Короткофф : Заибатые стишки - 4 (особо духовные)

* * *

Надрывается память, пытаясь впитать
пять тысяч слов, недосказанных,
размазанных по фразам.
Стразами усыпано небо и мы сошли с него.
Нам лень возвращаться.
Улыбаются старцы, струны впиваются в пальцы,
кружатся в кварцевом танце лучи скитальцы,
пробиваясь сквозь тучи.
И кто-то всемогущий
плачет, глядя на этот город.
Неподвижный холод
сковал улицы и крыши. Мы дышим
одной и той же музыкой. Мы слышим
одни и те же возгласы.
Волосы пропахли дымом.
Необъяснимо и немного страшно.
Забыто, все что было важным.
Прости-прощай, дыхание!
Я ухожу, сам не зная куда.

* * *

Предательство стало нормой, обязанностью.
Все на алтарь – от родства, до привязанности.
Вдоль по рядам фотографий овальных –
мало живых в этом царстве фатальных

ошибок, забрызганных потом и кровью,
дорог, полных грязи, которую смоют
только ценою последнего слова.
Не доживем, но останемся снова.

* * *

Прямоугольность комнаты. Разгул неподвижного ветра.
Обреченность, застывшая в жидкости лета.
Я зависаю четко по центру, в порывах к движенью
и в невозможности лгать. В опальном томленье
вижу разрывы собственных стен.
Паутиной из тлеющих вен
собираю усталых мух. Проклинаю
забывчивость судеб, идущих к неровному краю.
Шаги равномерны только когда ты стоишь на месте.
Дыхание может быть ровным только когда ты мертв.
Грязное облако, что стынет в небесном тесте
мне помогает порою избавиться от оков.
Зеркало чувствует фальшь и фальшивит само.
Разлагаюсь в посредственности. Темно.
Прямоугольность комнаты. Невесомость остывшего времени.
Якорь в кольце. Четкость насущного бремени
больше не давит на бренную плоть.
Больше не в силах себя побороть,
я выхожу на запах вечернего города.

* * *

На поляне лежит какой-то дядя.
Высокопоставленные бляди
рвут ромашки.
Монашки играют в шахматы и в шашки
на раздевание.
Вторая стадия
кишечной турбулентности к осколкам унитаза
приводит сразу
давлением газа.
Вращение глаза
замедляется.
И все улыбаются, улыбаются!
Зайцы живут в лесу. А кролики в домике.

Каждая целая моль
имеет право на боль,
имеет право на стресс,
на энурез.
И даже си-бемоль это по сути ля-диез.
ЦК КПСС! ЦК КПСС!
Давайте все поделим,
а после всех побреем,
потом это все развалим и руки нагреем.
Все мы болеем!
За кого? Чем?
Жить – хорошо! А зачем?
Давайте все повесимся!
Давайте все повесимся!
Не пройдет и месяца, как Пиночет взбесится.
Но Пиночет умер…
И мы скорбим.
Зайцы живут в лесу. А кролики в домике.

Короткофф (с)