Евгений Харьков : Водочные пограничники (Продолжение Кухонного Феншуя)

Сергеич достал из за фикуса бутылочку армянского коньяка, разлил по стопочкам и, утвердительно крякнув, чокнулся с Егоркой – Ну с, приступим.
Неторопливо поднеся ко рту благостный аристократический напиток, залил 50 грамм маслянистой жидкости в рот. Зажмурившись, еле заметными движениями языка он начал купажировать между гнилыми зубами благородный напиток. Через секунд десять после начала великого таинства, он позволил себе проглотить нерастворенные капли коньяка. Медленно, с достоинством выдохнул через нос и так же медленно втянул в себя ноздрями затхлый запах сентябрьской кухни. Спустя секунд тридцать, Сергеич приоткрыл рот, а затем глаза, возвращая постепенно свой рассудок обратно в подмосковную осеннюю кухню.
- Сколько тебя знаю, вечно ты пытаешься насладиться секундным кайфом, - улыбаясь и торопливо ища в карманах сигареты, произнес Егор.
- Это не кайф, это дань старого пьянчуги великим мастерам коньячной индустрии, - улыбнулся Сергеич, - ты пока водку достань. Ее перемораживать не следует, а я приборы сменю.
С этими словами Сергеич поставил рюмки в мойку и выставил два граненых стакана.
- Вот Егор, каждому напитку свой сосуд нужен. Вот ты купил ее в бутылке, каких в магазине еще пару ящиков осталось, через часа полтора она в тебе окажется. Так же как и во многих других людях. Но вот каким путем, под какие тосты и какими порциями, это уже от нас зависит.
- Сергеич, а почему ты всегда со мной из граненых стаканов пьешь? – Егор, прищуриваясь, отмерил первые сто грамм водки сначала Сергеичу, ну а потом и себе.
- А тут ничего странного нет, Егорушка. У нас с тобой посиделки философские, мы же на женщин с тобой смотрим по разному, музыку тоже разную слушаем, по рабочим вопросам не пресекаемся, поэтому рано или поздно начинаем говорить на вечные темы.
- Это точно, Сергеич. Правда из меня философ никудышный, но почему не из стопок, как коньяк?
- А вот ты лично никогда не замечал, что хирурги, пожарные, могильщики и бедствующие художники стаканами водку пьют?
- Ну вроде видел. А что, есть какая то закономерность?
- Выпьем и закусим, ну а потом и поговорим.
Зажевывая первую порцию, Егор подался вперед, стараясь показать заинтересованность.
- Да потому Егор они из стаканов пьют, что являются пограничниками между бытием и хаосом, ну или, если кому повезет, идеальным порядком. То бишь являются немыми свидетелями перехода людей из состояния жизни со всеми ее броуновскими движениями в вечный покой. Этакими безмолвными наблюдателями перехода человека в загробный мир. Они работают на этой границе и поэтому, сами не подозревая, являются кто пограничником, кто диверсантом, кто провожатым, кто челноком человеческой души умирающего.
- Ну хорошо, пожарные, могильщики, хирурги понятно. А художники? Они то тут при чем?
- Как при чем? Они и так пребывают постоянно на этой границе, причем неясно еще с какой стороны. Глазами и головой с той, ртом, руками и жопой с этой. Вон, Дали про себя написал, что его главная проблема состояла в том, что он видел то, чего не видят другие, и не видел то, что видят другие. А взять Босха, тот и объясняться не стал, просто захуярил пару картин, да таких что без водки смотреть и осмысливать больно становится. А ты говоришь – художники, как это они без трупов да пограничники жизни… А так… у них, если говорить современным языком, двойное гражданство.
- Как же у тебя осмысленно все получается, - Егор разлил еще по сто, как учил Сергеич, - ну хорошо, а вот Бог или ангелы его, они то что, тоже водку стаканами советовали пить?
- Ты в сакральные дела раньше трехсот выпитых лезть не смей, это тебе не про Ктулху рассуждать после пары пасок твоей травы говенной.
- Да я что, Сергеич, не понимаю что ли. Давай-ка выпьем.
- Ну, давай.
