Шизоff : Одиночество (вслед Готычу)

Одиночество – это когда ты родился ни жданно, ни гаданно, и на месяц раньше.
Год пролежал в стеклянной колбе без маминых рук.
Два последующих – в долбанных яслях. На спине, и с невысказанным в сморщенной от ужаса мелкой душе.
Ещё три – кочевал по больницам.
К семи начал понимать, что всем вокруг некогда. Играешь с теми, кто старше и вечно лишний. Играешь с теми, кто младше и тихо тупеешь от вновь невысказанного.
В семь идёшь в школу. Вокруг одни враги. Ты читаешь Гоголя – тебя пичкают Гайдаром. Ты пишешь красками уже три года – тебя учат рисовать ёлочку восковым мелком. Так продолжается до половозрелого состояния. Мелки по ходу меняются, суть остаётся неизменной. Самой красивой девочке ты пишешь стихи, а она любит комсорга с кривыми ногами и волосатой грудью. Нонсенс!
Слава богу два года после школы ты много экспериментируешь со спиртным, потаскухами и все встречи моментальны. Не успеваешь понять, что ты один, потому что всегда вокруг несколько.
В армии ты чувствуешь, что кроме тебя – только Родина. Но до неё с каждым днём всё дольше. Тоска и пиздец.
После армии все кто были - потерялись, все кто ждали – не дождались. Армейское братство – лажа. Родина старательно нагибается задом к тебе. Видишь довольно немного, и оно пугающе безразлично.
Двадцать лет пьёшь, торчишь и просыпаешься в горестном недоумении – зачем ты здесь?
Смотришь с балкона и завидуешь далёким теням, тем, что по двое. Дышишь верхушкой лёгкого, а треть печени грустно ноет в унисон опустившимся почкам. Хоронишь ту, что в два раза моложе и думаешь – на хрена ты так долго живёшь?
Пьёшь, глядя на телефон, за который платишь совершенно зря.
Берёшь трубку, набираешь номер такого же дурня и говоришь: «Как дела?»
А в ответ слышишь себя.
Смотришь в зеркало и отворачиваешься, потому что один из вас – точно лишний.
Беда.