Адвокат : Погром (предисловие)

В конце 80-х годов прошлого века литературный процесс отличался обильным калометанием, что было вызвано, в первую очередь, тогдашней общественно-политическая обстановочкой. Зрелище, надо сказать, было презабавнейшее.
Развернувшаяся во времена правления Горби в обществе дискуссия о том, в какую сторону развиваться стране, именовавшейся тогда СССР, вовлекала колоссальное количество людей из самых широких социальных слоев. Парткомы были в реальном ахуе, когда члены КПСС с двадцатилетним партийным стажем бросали на стол партбилеты; люди, которым в те времена было за сорок в большинстве своем не врубались в то, насколько серьезные перемены происходят в общественном бытии и сознании, причем вопреки их собственной воле и без малейшего для них шанса каким-либо образом на эти процессы воздействовать.

Литераторы тогдашние (или песатели, - кому как нравится) в стороне, естественно, не оставались. Начиная примерно с конца 1986 года началось глобальное высиралово со стороны окололитературных местечковых, - тех, кого их оппоненты-патриоты именовали «демократами» (дерьмократами, жыдо-масонами, агентами ЦРУ, МИ-5, Моссада, вырожденцами и т.д., имя им – легион (с) Г.Климов).

Кем-то эти высеры - в адрес, поначалу, сталинизма, позже – в адрес уже и России, и Русского народа в целом, воспринимались как позитив, как свежий ветер перемен, как продолжение традиций «критиков-демократов» первой половины 19-го века и, впоследствии, народническо-просветительской доктриной. Кому-то была духовно ближе сталинская концепция: Союз Писателей СССР как одно из подразделений Министерства пропаганды (которого официально как бы и не существовало, но реально его функции осуществляли отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС, Главлит, Министерством культуры и, собственно, творческие союзы - писателей, художников, композиторов и т.п.)
Неизбалованной в советские времена публике, не имевшей возможности (за исключением немногих, имеющих доступ к «самиздату» и переводной литературе из спецхранов) открылись неслыханные доселе возможности для чтения и, что самое главное, для обсуждения прочитанного.
В среде московской «читающей» публики примерно к середине 1987 года в целом сформировалось две противоположные точки зрения на то, как должна развиваться страна: «традиционно», «по-рассейски», автомономно-славянофильски, особым российскми путем и т.п. (всех позиций не перечислить) или же стоит воспринимать западные духовные ценности: капитализм, рынок, культ потребления, протестантскую этику, - то же самое: все не дано охватить нам и даже на сегодняшний момент осмыслить. Пусть будут, условно, патриоты и демократы; те, кто помнит общественно-политическую лексику конца 80-х поймут, о чем речь идет. И объяснят тем из молодых, кому это покажется интересным.
Мне, в то время студенту-первокурснику, после тусклой унылости брежневско-андроповских времен вся движуха, именуемая тогда «перестройкой» и «гласностью» казалось чрезвычайно увлекательной.

