Мама Стифлера : Соседка
23:12 14-09-2007
Светлые волосы раскиданы по подушке…
Карие глаза смотрят сквозь него, бровки хмурятся…
Губы приоткрыты, и пахнут яблоком…
И прижать её к себе хочется, и не отпускать никуда…
И кожа у неё смуглая, горячая и бархатная…
И острые плечики вздрагивают…
И темно.
И только голос в невидимых колонках поёт про семь секунд:
You're just seven seconds away…
That's much, too much. I can't touch your heart
You're just seven seconds away
But, babe, it hurts when we're worlds apart
You're just seven seconds away…
И он торопится успеть, уложиться в отведённое ему время, и рвётся всем телом ей навстречу, и знает, что у него осталось только несколько минут…
Несколько минут.
И она уйдёт.
Встанет, виновато улыбнётся, соберёт в пучок растрёпанные светлые волосы, закурит, выпустит в потолок струйку дыма, и спросит:
- Проводишь?
И знает, что нельзя ей отказать.
Невозможно.
И времени совсем нет.
Можно только подойти к ней сзади, уткнуться носом в шею её, вдохнуть её запах – и молча отпустить…
А потом ждать. Ждать-ждать-ждать.
Ждать звонка.
Или встречи.
Или сообщения на экране монитора: «Ты меня ждёшь?»
Ты меня ждёшь?
Зачем она спрашивает? Кокетничает?
Жду. Всегда жду. Каждый день, каждую минуту… Жду.
Глаза её снятся. Волосы. Запах на подушке заставляет перебирать в памяти секунды и мгновения…
Она вернётся. Она обещала. Она вернётся…
Моя девочка… Моя – и не моя…
Вечер пятницы. Лето. Темнеет поздно. Иду бесцельно, и просто живу.
Я ощущаю, что я – живу.
Я чувствую запах лета, листьев, бензина-керосина, и слышу музыку, доносящуюся из летнего кафе.
Сигарета в руке стала совсем короткой.
Я затянулся в последний раз, и пошёл на звуки музыки.
В кафе было шумно, людно, и молодая чернявая официантка, держа в руках грошовый блокнотик, осведомилась:
- Вы уже выбрали?
Настроение было хорошее. Девочка-официантка – приятная, не вызывающая раздражения.
- Пиво. Ноль пять. Пока всё.
И улыбнулся ей в ответ.
Девочка ушла, а я смотрел ей вслед. Что-то в ней было… Определённо, было.
Может, глаза? Живые, любопытные… Как у дворняги…
Или трогательная белизна кожи в вырезе белой рубашки?
Или тонкие пальцы, сжимающие переполненную пепельницу?
Не знаю.
Но сегодняшний вечер сулил приятные сюрпризы, я это чувствовал кожей.
Дикая. Маленькая дикая девочка.
Суетливая, живая, настоящая…
Не бойся меня, девочка… Я никогда не сделаю тебе больно…
Пока не сделаю.
Я слушаю твой голос.
Не слова, нет. Мне неинтересно то, ЧТО ты говоришь.
Мне нравится то, КАК ты это говоришь.
Тонкий голосок, так вяжущийся с её внешностью, с сильным западно-украинским акцентом, звенит колокольчиком в голове.
Говори, говори, девочка… Мне это нравится.
Смейся, улыбайся, хмурься – тебе это идёт.
Живой человечек, живые, настоящие эмоции. Губы пухлые взгляд приковывают.
Настоящая…
Месяц уже прошёл. А интерес не угас.
Нет, и больше он не стал, что тоже интересно.
Мне нравится встречать её после работы, нравится ловить взглядом огоньки в её глазках-черносливках, нравится касаться губами её волос, и проводить языком по тонкой белой шейке…
Она вздрагивает, а я – я улыбаюсь.
Моя.
Она – моя.
Так быстро, и так предсказуемо…
Никогда не задумывался над тем, что у неё есть какая-то жизнь.
Что она где-то гуляет, с кем-то общается, и не чувствует себя одинокой без меня.
Пускай.
Это неважно.
И роли никакой не играет.
«…You're just seven seconds away…
That's much, too much. I can't touch your heart
You're just seven seconds away
But, babe, it hurts when we're worlds apart
You're just seven seconds away…»
Сигаретный дым струйкой уходит в открытую форточку, спускаясь капроновым чулком по веткам старого тополя…
Позвонить? Нет?
А почему бы и нет?
- Ты где, моя радость? – дым, свиваясь в причудливые, размытые узоры, стелется по потолку…
- Я? Я у подружки сижу. – голосок звонкий, запыхавшийся, и радостный.
- Ммм… У подружки? Я её знаю?
Подружка… Да, наверное, это так и надо: у неё должны быть какие-то подружки.
- Наверное, видел… Светленькая такая, в твоём доме живёт, кстати…
Светленькая. Замечательно. В моём доме живут десятка три светленьких девушек.
Наверняка я её видел.
- А если я к вам зайду сейчас – подружка не обидеться?
Самому интересно – что за подруга такая? И чем она интереснее меня?
Наверняка, откажет…
Улыбаюсь заранее.
- Подожди минутку… - шёпот в трубке, шорохи, смех звонкий. – Заходи, она не против. Спустись на четвёртый этаж.
Даже так?
Искрами рассыпается в пепельнице придушенная сигарета…
Спускаюсь вниз.
