Maksim Usacov : Совесть, 200 грамм

Вопреки всем прогнозам в доме никто не умер. Из мэрии даже прислали человека, чтобы он всех пересчитал. Трое дюжих молодцев, что дежурили у двери в подъезд, пропустили плюгавенького мужичка вперед, а один из них, главный, потрусил следом, как бы охрана. Внутри стоял тяжелый запах человеческого дерьма.
– Все срут? – поинтересовался мужичок.
– Да Иннокентий Семенович, – ответил старший охранник. – По-моему, как только трубу забили, даже больше срать стали.
– Что же они жрут, раз срут? – спросил Иннокентий Семенович, но охранник только молча пожал плечами. Представитель мэрии хмуро посмотрел на охранника, – Ну ладно, показывай: кто тут остался?
– Да кто остался? Мало кто. Тут считай двое на третьем этаже. Муж и жена. Семья значит. На втором дед один и тоже семья, мама с дочкой, муж давно помер. А на первом профессор значит остался.
– Буйный тот? С пирамидой на голове? – вспомнил Иннокентий Семенович.
– Ага.
– Ну, к этому не хочу. Он точно живой? – скривился мужичок.
– С утра пел свои, эти, молебны, – ответил охранник.
– Это хорошо. Давай на второй, – распорядился представитель мэрии и бодро начал подниматься на лестнице. Охранник аккуратно последовал за начальством.
Лестница единственное в этом доме, что Иннокентию Семеновичу нравилось. Он даже с рабочими договорился, которые дом разбирать будут, чтобы аккуратно разобрали и на дачу ему лестницу вывезли. Мраморная, сколько её лет, даже представить страшно, а ведь не трещины, не отломилось ничего. Куда ее, правда, пока не придумал, но пусть пока полежит, пролетов, шесть, нет, семь. Иннокентий Семенович – хозяйственный. Пристроит.
– Вот значит! – произнес охранник и толкнул ногой дверь. Та оказалась закрытой. – Ну, вот заперлись значит. Ничего.
Охранник полез в карман и достал ключ. Дверь оказалась несмазанной и страшно скрипела. Маленькая коридор, затхлый запах. Отвратительно. «Такое не то что сносить надо, а сжигать» - подумал Иннокентий Семенович. Квартирка была страненькой. Он огляделся. Огромное количество книг, а стула нормального нет. И книги вроде и правильные, вон Пушкин, Пастернак, но какие-то странно затасканные, в руки брать противно. У самого представителя горсовета книги – любо-дорого смотреть, чистенькие, ровненькие, где принято с теснением, детективчики разноцветные – все честь по чести. А тут…
– Вот, – подвел главный охранник к жильцам. Молодая женщина сидела, тупо уставившись в стенку. На коленях у неё сидела девочка, которая, громко чавкая, сосала её грудь. Тоненькая струйка крови стекала у мамы между грудями.
– Ну-ну, – пробормотал начальник. – Девочки восемь лет?
– Восемь, – начальник охраны кивнул и, засунув руку под рубаху, почесал свое пузо. – Но она и раньше живым ребенком была. Помню, как бегала, грязь в нас бросала, когда коммуникации отрезали и решетки устанавливали. Даже чуть не сбежала.
– Как бы этот милый ребенок матушку не съел, – задумчиво произнес Иннокентий Семенович, пытаясь заглянуть в глаза женщины и найти там хоть немного смысла.
– А вам принципиально кто документы на квартиру подпишет? – поинтересовался охранник. – Девочка или мамаша её?
Представитель мэрии задумался.
– Девочка даже лучше, – ответил он. – Попечительство и даже денег давать не надо, – Иннокентий Семенович замолчал, задумчиво посмотрел на женщину и её дочку, которая принялась за вторую грудь, – Хотя такая… еще неизвестно. Не хотел бы я, чтобы меня собственные дети так. Сколько им уже запрещено выходить из дома?
– Ну, где-то недели три… – прикинув в уме, ответил охранник.
– И не подохли еще, – удивился представитель мэрии и почесал затылок, – не сиську же она сосала все это время? А? А мать чем питается? Духом святым?
Охранник только промычал что-то в ответ.
– Ну ладно где там твой старик? Показывай, – произнес Иннокентий Семенович и сам себя успокоил: «не вечно мамкину сиську сосать, скопытится».
