Хазар Хазаров : Мир

В принципе, ничего такого особенного не произошло, да и вообще в принципе, не могло произойти, но я решил, вернее, мне показалось, что все, черт побери, налаживается. И дело-то не в том, что я нашел работу или в какой другой хреновине, а просто все становится как бы в порядке.
Автомобили продолжают нестись по этим автострадам, и сотни людей умирают от наркотиков, и люди пьют, умирают, женятся, лечатся и жалуются на жизнь, и провожают в последний путь, а кто-то шляется по ночным улицам в поисках пропитания или еще чего-нибудь похлесче. В общем, впереди только неопределенность. И потому, что все это происходит, по прежнему происходит, мне кажется, что все в порядке, и что все налаживается.

Вот еще одна история: Одна девочка жила в старом деревянном доме. А за этим домом был двор. Во дворе росли кусты, дерево, светило солнце, и, вдобавок, в этом дворе жил пес. Не знаю, в чем тут было дело, но девочка любила приходить в этот двор и сидеть с псом. Может быть, в этом было что-то особенное или не особенное, а что-то сильное и настоящее. Вот и все.

Я мог бы рассказать вам про одну девушку или женщину. Мало что можно про нее рассказать, кроме того, что один раз я рыдал у нее на груди, словно был ее ребенком. Еще можно сказать, что, может быть, она была чудом, каких немного на нашей планете, и еще, что мы были странной парочкой. Но, в принципе, все это не важно.

Над городом то ли дождь, то ли сумерки. Это время, когда кто-то догоняет кого-то на такси или бегом и, может быть, у него в кармане револьвер, а может быть скомканные листки или бутылка шампанского. Или, может быть, он догоняет ее в подъезде, и все становится ясным.
Или горят неоновые огни. И ничего не вернуть и не догнать. Или наступает что-то новое пугающее и красивое. Но не успеешь об этом задуматься, как тут же подкатывает комок к горлу и становится невыносимо горячо в груди, и падаешь на парапет, а рядом никого. Или все хорошо, только что-то мешает жить. Но, приходя сюда, чувствуешь себя воздушным шариком, крепко привязанным за синюю нитку, и не улетаешь.

Полдень. Солнце разогревает крыши домов. В Индии становится жарко, и мошкара летает в воздухе, и процессии нескончаемой вереницей движутся к океану. Все проходит.

Ничего веселого в этом нет. Просто однажды девочка шла по улице, и солнце сверкало, и зеленела листва на каштанах. Но дело в том, что она выросла, и все, что происходило дальше, укрылось от моих глаз.

На пляже нашли труп мужчины, и это свело с ума женщину. Она сидела одна, за кухонным столом, а перед ней стояла зеленая бутылка. Ей показалось, что луна светит непривычно ласково, а земля уходит из-под ног, и будто она сама неудержимо запрокидывается назад, плывя вниз и раскачиваясь, будто на качелях, а в глазах непреодолимая печаль и равнодушие.

Я знаю одного призрака. Он всегда на месте. В своей подворотне. Может быть, ждет кого-то. Или он затаился. А мимо идет человек в сером пальто, и его следы остаются на снегу. А у призрака нет такого шанса – оставить после себя что-нибудь. Корче, это запутанная история.
Голова пустая. От того, что я видел БАНУ.
Это призрачный пейзаж. Туманное воспоминание. БАНА склонилась тогда и смотрела на мокрый деревянный пол. Она не понимала как вести себя, поэтому так и замерла.
И вот они летают над тем озером. Они хотели бы посмотреть в окно. Но не решиться. Что-то мешает. Удерживает. Манит. Заколдованы тоской. Постоянно возвращаются к началу. И не могут понять, как все это произошло.
А еще призрак гнался за моим другом. Ему казалось, что он убежал от жизни. Но все еще впереди. Самое страшное – за поворотом.

Я проснулся, но день не был похож на день. День замер. Не двигались даже кусты за окном, и, тем более, прохожие замерли, уже никуда не спешили и не смотрели. Прекрасный день. Когда ничего не происходит, и много еще чего остается. Только сидеть в своем укрытии и испытывать какое-то чувство.
Скажи-ка мне друг, что еще от нас осталось? Много ли еще? В твоем сердце тоска, и я не думаю, что это временно. Что нам остается? ЧТО?
Сначала мне казалось, что где-то далеко грохочет гром. Но я прислушался, это ночные землекопы переворачивали землю. Или нет, шла музыка, а мои руки пахли, и это единственное в чем я был уверен, о чем знал, что это БЫЛО. Что делать дальше? Кого мне спросить? Во всем этом хочется увидеть истину. А истина в том, что мы встретимся. Опять. Только и всего. А что это будет за встреча, я не знаю. Я выйду на улицу и найду мир. А мир не будет меня замечать. И я пройдусь. А когда я встречу первых людей, что будет? Как мне с ними разговаривать? Ты знаешь?
Мне срочно нужно идти. Пожалуйста, не задавай мне вопросов, я сам не знаю что найду. Может быть ничего, но это будет хоть что-то. Астрономы, например, что-то находят же. Но я не хочу тебя обманывать. Я иду за конкретной вещью, но я не знаю что получится в итоге. Найдешь ли ты меня снова. Буду ли я жив. Постарайся как-то это осознать и принять. В любом случае, я ухожу навсегда. Ты последний раз видишь меня таким. Уже ночь.

Космические корабли покидают порт. Пилоты надевают гермошлемы, и в сердцах только прощальные слова, да воспоминания. Этот сон будет преследовать их вечно. Они не забудут никогда. О, Мама, если бы все было так просто, как ты говорила мне в детстве. Пилоты не возвращаются. Они обречены лежать на дне чужих океанов. Но память о них жива.

В Зоне не дано побывать каждому. Она расставляет ловушки на каждом шагу путника.
Трое в баре пьют пиво. Картина статична.

Жестокая, жестокая зима, в сопровождении языческих обрядов и бессмысленных выходок. Но иногда, кажется, или, вернее, так и есть на самом деле – все прекрасно. Чудесно. Снежные ветки и снег, накрывающий планету, и музыка. И ТАЙНА. ТАЙНА. ТАЙНА.
Углубляясь в лес, находишь спящего в снегу людоеда. Значит, зима наелась.
На крыше самого высокого дома в городе – два фантазера. Вспоминается та вечеринка. Когда ОН предложил попробовать. И я попробовал. С тех пор я сплю. В полумраке – танцуют. Научи меня танцевать. Но я так и не научился. Я такой скованный и неповоротливый. И все-таки это случилось. Хотя было хорошо и ему, и мне.
В подвалах они изобретают новые звуки, приходят домой уставшие, не похожие на самих себя.
Оглядываясь назад, он понимает, что это не повторится никогда.
Скажи, что я просто устал и воспринимаю все в черном цвете. Обнадежь меня как-нибудь.
Слушай музыку…
И прощай… И прощай И прощай И прощай И прощай