matv2hoda : Сердце

Я стою около кухонного стола и гляжу на сердце, которое лежит в металлической миске. Рассматриваю многочисленные жилки, раскинувшиеся по его поверхности и похожие на дельту Амазонки. Вспоминаю разговор с продавщицей.
- Свиньи – почти те же люди, - говорю я. – Даже органы пересаживать можно. Поэтому свинина так легко усваивается. А органы, которые кровь перегоняют, печень и сердце, вообще полезны, повышают содержание гемоглобина в крови.
- А сердце у них даже размером с наше, - соглашается продавщица. Она подает мне окровавленный изнутри пакет, в котором лежат три свиных сердца. Я кладу его в другой и подаю Вове. Вова – это мой муж.
- Понимаешь, - говорю я ему по дороге домой, - гемоглобин – это такая штука, ну вроде такси для кислорода. Он разносит кислород по организму. Если в потребляемой пище мало гемоглобина, у организма может начаться кислородное голодание, анемия. Поэтому среди закоренелых вегетарианцев фактически нет здоровых людей.
Я объясняю ему все это не потому, что он против или интересуется по какому собственно принципу я выбираю продукты. Просто у меня такая привычка. Сначала я мысленно объясняю все себе, а потом кому-нибудь, кто оказался рядом вслух. Наверное, я просто туповата.
Впервые мысли о гемоглобине и химических процессах, происходящих в организме, стали регулярно посещать меня, когда я забеременела. Это произошло достаточно поздно. 29 лет и первая беременность. До этого лет пятнадцать я время от времени размышляла о том, что же это собственно такое – беременность. Сначала мысли, которые лезли в голову были исключительно высокопарными. Представлялось что-то вроде зарождающейся вселенной и даже дух захватывало, а сердце подкатывалось куда-то к горлу. Но время шло, а ничего такого внутри не зарождалось, несмотря на наличие мужа и регулярный секс. Чтобы не было путаницы, поясню: речь идет о первом муже. Вообще-то, мы не особо старались произвести на свет божий еще одного человеческого детеныша. Он не хотел, да и я не очень-то рвалась. Как-то ощупывая сидевшую у меня на коленях брюхатую кошку, я ощутила, что мне противно. Омерзительно. Внутри нее шевелились котята, толкали изнутри живот маленькими лапами. Мне стало невыносимо гадко, и я спихнула кошку с колен. Вместо сияющей вселенной в мозгу всплыло слово «физиологичность». Мне представилось, что внутри меня вот также копошится маленькое бледное существо, плавает в пузыре с питательной жижей. А потом оно родится. Вылезет, покрытое кровью и слизью, из моего причинного места, заставив меня перед этим мучиться от невыносимой боли. Беременеть и рожать расхотелось.
А потом выяснилось, что просто мне нужен другой мужчина. И хотя первый муж с этим утверждением был не согласен, я ушла. Нашла Вову, уж не знаю, на счастье или на беду. Впрочем, какое у русской женщины вообще может быть счастье? Только трудное, выстраданное, вымученное. Понимание этого, меня всегда бесило. Причем оно было всегда, еще не оформленное в слова, но было. Я помню его в школе, в детском саду. Наверное, с этим пониманием жизни и доли русской женщины я уже родилась. Подозреваю, что не я одна. Может быть, это часть менталитета, коллективное русское женское сознание, которое облаком витает над нашими головами.
У Вима Ведерса, знаменитого немецкого кинорежиссера, есть фильм «Небо над Берлином». Главный герой фильма - ангел. Он насмотрелся на людей так, что сам захотел стать человеком. В его понимание, счастье – это просто. Прийти домой и снять ботинки, которые весь день жали. Забежать с холода в маленькое кафе и выпить чашку ароматного горячего кофе. Эти простые удовольствия ангелам недоступны. А люди сталкиваются с ними каждый день и потому не ценят. Даже не замечают. А я старалась замечать. Собирать по маленьким кусочкам, - курочка по зернышку клюет. Ведь, если не радуешься, зачем вообще жить.
В конце концов, беременность оказалась радостью. Ни о физиологии, ни о космосе мыслей больше не возникало. Были только спокойствие и любовь. И еще один приятный момент: прибавилось уверенности в себе. До этого была как кисель. По крайней мере, мне так казалось. Что там виделось другим со стороны, не знаю.
Уже в самом конце беременности я ходила в какое-то медицинское заведение, на процедуру, которая называется ЭКГ – электрокардиограмма. Я лежала на кровати, к телу был подсоединен прибор, фиксирующий сердцебиение малыша. Внутри меня билось два сердца.
А сейчас вот стою и гляжу на сердце умершего уже животного. Рассматриваю прослойки жира, потеки крови и думаю о том, что сердце издавна считалось средоточием чувств. А вдруг в нем таится еще что-то кроме всех этих волокон и тканей. Разные дикари-каннибалы, съедая сердце убитого врага, считали, что к ним перейдет его храбрость. А что нам перепадет от сердца свиньи. Ведь были же и у нее какие-то смутные неясные чувства.
Сегодня я промою его и разрежу на куски. Потушу на сковородке с луком. Почувствую вкусный и немного дурманящий запах, который нравился мне с детства. Вспомню, как совсем маленькой вылавливала куриное сердце из дымящегося супа и говорила маме: «Я - сердцеед». Вспомню, о своем бьющемся внутри сердце. Когда я ругаюсь с мужем, и скандал следует за скандалом, ясно чувствую, что оно похоже на отбивную. В этот момент сердце начинает болеть по-настоящему. Я запираюсь в ванной и плачу скупыми слезами досады.
Мое сердце – размером с мой же кулак. Я подношу кулак к сердцу, лежащему в миске. Со стороны может показаться, что я ему угрожаю. На самом деле, просто сравниваю. Сердце больше кулака. Такого размера может быть Вовино сердце. Я достаю сердце из миски, кладу его на разделочную доску и беру в руку нож.