Непохуано Сомбреро : Сказка про великого калифа багдадского, про хуй нестоячий, да про его сыновей

В далёкие-предалёкие годы жил да был калиф Усам Саддамыч Ибн Хаттаб. Жил он в славном городе Багдаде, как водится в калифском дворце, в окружении многочисленных слуг и придворных, исполнявших все его прихоти и подгонявших своему господину всяческие ништяки по первому желанию.

А хули тут не жить-то? Хочет калиф, к примеру, джанкойского драпа - а главный визирь уже тащит ему мешок первосортного штырева.
- Да продлит аллах твои годы, о солнцеподобный! На - кури, дарагой!
Или, к примеру, захотелось калифу отъебать белого слона - гавно вапрос. Главный мулла уже отыскал двух дервишей поведения кроткого, что из Индустана проездом были, и по святости крайней в аккурат везли белого слона в подарок китайскому императору. Дервишам - башки долой, чтобы совестью не мучились, а калифу - слон.
- Еби, дарагой!

И всё было хорошо у калифа, кроме одного. Из-за травмы головы, полученной в ранней юности при помощи адского девайса под названием "мясорубка", не интересовали правителя женщины.

Даже у главного ботаника калифского сада - столетнего сморчка Мухтар-Баба - был свой гарем. А калифу оставалось только ебать белых слонов.
Нет - сначала он, конечно, вообще ниачём не парился. Жил себе спокойно - как живётся, и по хуете не заморачивался.
Однако, со временем стал замечать, что что-то тут не так. Да и придворные стали намёкивать что, мол, нехуёво бы тебе, калиф, жениться. Глядишь - наследники бы появились, движуха бы какая-никакая началась.
Ну - за такие речи он пару башок особо ретивым отрубил, ибо нехуй бля правителя учить, и разговоры на некоторое время поутихли. А потом - снова начались. Только шёпотом, за спиной.

И призадумался калиф. Это что же это такое? Даже грязный горшечник Маруф, живущий на окраине Багдада ебёт свою толстую Мухаббат. А он - калиф всея Ирака - не может получить это, казалось бы, такое простое, удовольствие.
И вызвал тогда калиф к себе своего главного мудреца. Звездочёта и матёрого парапсихолога, почётного паталогоанатома ордена сионских мудрецов, Моше Азраиловича Наеби-Бабая.

- Что за хуйня творится в багдадском королевстве? – Так начал калиф свою речь. – У всех есть жёны, и даже последний нищий может трахнуть базарную шлюху Ишак-Мамэ, а я – великий калиф – лишён этого удовольствия?!
Скажи мне, мудрец, отчего мой зебб не реагирует на женский пол?

Задумался мудрец. Крепко задумался, однако, и думал до тех пор, пока великий калиф не соизволил отвесить ему царственного пинка.
- Что же ты молчишь, презренный?! Отвечай быстро – или сейчас придёт палач, и твоя башка украсит последний на сегодня пустой кол на главной площади.
Вздрогнул мудрец, поднял голову – и в глазах его отобразилась вся грусть братских семитских народов.

- Слушай же, о, повелитель. Равнодушие твоего зебба вызвано травмой головы, полученной в ранней юности тяжелым прибором, завезённым твоим отцом из страны презренных франков под названием “мясорубка”. По той же причине, страдаешь ты недержанием мочи и кала, а также эпилепсией, паранойей, шизофренией и аскаридами.
Есть одно средство, о, луноликий, шайтан твой арба дай бог тебе не кашлять, способное исправить эту беду.
Для этого необходимо тебе пойти в полнолуние в дворцовый сад, и в дальнем углу – в аккурат за беседкой с коноплёй – сорвать три лопуха конь-травы. Эти лопухи ты должен немедленно заточить в одно рыло, прямо с гавном и ссаками, не споласкивая их в воде, а затем отправляться спать. И будет тебе на утро исполнение твоего желания. Только знай, о мой несчастный повелитель, что исполнение твоей самой заветной мечты приведёт тебя рано или поздно к погибели.

Так сказал мудрец. А калиф отсыпал тому кошерных шекелей и динаров, разрешил поцеловать себя в жёпу халата, а потом на всякий случай всё-таки велел отрубить ему голову, чтобы тот не пиздел где не надо о чём не стоит. А сам в следующую же лунную ночь выполнил точь-в-точь совет сионского мудреца.
И настало утро. И повелел калиф позвать танцовщиц для услады глаз, и, как он подозревал, иных членов своего царственного тела, в чём и не ошибся.
И стала с тех пор жизнь у калифа ещё лучше.

Днём он курил драп, казнил вельмож и прочий люд, затачивал ништяки, попивал прохладный щербет в тени саксаула, и вообще жил царственною жизнью на всю катушку, а ночью отправлялся в свой гарем и трахал молодых девок, коих приказал свозить со всего калифата, не взирая на рожу, а взирая токмо на красоты жёппы и третий размер сисек, ибо когда у бабы еблет закрыт паранджой – не похуй ли тебе как она выглядит? Там хоть морда овечья – была-б пизда человечья.
Короче – решил калиф, что жизнь его удалась.

Впрочем, до поры-до-времени так оно и было. Но только народилась со временем у того калифа куча детей. А хуле вы думали? Времена тогда были дикие, и про гандоны никто и слыхом не слыхивал. А если-б даже и знали, то калиф нифига не стал бы в гандоне ебацца. Он же царь, а царю на хуй напяливать всякую гадость в хуй не спёрлось.

Шло время. Калиф продолжал трахать всё новых и новых баб в гареме, а от предыдущих уже выросло у него сорок сыновей, вошедших в пору полового созревания.
Смотрят сынки, что папа живёт зашибись, в хуй не дует, детями не занимается, на всё болт ложил, и ни о чём не парится. И взяла их зависть великая.

- Это что же за ёб наших мать – подумали сыновья. Подумали-подумали, достали с далёкой пыльной полки дворцового подвала адский девайс под названием “мясорубка”, привезённый их дедом из страны нечестивых франков, да этим устройством папашу-то и замочили.
А потом – как папы не стало – принялись гасить им друг друга, чтобы, значит, победил сильнейший и всё такое.
Трон-то на сорок частей не расхуяришь, а делиться по арабским обычаям западло. Хуле - закон пустыни – не можешь жрать - понадкусай.

Долго бились они на крутом берегу… Тьфу, бля – в папских покоях – в смысле – в комнате своего папаши – покойника, пока не остался в живых один, законный правитель.
Мухтар Усамыч ибн Садам. Вздохнул Мухтар, вытер со вспотевшего лба мозги, созвал великий диван, и, отрубив для профилактики пару голов, быстро показал визирям кто теперь в доме хозяин.

И жил он после этого долго и счастливо, и правил злостно, но справедливо, и всё у него было хорошо…
Вот только из-за травмы головы, полученной в ранней юности при помощи адского девайса под названием "мясорубка", не интересовали правителя женщины…