«Патриотическая» точка зрения объединила всех несогласных с «демократическими преобразованиями» - от великодержавных монархистов и густопсовых патриотов до сторонников ленинизма, сталинизма и руководящей роли КПСС. «Демократы» были крайне активны по месту работы (в основном академические институты и прочие НИИ, где создавались первые ячейки «народных фронтов») и сплочены вокруг периодических печатных изданий типа «Московские новости», «Огонек», а чуть позже и «Знамя», «Юность, «Дружба народов». В патриотической же среде были популярны «Советская Россия», «День», «Наш Современник», «Москва», «Молодая гвардия». Публика, противостоящая «демократическим преобразованиям», была весьма разношерстной.
Что же конфликтующие группировки, в основном из среды московской интеллигенции, могли в этих изданиях почитать? Что представляло собой такое уникальное (в мировом масштабе!) общественное явление, имевшее место в Советском Союзе конца 1980-х, - ТОЛСТЫЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ЖУРНАЛЫ?
Их было (общесоюзного масштаба) около полутора десятков, причем большинство из них «поднялись» в начале 60-х годов во времена так называемой «хрущевской оттепели». На тот момент, когда я начал интересоваться политикой (примерно 1978 г.) мои родители выписывали «Литературную газету», журналы «Новый мир» и «Иностранную литературу»; в 1990 году я вынимал из почтового ящика уже около десяти наименований печатных изданий. Срач был глобальным. Единственным изданием, кто пытался более или менее занимать позицию «над схваткой» был журнал «Новый мир», воспринимавшийся многими, отчасти, как официоз, поскольку с персонального разрешения члена Политбюро А.Н.Яковлева этому журналу высочайше соизволено было публиковать всего Солженицына. В остальных же литературных журналах собственно литературного контента было немного. В изданиях «демократических» публиковались закрытые ранее исторические документы, разоблачались преступные действия государства во времена правления Сталина, а позже и Ленина; одновременно авторы таких разоблачений в свою очередь, разоблачались журналами патриотической направленности как жыды, масоны и агенты ЦРУ.
И с той, и с другой стороны в дискуссиях принимали участие, по большей части, весьма известные и уважаемые в те времена люди (не хочу называть пока фамилий, об этом позже). Собственно литературные произведения занимали не более 25-30 процентов контента литературных журналов, как демократических, так и патриотических. Остальное место занимал банальнейший срач, который можно сравнить, разве что, со срачем fuckru.net и udaff.com. пару лет назад. Срач был, по нынешним меркам, абсолютно интеллигентным, думаю, что из нынешней КК-аудитории мало кто понял бы, из-за чего ведется срач, да и срач ли это вообще. Но, так ли иначе, зрелище было весьма забавным. С некоторой долей упрощения можно даже сравнить тогдашние толстые журналы (вернее, полемику, которая велась на их страницах) с некоторыми из нынешних КК-интернет-ресурсов.
В то время, конечно, жить было не слишком комфортно, в частности потому, что очень много времени тратилось на поиски алкоголя. Вместо того, субботним утром пойти в районную библиотеку и ознакомиться с содержанием двух-трех журналов (выходили они в основном ежемесячно) мне приходилось с трехлитровыми банками объезжать район в поисках палатки, в которой можно было взять разливного пива (про бутылочное, был момент, и вовсе забывать уже стали, но я, собственно, не об алкоголе речь веду, отвлекся лирично, гы-гы-ы).
В очередях за водкой и табаком по талонам (в Москве!) ругали Горби с супругой его кроткою – матерно, в этажей несчитано; вполне естественно, что перестройка-гласность-демократия ассоциировались у подавляющего большинства советских граждан, проводящих в этих очередях все свободное от работы время, с отсутствием или крайне сложным, а также денежно-, энерго- и временно- затратным процессом добывания алкоголя, что, естественно, популярности реформам не прибавляло.
Однако, разговорами в очередях да на кухнях дело не ограничивалось. Граждане начали активно выражать свое мнение в единственно доступной тогда форме - писать письма в газеты и толстые журналы, поскольку митинговать тогда еще не очень разрешали. Мало наверное кто сейчас помнит, что первая официально разрешенная «неофициальная» демонстрация и митинг возле мэрии на Тверской была проведена обществом «Память» (самого первого, настоящего, названного в честь одноименного исторического эссе В. Чивилихина), одним из лозунгов которого был, между прочим, поддержка Б.Ельцина, занимавшего тогда должность Первого секретаря Московского горкома КПСС – главного городского начальника.
Митинги тогда собирали народу до полумиллиона. Интерес к печатному слову и политике обострился как никогда, наверное можно сравнить лишь с 1917 годом. К 1991 году большинство людей занимавших более или менее активную жизненную позицию успели определиться, на чьей они стороне. На стороне «демократов» выступили, в том числе, люди, которые хотели реально, сами зарабатывать деньги и хотели, чтобы государство было устроено так, чтобы они имели возможность этим заниматься легально. Эти люди успели (как им тогда казалось) осознать и сформулировать собственные интересы; было, впрочем, на том фланге много и таких, которые полагали, что вот, мол, скинут сейчас коммунистов, и резко станет все заебись и даже работать не надо будет
Патриотически настроенная часть общества, напротив, находилась в полном раздрае, разброде и шатаниях, поскольку нутром чувствуя всю гнусность надвигающихся демократических преобразований и подспудному, на уровне инстинкта неприятию навязаемых им западных ценностей, не имела возможности активно этому противостоять за счет, отчасти, отсутствия какой-либо объединяющего коммунистов и православных, фашистов и монархистов политической силы, а в большей степени, конечно, вследствие традиционного нашего русского распиздяйства.
Налицо было отсутствие осознания собственных интересов, как личных, так и общественных, поскольку любая попытка к осознанию каждого конкретного индивида своей принадлежащим к Русской нации трактовалось противником никак иначе, как «русский фашизм» (термин, весьма популярный в то время). Некому было адекватную по тем временам национальную идею сформулировать, да и слишком мало времени отвел нам тогда противник – за пять лет общество не смогло найти, к сожалению, иной путь, кроме того, который определили нам в 1991 году, похерив результаты референдума 17 марта 1991 года, когда две трети населения высказалось за сохранение СССР. ГКЧП и Беловежские соглашения положили конец спорам о том, в какую сторону развиваться стране. Демократы пришли к власти, патриоты ушли в глухую оппозицию, умудрившись продержаться в таком качестве аж до октября 1993 года.