Блаженно затянувшись первой за вечер сигаретой, Сергеич, почесав экзему через трико, продолжил свое повествование.
- Ты вот спрашивал про стаканы, а так и не дослушал. Водка, налитая в стакан, превращается в единственную путеводную нить, возвращающую разум живых людей в их бренное тело. Иначе говоря, если бы не водка и не граненые стаканы, их души бы так и остались по ту сторону границы, а не возвратились бы обратно. С водкой как бы все ясно. Это и огненная вода, и лекарство, и расширитель сознания, и терзание плоти по утру. Больше и говорить, и перечислять нет смысла.
Егор утвердительно закивал, разливая еще по стаканам. Ему вдруг вспомнились две поговорки. Руку на разливе не меняют, И коней на переправе тоже.
- Сергеич, прав ты. Водка – это лошадь на переправе между нашим и загробным миром, а я как разливающий, получаюсь сейчас провожатым.
- Ну вот, я же говорю, что про водку и так все ясно. А вот со стаканом сложнее, - Сергеич затушил окурок в пустой банке из-под маслин, – у тебя по геометрии что было?
- Ну, четыре – ответил Егор, пытаясь безуспешно понять цепь умозаключений Сергеича.
- Ну-ну, четыре… Вот смотри на стакан с боку - это что? Правильно перевернутая трапеция, а трапеция это что? – вертикальная проекция усеченной пирамиды, да еще перевернутая! Это что получается? Незавершенный посмертный дом! Теперь дальше. Сверху и снизу две окружности, Бесконечность двух параллельных миров, соединенных между собой чем?
- М.. многогранником – не сумев сосчитать количество граней, произнес Егор
- Что сосчитать не можешь? Вот в этом то вся и хитрость. Чем больше водки выпьешь, тем граней и больше становиться, а многогранник с бесконечным количеством граней и есть Тетраграматтон, так в древности высшее существо называли, то есть Бога.
Егор залпом выпил содержимое своего стакана, стараясь приблизить себя к Богу.
- Слушай Сергеич, это что получается, наш обычный граненый стакан это путеводный жизненный тоннель между мирами, созданными Богом?
- Ну, где-то так, наверное. Я сколько не пью, никак до истины не дойду, вот еще бы грамм триста, кажется, и дошел бы, но после литра срубает, спать хочу. Не посвященный я наверное.
- Во, Сергеич, а кто то из древних дошел. Помнишь фразу «истина в вине»?
- Да помню я, - поморщился Сергеич, - А ты вот вспомни свое детство и аппараты газированные с сиропом по 3 копейки. Это вас, молодежь, к великому таинству сызмальства приучать стали, правда порционно, без водки, но уже с такими артефактами как граненый стакан.
- Точно, Сергеич. Я ведь тогда удивлялся еще, почему мужики портвейн выпьют, а стакан обязательно на место в аппарат поставят. Так ведь и в поездах до сих пор чай в стаканах разносят. Поэтому катастроф на железной дороге меньше, чем при перелетах. Там же в самолетах из пластика пить приходится. А тут стакан оберегает.
- Ты налил бы еще, Егорушка, а то тяжко как-то стало на душе.
Просидев еще минут двадцать в молчании, покурив пару раз, и заев водку закуской, они одновременно вздохнули. Сергеич достал из-за фикуса заныканную пол-литровую бутылку водки, и беседа продолжилась.
- Сергеич, а вот ты слышал, что если имя Бога назад прочитать, то конец света наступить может. Ты как, веришь в это?
- Вечно ты с вопросами торопишься, давай уж по сто пятьдесят наливай, сейчас расскажу, - Сергеич встал и пошел в туалет, оставив Егора наедине с вопросом бытия.
- Ну, за мир во всем мире! – крякнул Сергеич, вернувшись.
- Угу. Давай Сергеич, только закуска закончилась.
- Так значит и надо было, зачем нам с тобой на пути к истине ставить перед собой преграды из нелепых материалистических потребностей наших организмов? Мы как раз сейчас на подходе… вот поэтому мы должны быть с чистой душой и не думать о позывах нашей бренной оболочки. От лукавого твои помыслы, от лукавого.

ПРОДОЛЖЕНИЕ следует