Карие глаза, светлые волосы, волнами рассыпанные по плечам, хрупкая фигурка.
- Привет, ты к Оле?
Смотрю на неё. Потом улыбаюсь:
- А можно?
- Проходи… - улыбается солнечно, открыто, искренне.
Закуриваю, спросив разрешения.
Две девушки. Такие непохожие. Разные.
Одна – моя. Живая, настоящая, привычная, изученная до мелочей.
Вторая – старше, выше, тоньше, деликатнее…
И…
И я смотрю на неё, и вижу только тонкие руки, сжимающие сигарету, и поправляющие непослушную прядь волос.
Зацепило.
Сильно зацепило.
Но – не моё.
Не допрыгнуть до неё, не достучаться, не вызвать огонька в её глазах…
А если рискнуть, а? А?
- Ты? – удивление в глазах, и улыбка неуверенная…
- Я. – в глаза ей смотрю нагло.
- Зачем пришёл? – бровки хмурит забавно, по-детски.
- К тебе. Пустишь?
Напролом иду.
Не глядя.
…Светлые волосы, раскиданные по моей подушке.
Хрупкое, вздрагивающее тело…
Длинные ресницы, отбрасывающие тень на раскрасневшиеся щёчки…
С каждым движением я становлюсь к ней ближе – и дальше…
Я касаюсь губами её влажного лба.
Глаза широко распахиваются, и тонкие руки обвивают моё тело.
- Тебе не больно, нет? – шепчу в маленькое ушко.
Маленькая. Тоненькая. Хрупкая такая…
- Нет… - выдыхает протяжно.
Перебираю пальцами её волосы, вдыхаю еле уловимый запах её тела.
Она сидит, подтянув к подбородку колени, и плечики дрожат.
Прижимаюсь грудью к её спине, и чувствую, как бьётся её сердце.
- Не уходи…
Я не прошу, я не требую.
Я вымаливаю.
И в который раз слышу:
- Не могу. Прости. Ты знаешь…
А потом, не глядя на меня, она одевается, зябко обхватывает себя руками, и говорит в сторону:
- Проводишь?
И я провожаю её до лифта.
И возвращаюсь домой. Один. Всегда один.
Странная, неразгаданная и непонятная девочка.
Женщина.
Она старше, она – намного меня старше.
Я в волосы её лицом зарываюсь, и понимаю, что дышу Женщиной.
Настоящей Женщиной.
Женщиной в теле ребёнка.
И понимаю, что обратной дороги нет.
Что я утонул в ней задолго до того, как понял – кто она. Какая она…
Она проникла в меня, в каждую мысль мою, в каждое движение.
Она отдала мне своё тело. Полностью. Целиком.
И больше не дала ничего…
Она приходит, чтобы получить своё.
Берёт, и уходит, оставляя мне свой запах, и смятые простыни…
А я – я не могу её догнать, удержать, запереть…
Она всё равно уйдёт.
Потому что Она не может принадлежать никому.
Женщина-кошка.
Сытая, гладкая, грациозная…
Нежная, ласковая, тёплая…
И – далёкая.
Ей не нужен я. Ей не нужны слова мои, не нужны мысли и чувства.
Ей не нужен никто.
А вот она мне – нужна.
Я жить хочу ей. Дышать ей. Для неё. Ради неё. Всё для неё. А ей – не нужно…
Я закрываю за ней дверь, а через две минуты на экране монитора возникают слова:
«Спасибо тебе за всё. Ты славный мальчик»
Славный мальчик.
И не более того.
Я буду ждать тебя, слышишь? Буду ждать. Дни, месяцы, годы…
Буду ждать тебя.
Одну тебя.
Только тебя.
Потому что люблю.
Люблю…
…Она закрыла входную дверь, и, не зажигая света, села в кресло и закрыла лицо руками.
«Я старая идиотка. Зачем я к нему хожу? Он просит? Пусть просит. Это его трудности. Ты мне ответь – зачем ТЫ туда ходишь? Молчишь? А я тебе скажу. Он – не такой. Он – другой. Он тебя любит только за то, что ты есть. Что ты ходишь с ним по одной земле, и дышишь одним воздухом. И вот скажи ему – «Убей ради меня!» - убьёт. И глаза эти врать не умеют. Ещё не умеют. Не научились ещё. И тебе страшно, да? Да. Страшно. Он младше тебя на десять лет, у него жизнь только начинается… Куда ты со своими мощами лезешь, дура? Отпусти его, не мучай… Верни его на место.
Не могу. Не могу. Не могу я!
Я видеть его хочу. Дышать им. Прятаться у него на груди, и трогать губами его ресницы…
Голос хочу его слышать. Пальцы его целовать. Родные такие… Тёплые… Любимые пальчики…
Засыпать и посыпаться рядом с ним.
Гладить его рубашки по вечерам.
Смотреть телевизор, сидя на его коленях…
И – не могу.
Что? Что ты от меня хочешь, а? Что ты жрёшь меня изнутри?!
Не могу!
Не отпущу! Не отдам! Никогда!
И назови меня трижды сукой – я рассмеюсь тебе в лицо!
Я люблю его.
И это оправдываёт всё.
И несущественным сразу делает, неважным…
Люблю…»
Мерно загудел системный блок, и замерцал экран монитора.
И её руки привычно легли на клавиатуру, и так же привычно набрали текст:
«Спасибо тебе за всё. Ты славный мальчик…»