Кобыла : Сестричка

Что, Сашо, от винта? Отшила? Ну и правильно, нах здесь этот треп нужен? Брата-ан, три года не виделись, а ты телок за стол тащишь. А? Да-а, корма отменная, супер корма… Сашо, а ты глаза её видел? Пустые глаза такие, рыбьи, как запотевший иллюминатор. Глаза, они как,.. Вот ты собакам в глаза смотрел? Да не-е, Санек, не накатило, хотя ещё тот приход… Служба? А, все то же. Слыхал, «Киров» под нож решили, итальяшки займутся. Не-е, без мазы, столько лет на «Звездочке» гноили, пока не развалился, бабла не нашли! А как недостроенные корабли китаёзам за бесценок продавать, тоже бабла не хватало? А авианосцы новые, БПКа, ЭМы на металлолом? «Хабаровск», «Гневный», «Владивосток»! Откатами б, падлы, подавились…

А-а-й, давай, братан, за РВСН! За наши боевые головки!

У-ух! Хороша, зараза. Не шило квасить. А про глаза, Сашо… Меня сразу после училища в Северодвинск забросили. А мы с Нинкой, с первой, только из ЗАГСа. Ох, как она этот Северодвинск увидела!.. Серость, грязь, трубы дымят, «фаллические символы брегов». Море? Да, мелкое оно, Саш, грязное, холодное, в мазуте все. Ну, ясно не на курорт приехали. Год по съемным квартирам мытарились, Нинка ж в общагу не хотела. Правильная у меня была, по понятиям. Веришь, ничего для нее не жалел, как пацан бегал. Туфельки-муфельки, помадки-прокладки. Ну, тут хату, наконец, выдали, служебную, сам знаешь: гальюн течет, ржавое все, ремонт делать надо. А Нинка через неделю психанула, вещи собрала и к маме в Питер. А у меня одно к одному - друган увольняться решил. Димон Кемешев, Красноярск. Знаешь, Саш, смотришь на человека и понимаешь, что ни-ког-да больше его не увидишь. В общем, забухал я конкретно. И возвращаюсь на борт, в декабре было, а меня даже через КПП не пускают. Зинка, ВОХР, ещё та Клава была. Мужикам, что ли мстила? Мол, Вам на причал в таком состоянии нельзя, начальству доложу. Ну, я мичмана своего вызвал, а он мелкий такой, по грудь. Дотащил меня до каюты, свалил на койку. А утром ещё кофе с абстенухи пару чашек и, чую, поплыло все, сердечко тук-тук-тук. Вот так в госпиталь и загремел.

Во, Санек, и ты туда же – сестри-ички! Да, была одна - так, ничего особенного, маленькая, худенькая. Месяц проваляйся – со скуки любая Клаудией Шифер покажется. В общем, увлекся я ей. Приятно – лежишь один, казенный халат, пустая тумбочка, ни тебе горячих котлеток в баночке, ни печальных родственничков, а тут приходит - смущается, краснеет. Милая такая. Ну, завертелось у нас то, сё… А как выписываться, ну, неловко как-то перед девчонкой, жалко. В общем, позвал к себе. Знаешь, светилась вся, глазки сияют – солнышко!..

Первый день, Саш, после службы пришел и обалдел. Палуба надраена, носки перестирала, занавесочки какие-то развесила. Словом, взялась за меня. Готовила классно. Мне на службу, а она после дежурства, не спавши, качается, а мне завтрак, все горячее. И в постели старалась, знаешь, как школьница на уроке, и, главное - ничего не требует!

Долго, Сашо, года два прожили. Странная она была, все молчит, заору, а она на шею бросится, руками обхватит, дрожит вся. Знаешь, плакала, что я с ней в гандонах спал. Не, ну при мне держалась, а из ванной выйдет - глаза красные. Понятно, по-настоящему все: семьи, ребёнка хотела. Ну, не мог я, не любил я её, после Нинки все перегорело.

Давай, Сашо, за тех, кто в море!

А потом как-то лежим в постели, а она остановилась, отвернулась, губки надула. Я ей, Кис, что-то не так? А она – все не так! Холодно все, зябко, пресно!

Понятно, не подумавши ляпнула. Не, ну ты понял, такое мужику сказать! А мне не пресно? Научилась бы чему, а?! На себя взгляни! Девушки, там, краситься должны, салоны, маникюры… Какие там салоны. Она же все для дома, на еду, где только доставала?! Деньги у нас порознь были. В общем, разорались, Саш. В первый раз. Конечно, наболело у девки. А меня разобрало. Вроде кто она мне, а тут осмелела, права качает. Короче, переклинило, врезал я ей. Саш, никогда не думал, что женщину ударить смогу. А тут, ну, не знаю, может, потому что тихая была, безответная.

Она? Думал визжать будет, плакать. Не-е, встала, молча на кухню вышла. Подождал, захожу, она голышом на табуретке сидит, руками колени обхватила, в мурашках вся, дрожит. А ещё луна за окном, небо звездное, мороз... Я ей, прости, Кис, сорвалось, пойдем. А Киса как зомби на табуретке своей качается, глаза как от герыча блестят и стихи мне чеканит:

…………………Хороша ты, игривая белочка, в норке вся, знать умела ласкать,
…………………А слабо, белокурая девочка, как и я, кончик бритвы лизать?

А, Сашек? Во замутила! Это она о Нинке. Нинка в белый красилась, у меня фотка её на полке так и осталась. «Бритву лизать»! Мазохистка! Знаешь, ведь она специально нарвалась, чтоб себе больнее было. Это она, Саш, себя ненавидела, а по-другому не умела.

А я что? Упрашивать что ли буду? Ну, нет, так нет, сиди, мерзни. Пошел один досыпать, утром на вахту, потом на другой борт - кореш каплея получил - обмывали, в клуб пошли - девочки, дискотека…

Домой возвращаюсь, думаю, ныть начнет, концерт закатит. Саш, дверь открыла – не поверишь, улыбается, причесочка, губки накрасила, бельишко новое. Исправляется. Сань, передо мной исправляется! В глаза заглядывает, старается, с кухни запахи… Наготовила как на Новый год. Винцо поставила. А мне после шила так хреново. Ну, пристает, лезет. Что ты такой усталый, не хо-очешь, служба удовлетворяет? А я с дуру и ляпнул - что не понятно, почему удовлетворяет?! У меня, что болеть все должно после таких финтов? Терпеть, что ли буду?

И тут, Сашо, она как очнулась. Не, ну как маленькая была, не знала, что у меня телки другие были? На что надеялась?

…Знаешь, ме-едленно так на колени опустилась, брюки мне расстегнула и в глаза смотрит. Ласкает, а у самой слезы текут. Я её на руках отнес, так у нас в тот день было! Круче, чем тогда, в госпитале…
А на следующий вечер вернулся – пусто, никого, ключи в ящике. Ушла сестричка…

Видишь, Сашо, все прощала: что забивал на неё, орал, пьянки-гулянки прощала, не дарил ничего, гальюн заблеванный прощала, что ударил её…. а измены не смогла. Не знаю, может, потому что первый у неё был. Потом озлобится с мужиками, ссучится. Хотя не в кого – у неё кроме бабки в Архангельске никого не было. А я, Саш, даже вздохнул как-то. Свободно так стало, легко. Потом меня в Мурманск перевели. Зашел в госпиталь, ну, попрощаться там - не её смена была. Думал, перееду, позвоню, но все как-то завертелось, руки не дошли. Так и разошлись дорожки…

Фаллические символы брегов тебя встречают в доках беспристрастно…
И это её.
Да, Сашо - я тоже стихов не люблю.