Dude : мясные машины

На работу Аркадий ходить не любил. Не то, чтобы в этом было что-то удивительное, но всё же изредка встречались в его жизни люди, не обременённые необходимостью каждый день вставать рано утром и отправлять непонятно кому нужный - то ли долг, то ли культ – офисного прозябания. Выключив прозвеневший будильник и механически выполнив положенный ритуал умывания и поедания наспех приготовленного завтрака, Аркадий поплёлся на работу. Поездка в лифте принесла первые сюрпризы. Ещё вечером кабина была в приличном состоянии (насколько это определение может быть применено к подъёмному механизму московской многоэтажки), сейчас же на полу валялась отодранная от стены пластиковая облицовка цвета «орех» вместе с прикреплённым к нему зеркалом. Вдобавок, видимо для усиления эффекта, богоносцы испражнились на месте совершения сего, вне сомнения, доблестного в их собственных глазах, поступка. Поморщившись от омерзения и забившись в свободный от экскрементов угол лифта, Аркадий угрюмо матернулся – и без того мрачное настроение было окончательно испорчено. «Почвенники – народники» - добавил уже на ходу. Повернув за угол дома, увидел подъезжающий к остановке трамвай. Не доходя до шеренги людей, выстроившихся возле передней двери и дожидающихся своей очереди для того, чтобы вставить билет в очередное изобретение московского градоначальника, призванное вынуть из их карманов побольше денег и сделать поездку на работу ещё более утомительной, Аркадий встал возле закрытой задней двери и спокойно стал дожидаться когда вагоновожатая, поиграв с ним в кошки-мышки, вынуждена будет её открыть, чтобы выпустить выходящих пассажиров. Пропустив какую-то женщину, Аркадий быстро заскочил в трамвай и пристроился возле грузной полной женщины, занявшей полтора сиденья, придвинув к стене сидевшего рядом мальчика. В вагоне было душно от наглухо закрытых окон, не выпускавших наружу дыхание людей, завернувших свои потеющие тела в тяжёлые зимние одежды тёмных расцветок. На стёклах сконденсировалась влага и то и дело стекала ручейками вниз по окну. Аркадий потянулся к форточке и с трудом сдвинул вросшее в раму стекло. В образовавшуюся щель затянуло немного свежего воздуха с улицы, и дышать стало чуть легче. Мгновение спустя мясистая рука стоявшей рядом пассажирки с шумом захлопнула окно, громогласно заявив, что «людей продует, а всякие там умники, которым жарко, могут до метро дойти пешком». Трамвай тем временем набирал ход, гулко переваливаясь и перестукивая колёсами на стыках рельсов. Духота вновь воцарилась в вагоне. Стоящие вокруг люди всё больше напоминали Аркадию мясные машины из недавно прочитанного им романа В.Сорокина «Лёд». Стопроцентная аналогия – подумал он про себя и, протиснувшись в угол, прислонился к стене. Внезапно он осознал, даже, скорее, на подсознательном уровне почувствовал, что сейчас, в сию минуту должен что-то сделать. Что-то, что вырвет его из порочного круга повседневной обыденности и, пусть на мгновение, остановит неумолимое колесо сансары. Наступило время действовать…
…Могучий раскатистый бздёх с треском вышел из его кишечника и, отразившись от спинки дерматинового сиденья, заставил его слегка завибрировать. Густая вонь медленно стала наползать на пассажиров, распространяя своё едкое удушье вначале на тех, кто стоял в непосредственной близости от Аркадия, а затем дотянулась и до находившихся поодаль. Сидевшая на полутора сиденьях толстая пассажирка зашлась в кашле и заголосила, лица других исказили гримасы. Аркадий поймал устремлённые на него негодующие взоры и победоносно втянул носом воздух. «Окошко что ли откройте, только чуть-чуть, чтобы не просквозило!»
…На следующей остановке его, избитого, вытолкнули на улицу, вслед за ним вылетела и укатилась на дорогу его шапка. Двери трамвая закрылись, он тронулся и через минуту скрылся за поворотом, унося в своём душном чреве и толстую тётку и остальных пассажиров в тяжёлых зимних одеждах. Аркадий продолжал сидеть на грязном утоптанном снегу, чему-то улыбаясь…