Спич : Кулёмин и его Один Вечер (2)

... Писатель Кулёмин сидел у стола. Карандаш в его артритных пальцах дрожал с такой тактовой частотой, как-будто Кулёмин собирался не писать нетленку, а татуировать несчастный белый лист. Но дрожал карандаш не от страха, а от Нетерпения! Наконец-то, наконец-то пришли к Кулёмину те фразы! Те самые, необыкновенные, единственные, оригинальные, которыми только и надо было начинать роман про своё, кулёминское , детство...
Наконец, Кулёмин справился с потомком осинового сучка и , прижав его к потомку хлопчатобумажного купального халата, долго и верно служившего актёру Несмелкину, служившего в театре Крамы и Драмедии и спившегося в один год с остальными, и вывел заветное:
"...-- Кулёмин!
Нет ответа...
-- Кулёмин!
...Нет ответа...
-- Куда запропастился этот..."
В дверь позвонили! Потом постучали! Потом подёргали за ручку и, судя по звуку, оторвали её на фиг. Дабы не лишиться обивки, которая стоила Парижа, Кулёмин, со вздохом и кряхтеньем, пошёл открывать, бережно неся в огромной от ума голове продолжение фразы :" ...несносный мальчишка!"...Эта фраза как нельзя лучше отражала как отношения Кулёмина к реалиям этой жизни, так и отношение реалий к Кулёмину....
На пороге стояла Фёкла, соседка и публицист. Она свирепо, до икоты и энуреза завидовала Гению и Плодотворности Кулёмина, но тщательно скрывала эти чувства в портмоне, чтобы вредить Кулёмину и воровать его мысли.
-- Здравствуйте, Феклуша! Чем могу?
Кулёмин всегда грубил соседке, чтоб не мешала.
-- Ты, блин, того, не очень своей хернёй занят? Я, того, поделиться.... ну -- попиликать про своё, девичье, наболевшее и натёршее...Только, прости, показывать не буду, нараздевалась уже сегодня, рукопись сдавала, все ногти об замочек на лифчике обломала... Слушать будешь, сволочь, или нет?
Фёкла всегда старалась быть вежливой с Кулёминым, её образ невинной, где-то даже целомудренной, девушки не должен был померкнуть в глазах и руках Кулёмина, иначе --как воровать?
-- Садитесь, Фёкла, и я весь внимание в Вашем распоряжении...
Кулёмин был груб и язвителен, он надеялся, что Фёкла проймётся и уберётся -- фиг-то!
-- А где твой оруженосец многолапый и рыжий? Что-то тихо а то!
-- Гоша? Гоша пошёл на флиртушки под соседский плинтус... Дело молодое, полнолуние опять же, да и год невисокосный.... Пусть побалует, озорник, а то у соседей что-то поголовье гошек убавилось, непорядок, некому объедки утилизировать, вся кухня засрана, да и спальня говном заросла.....
Светский разговор плавно перетекал в светскую беседу, а этого-то Фёкла и добивалась! Своим завистливым умом она понимала, а своим завистливым чутьём она чуяла -- таит Кулёмин что-то в голове, бережёт в интеллекте! "Испорчу пидору масть и рамсы попутаю" -- злорадно решила Фёкла и плотно села на табуретку.
-- Что пишешь?
-- Роман.
-- Я тоже, -- соврала Фёкла. Писать она не умела. Только телевизор смотрела, да и то без очков.
-- Не сомневаюсь, что Ваш, Фёкла, роман будет светочем и маяком, потому что столь утончённые натуры, вот как вы, могут только красивое писать, столь же изящное, как, скажем феи или колибри....
Вот это Фёклу проняло! Качнув мыском туфельки сорок третьего размера, она грозно спросила :
-- Издеваешься, кастрат импотентный?
-- Что Вы, Феклуша, что Вы! Это чистая...
-- Ты лжёшь, как Троцкий! - возопила распалённая правдой Фёкла и ударила Кулёмина в ухо...
Даже залп "Авроры" не привнёс в мировую историю большего ущерба, чем жест Фёклы привнёс в мировую литературу, а точнее -- вынес из неё на хер и насовсем... Фраза, только что плотно и по-домашнему сидевшая в уме Кулёмина, выскочила из левого уха и закатилась незнамо куда. Всё пропало!
Кулёмин пал на колени и судорожно пополз, пополз, пополз... Он искал фразу, как крестоносцы искали Грааль, больной без денег -- пиво, а здоровый -- секс с пониманием партнёршей его внутреннего мира. То-есть -- напрасно и бесполезно...
Фёкла усмехнулась, как Мюллер в режиссуре Лиозновой, и встала с табуретки:
-- Поищи, поищи, может и обрящешь... -- цинично и безграмотно обронила она свою коронную фразу и выплыла в прихожую.
На полу комнаты в позе полулотоса безудержно и безнадёжно рыдал Кулёмин -- не нашёл...
Но - чу! Страшный рык раздался из прихожей, потом треск, потом вопль, потом звук, который каждый видеоман узнал бы из тысячи -- "Коммандо" Арнольд добрался до особняка, в котором томилась его уворованная гадами дочь, тоже коммандочка.
Встрепенутый Кулёмин стремительно, прямо из стойки киба-дачи, через кокуцу, поигрывая остроотточенными ножами фирмы "Оппинель", выпрыгнул в прихожую и застыл в ненаигранном изумлении и в позе охуения.
Прихожей больше не было. Была передняя, но без задней стенки. Вдаль, к лифту, тянулся кровавый след , и ползла Фёкла. Она ползла, как недобитый зомби из нетленной "Resident Evil", потому что ног у Фёклы уже не было... за культяпками волочились куски плоти и обрывки сухожилий. А сами отгрызенные ноги Фёклы стояли под вешалкой, рядом с зонтиком, стояли ровно, а мыски стоптанных туфель были раздвинуты ровно на ширину приклада...
А посмотрев на рыжего победителя-отомстителя, торжествовавшего победу над публицисткой -- Кулёмин всё понял! Это Гоша, по-ударному решив вопрос с поголовьем, вернулся с флиртушек раньше ранее намеченного и отомстил за друга!
... Фразу так и не нашли. Вечер был испорчен.
Потом они сидели долго, пили пиво и слушали "АББУ", а Гоша ещё и подпевал...