Nomina_Obscura : Про писателей фэнтэзи

Он жил в небольшой квартире со спаленкой и крошечной кухней. Спаленка его была вся завешана старыми плакатами из игровых журналов с полуголыми женщинами, покрытыми страшным слоем пыли и пребывавшими в вечном полумраке из-за грязнейшего тюля, пропускавшего в комнатку лишь скудные крохи дневного света. Поодаль от окна располагался рассохшийся деревянный стол с поцарапанной полировкой и заляпанным компьютерным монитором. На столе также ютилась посеревшая от грязи клавиатура с полустертыми буквами и целые ворохи истрепанных фентези-книжек, покрытых пятнами самого отвратительного происхождения. Перед столом возвышалась скрипящая старыми пружинами кровать с изрядно продранным бельем и дешевым синтепоновым одеяльцем пенсионного возраста. Кроме того, порывшись, можно было обнаружить в комнате еще пару жалких компьютерных колоночек, расцарапанный системный блок, электронные часы, выпущенные чуть ли не при Брежневе и копеечные футболки-рубашки, из-за многолетней грязи превратившиеся в монолитные памятники человеческой нечистоплотности. Кухонька была не лучше - облезлый холодильник "Мир" с робкой цветастой аниме-наклейкой, крошечный примус, железная раковина в сколах и подтеках, два погнутых крана, постоянно роняющие ржавые слезы о своей загубленной судьбе, да колченогий столик, весь изрезанный неаккуратным хозяйским ножом. Так он и жил - писатель фэнтези-романов.
Его юность давно прошла. Прошла, вместе с улыбками одноклассниц, достававшихся другим, вместе с похвалами учителей, обходивших его, вместе с симпатией школьных товарищей, избегавших его. Отринутый и покинутый всеми, включая даже своих родителей, он находил утешение в фэнтези-романах. Прекрасные миры длинноухих эльфиек и кровожадных орков примиряли его с жестокой реальностью мерзлых соевых котлет, холодно-безразличных улыбок вечно занятых родителей и режущей хлоркой еженедельного физкультурного бассейна. Любое, даже самое отвратительное происшествие более его не раздражало, не мотивировало и не вызывало рефлексий - он лишь спокойно тянулся к очередной фэнтэзи-книжке, мягко уходя прочь из раздражающей реальности. В один из сумрачных зимних дней, меланхолично давя прыщи девственника перед зеркалом, он вдруг ощутил нечто вроде инсайта. С очередным гнойным фонтанчиком прочитанные им бесчисленные фэнтэзи-сюжеты сложились в единую картину, дав ему полное и окончательное понимание основ и законов жанра. Он был готов писать.
И он написал. Первый роман его назывался "Рожденный ночью", рассказывая о странствиях молодого ночного эльфа, случайно угодившего в самый центр земель гномов. Книга изобиловала сцена жестоких сражений, стремительных погонь и отчаянных монологов об одиночестве героя, но была абсолютно лишена сцен сэкса или любви - девственный писатель просто не понимал, как правильно описывать нежные человеческие чувства. По этой же досаднейшей причине потный издатель в клетчатой советской рубахе отказал "Рожденному ночью" в публикации.
- Видишь ли, дружище - ухмылялся паблишер, закуривая копеечную вонючую сигару - ты отлично пишешь, у тебя полно приключений и погонь, но совсем, совсем нет ебли. Пипл без ебли не схавает. Поработай, дружище, над еблей, поработай - и паблишер ухмыльнулся писателю самой сальнейшей из всех своих ухмылок. "А вдруг он знает, что я девственник?" - промелькнуло в мигом вспотевшей его голове, но тут он вспомнил любовные сцены любимых книг и вдруг обрел неожиданное даже спокойствие.
- Поработаю над еблей, поработаю! - он ответил паблишеру кривоватой ухмылкой заговорщика и вышел из кабинета скорым шагом. Последующие несколько суток он провел на порносайтах, яростно разглядывая развратные картинки и тоннами поглощая порнорассказы самого гнуснейшего свойства. Он стал экспертом-теоретиком в зоофилии, педофилии, BDSM, гомо и транссексуалах, изнасилованиях и фетишах. Точку в его образовании поставила случайно прочитанная фраза "представь, это как воткнуть член в теплый фарш". Заливаясь смехом сумасшедшего ученого, он бросился в ближайший продовольственный магазин и в состоянии полуэкстатического восторга купил там полтора кило говяжьего фарша. Вернувшись домой, писатель бережно отогрел мясо, аккуратно вылепил в нем ямку, после чего засунул член в соблазнительное углубление. Ничего не произошло. Вспомнив порнографию, фентезист принялся совершать возвратно-поступательные движения, все ускоряясь и ускоряясь. В какой-то момент с его дрожащих в сладком забытьи уст сорвалось едва слышное "Лориель!", после чего он извергнул мужскую эссенцию в фарш. По роковому стечению обстоятельств в этот самый момент домой вернулась матушка бывшего девственника, весьма неудобно застав его в кухне с фаллосом в говяжьей пассии. В ходе последовавшего скандала писатель переехал в убогую квартирку, где мы и застали его в начале нашего повествования.
