дыр_КОпф : Яма Кристофа, часть 2.

Начало: http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=17110.

Яма росла, она стала шире и глубже. Теперь, поднявшись на носочки и вытянувшись всем телом, Кристоф едва дотягивался кончиками пальцев до ее края. Не могло быть и речи о том, чтобы выбраться из ямы самостоятельно. Кристоф запаниковал. Вверху, по вымытому с утра, незаплеванному еще асфальту по-прежнему сновали пары ног, и он стал выискивать глазами самую отзывчивую из них, чтобы попросить о помощи. Но ноги быстро и сосредоточенно проплывали мимо, они торопились по своим важным утренним делам, и Кристофу стало как-то неудобно их беспокоить. К тому же, он не знал, как к ним обратиться. «Эй, ноги!» звучало слишком фамильярно, «Послушайте, ноги…» тоже не подходило, так как Кристоф не был уверен, что у них есть уши. Перебрав еще несколько вариантов, он оставил эту затею. Кроме того, Кристоф вот о чем подумал: за все время, пока он находится в яме, тысячи ног прошли мимо, и ни одни из них не остановились. Ни одна голова не склонилась над дырой в асфальте посреди улицы и не спросила у Кристофа, что, собственно, он здесь делает. Яма, как и он сам, никого не интересовали, люди наконец-то оставили его в покое. Так зачем же он будет выбираться отсюда? Была еще одна причина для того, чтобы остаться. Очень веская причина. Он ждет здесь Кристину. Она обязательно придет. Так сказал голос.

Кристины было слишком много. Она не могла уместиться ни в сердце Кристофа, ни в его постели. Она не могла уместиться нигде. Однажды Кристоф уговорил ее залезть в большой шкаф в своей спальне, и запер его на ключ. Он надеялся, что внутри этого мебельного исполина Кристине будет просторно и хорошо. Шкаф был очень большой – высотой под самый потолок и в половину комнаты шириной – покойная матушка называла его гардеробной. Но, видимо, Кристине было тесно даже в нем. Минуту спустя она со всей дури лупила своими маленькими кулачками по деревянным стенкам и требовала немедленно выпустить ее «из этого гроба». Кристоф повернул ключ и откатил в сторону тяжелую дубовую панель. «Придурок!» - Кристина залепила ему пощечину и ушла на кухню. Вскоре оттуда потянуло табачным дымом. Только ей было позволено курить, не выходя из квартиры.

Однажды Кристина так и сказала ему: «Меня слишком много для тебя». С тех пор он больше ее не видел. С тех пор он пытался удержать в голове это «больше не видел» красивой зеленовато-желтой гусеницей с темно-синими точками, не давал ей уползти в самый темный угол своего сердца, окуклиться там и превратиться в бабочку бражника мертвая голова, настойчиво бьющуюся в окно грудной клетки, беспощадно твердящую «Больше не увидишь!». Но… Гусеница была непреклонна в своем стремлении стать бабочкой. Кристоф звонил по номеру, который больше не отвечал. Он приходил к дому, в котором она больше не жила. Он бывал в местах, где она больше не появлялась.

В тот день Кристоф выкурил последнюю сигарету из пачки, забытой Кристиной на кухонном столе. Он запулил смятую пачку в мусорное ведро и теперь бездумно слонялся по квартире. Машинально открывал дверцы шкафов и шкафчиков, выдвигал ящики письменного стола, смотрел в них отупело какое-то время и задвигал обратно. Заглянул за штору в ванной комнате, откинул крышку унитаза, засунул голову под диван, как будто надеялся увидеть там саму Кристину или ее призрак. Кристины нигде не было. Зато он нашел завалившуюся за диван видеокассету в потертой пластиковой коробке. Кристоф достал кассету, воткнул ее в плеер и нажал «play». Так он познакомился с Крайстом.

Крайст оказался славным малым. Он был певцом, мессией и философом. Он пел, пытался спасти весь род человеческий, прекрасно понимая, что людям нафиг не надо его спасение, страдал из-за этого, но как истинный стоик продолжал свою миссию. Пел Крайст хорошо – публике нравилось; внешность имел романтическую, и это несомненный плюс; человечество не спас, но многих заставил плакать и смеяться; а его философский трактат о непротивлении злу насилием имел бешеный успех у домохозяек. В общем, Крайст был самой настоящей суперзвездой, суперзвездой страдания и надежды. Кристоф тоже страдал, а надежда, которая, казалось, погасла с последней выкуренной им сигаретой Кристины, после знакомства с Крайстом вспыхнула с новой силой. Когда Крайст заканчивал свое выступление, он снимал терновый венок с головы, переключал плеер на трансляцию черно-белого шума, усаживался в кресло, и они подолгу беседовали.

– И что же, ты должен нести на себе все грехи человечества? – спросил как-то Кристоф у Крайста.
– Ну да.
– И ты чувствуешь боль всех людей, живущих на земле?
– Приходится, куда деваться!
– Но послушай… Взять, например, меня. Из-за одной маленькой дряни я страдаю так, что порою кажется, меня разорвет в клочья. Как же ты можешь выносить такое количество страданий?!
Крайст рассмеялся.
– Все очень просто. Сейчас я тебе покажу.
Он встал посреди комнаты и запел одну из своих арий. Сначала тихо. Голова Крайста начала медленно вращаться вокруг своей оси, словно не было никаких костей и связок, и ее соединял с туловищем хорошо смазанный подшипник. Крайст пел все громче, его голова ускорялась, пока не превратилась в бешеный волчок. На самой громкой, финальной ноте голова отлетела от тела, шмякнулась о стену и кубарем покатилась к ногам Кристофа. Обезглавленный Крайст, совершив эффектный кувырок в воздухе, приземлился рядом с креслом. Он поднял свой слегка помятый жбан и с силой насадил его на позвонок, торчащий из шеи.
– Главное – вовремя отключить голову, – назидательно изрек Крайст и захохотал.