Выразителями как той, так и другой точки зрения, стали периодические печатные издания – газеты и толстые журналы.
Читатели толстых журналов получили доступ к огромнейшему массиву информации, недоступной ранее. В сознании многих читателей, обладавших не слишком устойчивой психикой (что, как известно, свойственно интеллигенции) читателей, активно включающихся в околополитический, оклоисторический, а также псевдолитературный срач посредством написания писем (в том числе, коллективных) в адрес этих журналов, все явственнее проступала настоящая шиза.
Доходило до смешного. Лично наблюдал, как люди, сидящие в метро напротив друг друга, читающие при этом один - «Наш современник» а другой – «Огонек», глядели друг на друга волком. Случались, естественно, и более конфликтные («контактные») ситуации, имевшие место сначала на Пушкинской площади возле здания редакции газеты «Московские новости» (именно там проводил первые несанкционированные, разгоняемые ОМОНом, митинги «Демократического союза» во главе с новодворской); чуть позже движуха началась и на других «площадках». «Патриоты» также перешли к активным действиям, не только в прессе, но и на улицах. Патриотические группировки были раздроблены и малочисленны, однако, пользуясь во многих случаях поддержкой низовых структур КПСС, профсоюзных, ветеранских и т.п. организаций, им удавалось подчас извлекать из своих довольно жалких уличных акций широкий общественный резонанс. Достаточно сказать, что единственным официально разрешенным (за всю советскую/российскую историю!) митингом, проведенным на Красной Площади, был митинг группы, известной под названием «Сычёвская «Память» (организаций, именовавщих себя «Память» к 1990 году было не меньше пяти, Сычёв возглавлял одну из них).

Сам этот митинг стоит того чтобы о нем рассказать отдельно (чего стоят только сычёвские завывания на ступенях Храма Василия Блаженного о том, как польские жыдо-католики в начале 17-го века отрядили в Россию самозванца-антихриста на средства мирового сионизма). Однако, гораздо больший резонанс получила акция другой московской патриотической группы, возглавляемой слесарем Московского электролампового завода (МЭЛЗ) Константином Смирновым-Осташвили. Стала эта акция известна (по заголовкам в «демократических СМИ)» как «Погром в Центральном Доме Литераторов» или «Чернорубашечники пригрозили писателям новым холокостом». Мне довелось принять участие в этой акции, описание ее последует в виде продолжения вышеизложенного чуть позже.

(с) Адвокат июль 2003 г.