Впрочем, переезд пошел на пользу нашему герою. Ничто и никто более не отвлекало его от творчества и фаршевого онанизма, позволяя десятками строчить фентези-книжки с бушующими сценами самых разнузданных половых актов. Тиражи его росли параллельно с изощренностью сэксуальных описаний, в последних книгах достигнув уже, кажется, высшей точки развратности. Как-то раз окончив расписывать очередное соитие, включавшее в себя использование Волшебных Минетных Пауков, Магических Змей Куннилингуса, Королеву-Сосучку Эльфийского Леса Сосочков, Гнома с Самодвижущей Секирой В Штанах и еще с десяток персонажей подобного толка, он отправился в магазин за новой порцией фарша. И там увидал ее. Ее! Новую продавщицу Клаву.
"О, что это была за женщина! Щеки ее нежны, словно дыхание матери! Глаза ее голубы, словно вечерний горный туман! Ресницы ее густы, как Лориенский лес! Груди ее массивны, словно головы гномьих младенцев!" - думал наш возбужденный писатель восторженными штампами, пробивая на кассе три кило привычной говядины. В последнее время дела его шли в гору и он мог позволить себе брать фарш без сои. Впрочем, в тот момент он был так восторжен от близости Клавы, что, кажется, готов был отдать всю пачку за один лишь ее ласковый взгляд.
Придя в свою квартирку, писатель решил, что определенно и окончательно влюбился, что это женщина его мечты и что ни в коем случае нельзя ее упускать, что он должен ее завоевать, иначе он не мужчина, а говно. Проходив по комнате с полчаса в страшном нервическом возбуждении, он решился. Он напишет книгу, лучшую книгу из всех, которые когда-либо писал. Напишет, посвятив ей, Клаве. После чего явится в ночную смену в магазин и прочитает свое творение Клаве, как древний рыцарь, читающий сонет возлюбленной леди. А там будь что будет.
И полетели дни, ночи и дни, неотличимые от ночей, страница за страницей, глава за главой. Через месяц работа была окончена. Писатель решил, что ему не хватит обычной его храбрости для такого выдающегося поступка, и изрядно напился. После чего, как и планировал, заявился ночью в пустую торговую залу и начал обольщать Клаву чтением. Но не успел он прочесть и десяти страниц, даже не дойдя до коронного своего: "Я так давно родился, что слышу иногда, как надо мной проходит зеленая вода, а я лежу на дне речном и вижу из воды далекий свет, высокий дом, зеленый луч звезды.", как растаявшая Клавка потащила прозаика в подсобку. Пара быстрых поцелуев, шорох задираемого зеленого корпоративного фартука, лязг расстегиваемой китайской молнии, и, вот ОН. СЭКС. Исступленный, яростный, взрывающийся сэкс, сэкс до безумия, до истощения, до последней капли мужского молока. после которого писатель произнес ровно два слова: "Не понял!"
- Не понял! Я блядь не понял! - он вырвался из подсобки обратно в торговую залу, подпрыгивая и разбрасывая с полок банки и пакеты - я пиздец блядь нахуй совсем пидарасы вы ебаные не понял! ЭТО ЧТО, ВСЕ? ЭТО ВСЕ?! ЭТО ВСЕ, РАДИ ЧЕГО Я СТРАДАЛ ВСЕ ЭТИ ГОДЫ, ЭТО ВСЕ, РАДИ ЧЕГО Я ЕБАЛ ВАШ ЕБАНЫЙ ФАРШ И СТОЧИЛ В КРОВЬ ВСЕ СВОИ РУКИ?! ЭТО ВЕСЬ ВАШ СЭКС?! - писатель совсем впал в истерику разочарования и так принялся громить магазин, что испуганной Клавке пришлось позвать охрану, мигом утихомирившую бузотера.
Весь избитый секьюрити, он вернулся домой и заревел навзрыд от разочарования. Он ревел три дня и три ночи, промочив насквозь всю свою квартирку, ревел до тех пор, пока не иссякли все его слезы, пока он не осип и не охрип, совсем потеряв голос, пока глаза его не сделались ярко-красными от страшной обиды на весь род людской, на все порносайты и порнорассказы, на весь мясной фарш и любовные фентези-описания, на всю сэкс и антисэкс культуру, на все влагалища и члены, на весь белый и черный свет. Вырыдавшись, он встал, криво ухмыльнулся и молча повесился, окруженный промокшими фэнтези-книжками и удивленными тараканами.