась под ногами. Есть такой тип людей, которых встречаешь всегда. Иногда даже там, где не ступала нога человека.

Ромка вышел из лаборатории, громко матерясь, а Танька села на стул и стала смотреть сквозь стену перед собой. Лина обняла красавицу, с которой безуспешно пыталась подружиться весь колхозный август. Таня узнала Лину и громко разрыдалась.

Больше она не появилась на факультете. Она успела выскочить из страны под планку, точнее через забор, через который никто не смог перепрыгнуть с восемдесят второго до начала перестройки. Оказалось, что Таня наполовину бухарская, и ее отец, давно уже сбежавший от своей чингизской жены в Израиль, прислал дочери приглашение и денег на скорый свал. Через полгода Лина натолкнулась на свою бывшую знакомую в Москве у голландского посольства.

СП не простил Рому. Он перестал с общаться с турком накоротке, а тот еще лет десять отирался в лаборатории, не в состоянии понять, чего от него хотят. Святослав Павлович пользовался танькиными фотографиями до самого появления порнографии в открытой продаже и даже потом. Однажды ему удалось уговорить аспирантку. Та искала скорее разнообразия, чем удовольствия. И, когда СП возбудил себя при помощи Тани в купальнике, и даже снял штаны, дверь даборатории открылась и туда заглянул бывший парторг.

Никакая виагра и никакие фотографии больше ему не помогали.

Милка же купила национальность в девяносто шестом и переехала к Таньке вместе с Толиком. Ее тот малолетний бандит сейчас охраняет Голанские высоты в чине капитана. А у Тани развился вагинизм. Через три года безуспешного лечения, в восемдесет пятом, израильский врач сказал, что “секес” ей уже не грозит. Так что свою собственную Милку она родила от донора.