У старика оказалось не заперто. Собственно двери вообще не было. Внутри тоже ничего не было. Стены и потолок. Иннокентий Семенович посмотрел вниз. И грязный, очень грязный пол. Хозяин квартиры сидел голый в большой комнате в позе лотоса и гудел.
– Они все такие? – тихонько спросил представитель мэрии у охранника.
Тот тоже что-то прогудел, а потом неожиданно тихо, шепотом добавил:
– На третьем вроде нормальные, – подумал еще чуть-чуть, и видимо усомнившись во всем на этом свете, присовокупил к сказанному: – Но не мрут.
Представитель мэрии вздохнул. Когда он брался за кураторство этого проекта, все виделось ему гораздо приятственей, чище и благородней. Жильцы тихо и смиренно выселялись в дальний пригород, напуганные грозной силой постановления, рабочие быстренько разбирают, а строители с радостью возводят. Не строят! Нет. Именно возводят сорокаэтажный бизнес-центр, сотканный из металлоконструкций и стекла. А что взамен? Что вместо мечты? Бардак, господа, форменный бедлам.
– А этот тоже святым духом на обед питается? – тоже тихо спросил Иннокентий Семенович.
Охранник попытался что-то ответить, но его прервал старик.
–Не кощунствуй ирод! – громко произнес он, не оборачиваясь. – Ем я не столь питательное, как святой дух, ибо грешен я.
– А что же… дедушка, кушаете тогда? – примирительно поинтересовался Иннокентий Семенович.
– Собой ирод, собой, – произнес старик и гордо ткнул пальцем в потолок.
– Ногу что ли отрезал? – спросил охранник и стал подозрительно посматривать на старика, для верности даже обошел.
– Не ногу, более ценным для организма, – ответил старик загадочно.
– Не надо мне тут загадками, – грозно произнес представитель мэрии, которому изрядно надоел и дом и безумство, – Продукты вам уже давно не проносят, тройное оцепление, милиция, армия, милиция. А вы уже своим дерьмом весь дом провоняли. Срети ого-го. А где еду берете?
– Из себя, – ответил старик.
– Эх-ма, – вздохнул охранник и ногой легонько пихнул старика в спину. – Тебя человек спрашивает, между прочем, не просто так интересуется. Он… – в самом неудачном месте задумался охранник.
– Выполняет распоряжение гражданских властей избранных прямым волеизъявлением граждан, – подсказал Иннокентий Семенович.
–Во! Правильно, – согласился охранник и пнул старика чуть сильней.
Старик с трудом поднялся и посмотрел на них.
– То чем питаюсь я у вас отсутствует, – сказал он.
– А ты проверь, – завелся охранник, грозно засверкав глазами, а Иннокентий Семенович презрительно скривился. Это они умели.
– Совесть у вас есть? – спросил с усмешкой старик.
– Не шути тут мне! – прикрикнул Иннокентий Семенович, тоже понемногу заводясь.
– А у меня есть, – гордо заявил старик. Вдруг из воздуха материализовался граненный стакан и плавно опустился в предусмотрительно открытую ладонь старика.
– Опа, бля! – восхитился охранник.
А представитель мэрии побледнел. Старик подошел к ним со стаканом и протянул его Иннокентию Семеновичу. Тот автоматически взял. Никак не смог перебороть рефлекс.
– Вот, совесть моя, во мне. Концентрированная, она питает меня! Она дает мне силы! Она единственное, что не могут у меня отобрать! – прокричал сумасшедший старик.
Иннокентий Семенович, будто загипнотизированный, отпил маленький глоточек. Жидкость чем-то похожая на мед, только горьковатая больше, чем сладкая, обожгла рот. Он с трудом глотнул и зажмурился. Охранник испуганно посмотрел на него, ожидая, что тот сейчас упадет. Но представитель мэрии падать не стал. Вместо этого он развернулся и пошел к выходу из квартиры. Охранник погрозил кулаком старику и пошел вслед за начальством. Они молча спустились на первый этаж и вышли из дома. Только тут Иннокентий Семенович остановился, посмотрел на зарешеченные окна без стекол и тихо выругался. Он поднес стакан к носу, понюхал и медленно вылил его содержимое. Потом повернулся к охраннику и произнес.
– Эх, друг мой, а сожги-ка всю эту халабуду к чертям собачим.
–А лестница как же? – удивился охранник.
–Сожги. Ну эту лестницу. Не будем мелочными…